Человек внутри

Она суетливо завозилась в сумке, проверила все карманы, но, ничего не найдя, поникла плечами.

Всхлипнула с грустью и пролепетала виновато:

– Фотография была здесь! Клянусь здоровьем!

– Верю, верю, – проговорил я глухо, но проявил снисхождение к Олесе и улыбнулся мягко. – Не ройтесь больше и не клянитесь. Она, наверное, выпала по дороге сюда, или вы просто-напросто оставили её дома.

– Исключено! У меня отменная память. Я знаю, чувствую, что не выкладывала фотографию, – возразила она невозмутимо и накрыла ласково мою ладонь своей. – Живёшь неподалёку?

– Да так, далековато. Впрочем, мне нравится водить машину. Радио слушаю.

– Какое совпадение! У тебя есть любимая песня?

– Все песни задевают по-своему, и каждая из них любимая… Мне пора вернуться в магазин.

– Как же я? Что делать без тебя?

Старуха хотела было остановить меня, но вдруг пошатнулась и, завалившись обратно на лавку, промурлыкала загадочно:

– Дел по горло у Сашка?. Обменяемся номерами?

– Не думаю, что это хорошая идея. И только попробуйте преследовать меня!

– Если и попробую? – пискнула Олеся с вызовом. – Бросишь на расправу полицейским? Ты очень меня разочаруешь. И так расстроил, когда уехал и не простился со мной. Сменил, оказывается, имя и фамилию, да устроился в магазинчик. Кстати, как твоё отчество?

– Измаилович, – ответил я сухо, стоя к ней спиной.

Олеся заахала.

– Всего лишь совпадение?

– До свидания.

– До встречи, – попрощалась она счастливо.

Я отворил дверь «Летнего розмарина», и сразу же, как Костя окликнул девочку, чтобы передать ей букет душистых лилий, меня замутило.

Глава двенадцатая.

Посиделки в кабинете с зелёными обоями

Психолог Макаров был облачён в чёрное одеяние, сшитое ему, верно, не по размеру. Я медлил с рассказом, тянул всеми способами время, не встречаясь с острым, жёстким взглядом, от которого делалось неловко и душно, и глядел на стол с лампочкой в выпуклом стекле.

Поделился, наконец, наблюдениями и догадками. Мне было нечем дышать. Я был сильно озабочен появлением матери, о которой не слышал, и сходил с ума.

Макаров пододвинул пиалу, полную подушечек с карамелью. Он сгрыз кешью и, не переставая вяло жевать, спросил дружелюбным насмешливым тоном:

– Не едите сладкого?

Его лицо было небритым, щёки желтоватыми и впалыми. Носогубные складки глубокими. Единственной красивой и приятной частью его лица был аккуратный, округлый, пухлый нос красного цвета.

– Просто не хочу.

– Хорошо. Но я бы взял, потому что вкусно… И что вы думаете? Кто такая Олеся?

– Не уверен, что понимаю. Как по мне, никто!

– Вы же пришли сюда не для того, чтобы побеседовать за чашкой чая. Значит, загвоздка имеется. – Он поднялся с кожаного кресла и нажал на пищащий браслетик, желтоватый, как пыль.

В кабинет вбежала помощница с пепельными кудряшками, которые прыгали весело, совсем как живые, и напоминали тугие пружинки. Она забрала из рук Макарова стопку тетрадей на скрепке и бросилась стремглав за дверь. Во всём облике психолога сквозила небрежность. Он спокойно воспринял поспешность помощницы. Мне было непривычно, а при малейшем движении неудобно.

– Да вся загвоздка в том, что внутренний голос считает иначе. Он кричит, буквально вопит о том, что я с ней знаком! Внешне я уверен. Но это только внешне. Вы понимаете, как уладить разлад в голове, в сердце и в душе? Мне иногда кажется, что внутри меня живёт совсем другой человек, который, так сказать, редко выползает наружу, чтобы потом вновь закрыться в своей скорлупе. Он чего там делает? Чего хочет от меня? Кто он, и почему я его настолько плохо знаю?

– По всей видимости, – произнёс по-доброму Макаров, – вы когда-то попали в непростую ситуацию, даже безвыходную, пережили резкое событие, после которого стали ощущать себя не тем, кем вы являетесь на самом деле. Скажите, что вас по-настоящему поразило за последние, скажем, два-три года? Ну, может быть, вы перенесли операцию или у вас умерло домашнее животное, которое вы сильно любили?

– Никаких событий не было. Ни операции, ни животных, ни чего другого… Хотя, погодите-ка, есть. Да, есть! – воскликнул я. – Я переехал в новый дом, о котором мечтал всю жизнь. Приходится, правда, делить его с другой хозяйкой. Мы с ней в хороших отношениях, чуть ли не родственных. Я долго копил, чтобы переехать от мамы. Она меня чересчур опекала, так как я был её единственным сыном. Теперь у неё новая семья, она вышла замуж во второй раз, и у меня скоро появится младший брат, в котором я, естественно, души не буду чаять. Как видите, события есть, но все они безоблачные.

– Приторные. Точно всё? – спросил Макаров с упрямой решимостью. Он в любом случае не сумел бы раскрыть непостижимой тайны.

– Да. Я же сказал!

– А как же запах возле сарая? Вы случайно не охотник и не стреляете зверьё?

– Я против всякого насилия, а тем более насилия над теми, кто слабее и над тем, кто отличается от нас.

– Вторая хозяйка?

Я рассмеялся, представив Дарью Сергеевну с охотничьим ружьём и мёртвым зайцем, завёрнутым в старый платок таким образом, что наружу высовываются одни серые уши.

– Что смешного?

– Да так, немного пофантазировал. Она не охотница, не волчица. Поймите, человеку не тридцать и даже не пятьдесят!

– Разные женщины бывают.

– Не спорю, но она хотела помочь, – возразил я.

– Как?

– Совала номерок психиатра. В итоге, я пришёл к вам, потому что чувствую, что мои проблемы из-за внешних раздражителей.

– Вряд ли. Вы утверждали про человека внутри.

– Ну, из-за него тоже. Но в большей степени виноват не я!

Макаров сел за стол, начеркал что-то шустро на бумажке. Пока я молчал, он говорил громко, с необычайной важностью, смотря мне прямо в глаза:

– Пропейте успокоительное, приготовьте ромашковый отвар. Ограничьте контакты, если возможно, с негативными людьми. Негатив бывает полезен, но как мне кажется, в вашем случае он пойдёт только на вред. Побольше радуйтесь жизни. В вашем окружении есть тот, кто даже в самый хмурый день поднимает настроение?