Путь магии и сердца

В голове мелькнула мысль: Кир слишком мощный для мага, сейчас он больше на воина элитного гарнизона похож. И я, пожалуй, могла бы восхититься телом сообщника, если бы не одно но – при взгляде на Кира моя злость усилилась.

– Опять фырчишь?

Снова вздрогнула. Оказывается, кое-кто уже не спит, а просто притворяется, да?

– Эмелис, любимая…

– Посмотри на меня, – потребовала тихо.

Брюнет шумно вздохнул и распахнул глаза.

Какие они всё-таки потрясающие… пронзительно-синие, в обрамлении коротких чёрных ресниц. Вероятность утонуть близка к абсолюту, но…

– Что случилось, любимая?

Хороший вопрос. Вот только ответ на него до невозможности глупый. Дохлый тролль! Я же сейчас себя такой дурой выставлю! А не сказать не могу, потому что иначе лопну от возмущения.

– Мне сон приснился. Ужаснейший сон! Ты… ты… такую гадость совершил!

На последнем слове голос сорвался, выдав все мои эмоции.

Боевик тут же нахмурился, поджал губы, а глаза… они как будто виноватыми стали. Может, поэтому Кир снова их прикрыл, а?

– Какую гадость? – переспросил сообщник хрипло.

– Ты мне врал! Ты… ты…

Нет, это невозможно. Это просто невозможно и глупо донельзя! Ведь сон! Только сон, и в этом никаких сомнений, потому что… ну не мог наследный принц появиться в общаге дурборской академии магии! И вообще…

Давным-давно доказано: сон – это производная подсознания. Именно там, в подсознании, скапливаются страхи и проблемы, думать о которых человек отказывается. Когда уровень тревоги достигает пика, когда подсознание становится неспособно удерживать дурные мысли, приходят сны. Бредовые, но очень реалистичные…

Я запретила себе думать об отце. Я запретила себе любопытство в отношении Кира. Ещё запретила себе вспоминать о том, сколь несладко мне пришлось вначале – одно только предательство Дирры чего стоило. И это лишь малая часть моих «запрещено».

Да, я запретила! А подсознание не выдержало и напомнило обо всём. И вот результат – веду себя как последняя… ну даже не дура, а истеричка!

– Врал? – переспросил боевик. – А может… может, просто чуть-чуть недоговаривал, а? – И столько надежды в голосе…

Мне бы промолчать, но я не сдержалась, сказала:

– Нет, именно врал.

– Я ужасен, – выдохнул брюнет. Чтобы тут же сцапать в охапку вместе с одеялом, уткнуться носом в мои волосы и прошептать: – Прости, любимая. Мне очень-очень жаль. Клянусь, я больше никогда так не поступлю. Ни во сне, ни наяву, нигде.

В словах Кира было столько искренности, что я не только сдулась, но и устыдилась. О Богиня, за что я его отчитываю? Совсем из ума выжила, да?

А он? Слишком мудр, чтобы сражаться с женской глупостью. Вот и извиняется за то, чего не совершал.

Чтобы хоть как-то сгладить неловкость положения и увести разговор от этой щекотливой темы, коснулась растрёпанных чёрных волос, спросила:

– Любимый, а что это на твоём письменном столе стоит? Вчера не было.

– Шоколад, – не поднимая головы, пробормотал Кир.

– Что? – переспросила изумлённо.

– Шоколад. Ты вчера только о нём и говорила, вот я и…

О Всевышний! Я? Про шоколад? Да, кажется, было такое. В перерывах между поцелуями.

Стоп. То есть вчера кто-то всё-таки приходил?

– Откуда этот шоколад?

– Курьер принёс, – пробормотал Кирстен.

Курьер… курьер… дохлый тролль, совсем как во сне. Но во сне этим курьером был наследник дурборского престола, что… да невозможно это! Просто невозможно, и всё. Принцы посыльными не подрабатывают. Тем более такие, на чьих плечах едва ли не половина обязанностей по управлению королевством лежит.

Я проглотила возмущение, усилием воли погасила остатки злости. Сказала самым миролюбивым тоном:

– Спасибо, любимый.

– Для тебя всё что хочешь, дорогая, – прошептал боевик. – И даже больше…

Когда я добралась до стола, то обнаружила огромную, совершенно неподъёмную корзину, перевязанную красным подарочным бантом. Чего там только не было. И плитки, и коробки с конфетами, и даже дракон! Огромный такой, отлитый из разных сортов шоколада, с разноцветными чешуйками и очень острым, невероятно красивым гребнем. Ну как такую красоту есть, а?

Покидая Верилию, я знала – тут, в Дурборе, всё будет иначе. Я понимала, что придётся столкнуться с трудностями, которых прежде не ведала. Что буду вынуждена доказывать, добиваться и убеждать.

Я была готова к навязчивым ухаживаниям боевиков, к придиркам, зависти, прозвищам и прочей неизбежной чепухе. И лишь одного предположить не могла… что в какой-то момент магия отойдёт на второй план.

Что вместо неё? Нет, не поцелуи, а невероятная, кружащая голову нежность. Кажется, мой синеглазый сообщник чуть-чуть сошёл с ума, и я вместе с ним…

Кир, как и раньше, встречал по утрам и вёл на завтрак. Мы снова сидели за общим столом, в привычной тёплой компании, но мы отсутствовали. Я не замечала ничего и никого, даже вкус еды чувствовала через раз. Он тоже не замечал, пропускал мимо ушей безобидные подколки Норта, далеко не всегда отвечал на обращённые к нему вопросы и в общих беседах не участвовал. Зато его губы с завидным постоянством шептали ласковые глупости на ушко, а рука неизменно пребывала на моей талии.

Шёпот и прикосновения действовали завораживающе, и окончание завтрака расценивалось как мелкая, но крайне досадная неприятность.

Ещё одной неприятностью была необходимость идти на пары. Общих занятий было так мало, что я даже начала жалеть, что создатели наделили даром к защитной, а не боевой магии. Кирстен неизменно провожал до аудитории, дарил долгий-долгий поцелуй, а отпускал лишь под визг звонка.

Сам на пары опаздывал, ничуточки не опасаясь выговоров.

Потом был обед, на который, равно как и на завтрак, водили за руку. Тот же шёпот, прикосновения и невероятное сожаление о том, что снова нужно подниматься и идти в учебный корпус. Зато позже, по окончании занятий, помешать нам не мог никто – ни ректор, ни комендант мужского общежития, ни дохлый тролль со вшивым гоблином в придачу.

Я плотно оккупировала письменный стол, вытеснив Кирстена на кровать. Наглость? Ну, если учесть, что боевикам задавали раз в пять меньше, нежели нам, то ничего особенного.

Кир временами вспоминал о том, кто в комнате хозяин, и принимался выковыривать зарвавшуюся блондинку из своего кресла.

Метод силы сообщник использовать, разумеется, не мог – это недостойно мужчины. Поэтому на меня обрушивался весь спектр диверсионных действий. От щекотных поцелуев в шею до смешных историй на ушко.

Я героически сопротивлялась. Методы противодействия были разными – от цитирования учебников до ответных диверсий. Последние, если честно, доставляли мне невероятное удовольствие, поэтому их применяла куда чаще.