Ненависть дождя

– Найдется, пойдем в сторожку.

Сторожкой он назвал небольшую избушку у фигурных ворот базы отдыха. Он дал Марине полупустую коробку с автомобильной аптечкой. Марина обработала рану и заклеила пластырем. Дед решил, что пора проявить бдительность.

– А ты откуда? К кому-то на базу приехала?

– Я из Москвы, журналист, пишу статью про завод, приехала с базой отдыха познакомиться.

Дедок с сомнением взглянул на серенькое платье Марины.

– Платье я у родственников одолжила, у нас прохладно в Москве, не взяла летнего.

Она тут же выложила из сумки на стол удостоверение, помахала неработающим фотоаппаратом.

– Так тебе к завбазой надо, – уважительно прогудел дедок, не решившись даже дотронуться до книжечки.

– А давно он заведует этой базой?

– Да нет, второй год, я уж тут четвертого заведующего переживаю.

«Пожалуй, лучше я останусь здесь», – подумала Марина и взяла в руки блокнот и ручку.

– Герои моего очерка – простые люди. Можно мне с вами поговорить? Кем вы работаете на этой базе отдыха?

– Да я тут кем только ни работаю: и дизелист, и дворник, и за сторожа мы со старухой оба. Сами мы с Алтайского края, дом там был, хозяйство. А дочка училась тут в институте, здесь и осталась потом, замуж вышла, внуков нам родила. Куковали мы одни со старухой, куковали, да и перебрались ближе к дочке и внукам. Восемнадцатый год живем, корову держим, дачников много, молочко нарасхват.

Марина несколько раз пощелкала фотоаппаратом, дедок совсем размяк.

– А вы помните Краснова, он директором завода был.

– Нет, я маленько его не застал, а Михеич, сторожем был до меня, в аккурат при нем и работал, рассказывал. Много шума этот Краснов наделал, что завод сейчас держится, его заслуга. На базе часто бывал. Те домики, – сторож махнул рукой куда-то к лесу,– начальства были, с отоплением, водой. Начальство только летом жили, да по праздникам, а Краснову нравилось тут, на лыжах катался, Михеич мне рассказывал.

– А женщины к нему приезжали?

– Да что ты, упаси Бог! Он ведь женатый был.

– Ну и что, что женатый? Разве женатые не могут развлекаться с женщинами?

– Это сейчас могут, а раньше себя блюли. Партийный он был, как можно такое позволить? Тут народу всегда толклось много, враз бы заметили. Бабы наши глазастые, ничего нет – и то учуют. Да и жена потом к нему приехала. Что там у них случилось, не знаю. Михеич ничего не говорил, как рыба молчал. А вот Галька – повариха – рассказывала, милиции было – страсть, и тоже ничего не говорили. Может, что украли у начальства? Жена Краснова захворала и уехала к себе в Москву с дитями. А он еще тут был сколько-то, а потом и он уехал.

– И сколько детей у Краснова было?

– А вот это не знаю.

– А повариха эта здесь живет?

– Нет, она давно в городе на пенсии.

– А кто-нибудь остался из тех, кто здесь работал при Краснове?

– Нет, никого, двадцать лет же прошло. Дачники потом появились. А сначала только база отдыха была.

– А у Михеича была дочка или внучка?

– Нет, у него сплошь пацаны были. И сыновья и внуки – одни пацаны. Вот уж повезло, так повезло! А я все один: и крышу чиню, и печку перекладываю. Сына нету, а зять – что с него взять?

– А в деревне старой кто-то жил, когда вы приехали?

– Нет, уж давно никто не жил, одно название было, что деревня, дома развалились, стены торчали и кое-где крыши. Ремонтировать дороже обошлось бы, чем новый дом ставить.

– А к работникам базы родственники из заводских в гости приезжали?

– Ты, прямо, как следователь допрашиваешь. Скажи, что узнать хочешь?

– Мне надо про одну девушку узнать. К кому могла ездить зимой в гости молоденькая девушка в голубой куртке?

– Да, вроде не было таких. Поварихи здесь не жили зимой, только на выходной приезжали, комнатка была маленькая на две койки, какие гости? А у Михеича не было заводской родни, он сам деревенский. Как на пенсию пошел, да к сыну в город переехал, так и двух лет не протянул, помер. А пока здесь по хозяйству работал, здоровый был. С коровой, знаешь, сколько работы? Одного сена целый стог надо, попробуй, заготовь. А ты, может, молочка хочешь? Старуха мне оставила, сама коров пасет, наша очередь.

– Нет, спасибо,– засобиралась Марина, – мне пора, поснимаю домики, да поговорю с отдыхающими.

Через окно она увидела, как синие «Жигули» остановились на въезде на базу. Водитель остался в машине, а примелькавшийся Марине парень (сегодня он был в шортах и футболке), озираясь, пошел влево к корпусам. Марина уже попривыкла, что ее «пасут», но все равно было неприятно. Кто следит, зачем? Может, все узнают, а потом убьют? Марина дождалась, пока наблюдатель скроется за первым кустом, и только потом неторопливо, внешне спокойно пошла направо к домикам для начальства.

Их построили на маленьких полянках прямо в лесу, и они едва просматривались то тут, то там за стволами сосен. Марина направилась к дальнему двухэтажному дому, отвечавшему по ее мнению понятию «директорский». За оградой висела веревка с сохнущими ползунками и пеленками. В тени большого куста черемухи стояла детская коляска, завешенная сеткой. Рядом в кресле сидела и вязала что-то розовое пушистое молодая мама. Раскидистые кусты сирени скрывали и без того закрытый дворик.

– Извините, пожалуйста, можно мне немного посидеть у Вас?

Мамаша настороженно осмотрела коляску с сокровищем.

– Мне еще два часа до автобуса, хотела в Белый яр к подруге съездить, она там продавщицей, да по ошибке раньше вышла, теперь не успею, уезжаю сегодня, – подробно объясняла Марина. «Лишь бы она меня не выгнала!»

– Сидите, – разрешила хозяйка.

– Как зовут малышку? – спросила Марина, точно определив пол по преобладающему розовому цвету ползунков.

– Машенька. Папка наш работает, приезжает по вечерам, а мы скучаем тут в лесу.

– У меня сестру тоже Машей зовут. Хороший у вас дом, большой. Свой или нанимаете?

– Свой. Это родители мужа купили, когда завод распродавал эти домики. Когда-то хорошие были, а потом постарели, а денег не стало содержать, вот и распродали.

– Дорого стоил?

– За те же деньги взяли. Этот дом долго никто не хотел покупать. Говорят, убийство произошло здесь.

– Да вы что?! А кого убили?

– Не знаю, слухи разные ходили, вроде жену директорскую, точно не знаю. А муж говорит, брехня все это. А может, чаю? Машенька спит. Мы на веранде устроимся.

Дом опоясывала по всей стене большая веранда с открывающимися окнами.