Fide Sanctus 1

Прочитав домашку на несколько дней вперёд, он не понял в ней ни слова.

Мозг был прочно занят другим.

Прокурор, Адвокат и Судья уже пару часов кряду бились над каким-то вопросом.

Что именно ты хочешь понять?

Подкинув и поймав подушку, он размашисто хлопнул по ней и пристроил пухлый валик под локтем. Именно для этого в его постели были нужны плед и подушка – из них строился уютный кокон, в который не проникал шумный мир.

Спокойствие всё не приходило.

Похоже, без ответа будет не уснуть – а ты ещё не понимаешь сам вопрос.

Легонько надавив на глазные яблоки, он степенно расшвыривал в стороны сумбурные периферические мысли. Вопрос сидел уже на кадыке и настойчиво прорывался к мозгу.

Ты хотел понять что-то о ней? О ней ведь? Думай.

Ответ и вопрос – немыслимо! – финишировали практически одновременно.

Ну конечно!

– «Это же твоя собственная тень», – сказала чёрная кошка котёнку Гаву, смеясь над его желанием вести искренние беседы. – «Она и разговаривать не умеет».

– «Не умеет», – вежливо согласился золотистый котёнок. – «Но она всё понимает».

С Улановой было просто, легко и спокойно. Как с кем?

Вот что он хотел понять!

И только сейчас его озарило: ему с ней было легко, как котёнку Гаву с белым щенком.

С ней было легко как с тем, кто понимает твои слова так, как они звучат.

С тем, кто тебя видит и слышит.

ГЛАВА 3.

Его крутит в водовороте из звуков, запахов и цветов.

Сумев высунуть на поверхность неимоверно раздутую голову, он жадно глотает воздух, и эти глотки обжигают внутренности. Руки и ноги безвольно дёргаются, а грудная клетка уменьшается до размеров грецкого ореха. Пальцы то превращаются в песчинки, то разрастаются, заполняя весь мир, что он способен ощущать.

Способен ощущать.

Нет, он больше ничего не способен ощущать. Он взрывается изнутри. По мозгу течёт липкая жижа. Чувства истончаются и лопаются, как съеденные молью нитки.

Над головой блестит что-то вроде светло-золотой мачты из гладкого дерева.

Он тратит последние силы на то, чтобы дотянуться до её спасительного блеска.

Едва он касается мачты, пальцы соскальзывают, и он вновь срывается в водоворот.

…Вздрогнув, Свят вынырнул из сна, рывком зачерпнув воздух над собой. Ладони блестели от пота, а шея мелко подрагивала. Приподнявшись на тахте, он потёр лицо и глубоко вдохнул. Сердце испуганно колотилось.

Гладкость золотой мачты.

Он до сих пор ощущал пальцами её прохладную поверхность.

До сих пор помнил, что случится, когда пальцы соскользнут.

Водоворот всё ещё крутил тело, и парень прикрыл веки, потирая дрожащую шею.

Сон о водовороте приходил чаще, чем хотелось.

Но сегодня всё было иначе.

Ему было к чему протянуть руки, рассекающие воздух над водой.

Светло-золотая мачта… Светло-золотая.

Отшвырнув плед, Свят вскочил на ноги и с наслаждением потянулся.

Отчаянно хотелось жить.

* * *

– СВЯТОСЛАВ РОМАНОВИЧ! – разнёсся по коридору громогласный вопль.

Свят резко обернулся, пытаясь удержать в ладонях пухлую папку с кипой распечаток, а во рту – юркую ручку.

Он оказался возле Шумского так быстро, словно подъехал к нему на роликах.

Сегодня не хотелось таскаться по коридорам как унылый сгусток энергии.

Сегодня хотелось прыгать в самую гущу кипучей деятельности.

Если бы ещё не застёгнутая по великому и могучему этикету под самое горло рубашка, мир бы вконец перестал казаться опостылевшим.

– Добрый день, Андрей Николаевич, – достав изо рта ручку, поздоровался парень.

Пожав освобождённую от бумаг ладонь студента, Андрей Шумский поинтересовался:

– Как успехи, Свят Романыч? Слышал, вы уже определились с темой? Рановато третьекурсникам в октябре думать о курсовой! Особенно тем, у кого столько альтернатив в виде очаровательных сокурсниц под носом!

Пень ты трухлявый, а всё туда же.

– Рано, безусловно, Андрей Николаевич, – беззаботно согласился Свят, наклеив на лицо светское почтение. – Но не для тех, у кого в научных руководителях ходит самый беспристрастный судья.

Беспристрастный подхалим явно будет польщён.