Fide Sanctus 2

Чёрт с ней, с машиной. Чёрт с ними, с лишними деньгами. Чёрт с…

Вздрогнув от внезапного осознания, Свят сглотнул и застыл. Глаза в зеркале заднего вида были похожи на куски жжёной резины; ссадина щедро кровоточила.

Минус машина. Минус финансовая свобода. Минус… Он превращался в…

– Ты превращаешься в «него», – трагическим шёпотом подтвердил Прокурор. – Да.

Отныне ты ничем не лучше Петренко.

Сердце охнуло и грубо затрепетало; теперь оно билось так, словно мечтало треснуть.

Рывком сняв машину с ручника, он выехал с парковочного места и стрелой покинул двор. Перепачканные кровью пальцы липли к рулю; глаза в зеркале теперь походили на выпученные обломки пустых гильз.

Не хотелось думать, что он был хорош только этими преимуществами.

Не хотелось в молебном полуприседе просить её отменить «день наедине с собой».

Но узнать это было нужно. Как можно раньше. Сегодня; сейчас!

Прямо сейчас!

* * *

Взглянув на рисунок, Вера задумчиво провела пальцем по контуру облака над фасадом костёла. Пожалуй, это облако стоило сделать более рыхлым.

Рыхлым и мокрым. Как будто на Площадь вот-вот хлынет дождь.

Подняв глаза к окну, она невольно залюбовалась каплями, что съезжали по стеклу.

Это было почти танцем. Предсмертным танго воды, бессильной перед гравитацией.

– Рисуй, не трать время, – настойчиво проговорила Верность Ему, обложившись секундомерами. – Раз уж ты отвоевала этот день, нужно набраться сил побыстрее.

Верность Себе спешить отказывалась: она вальяжно сидела в кресле, пила яблочный сок и рисовала костёл, подложив под лист толстый оксфордский словарь. Каждый её жест говорил: «Я буду в уединении столько, сколько потребуется».

– Мне не нравится, что это право нужно «отвоёвывать», – хмуро произнесла Интуиция.

– Рисуй быстрее! – взвизгнула Верность Ему. – Тебе ещё заказ по переводу делать!

– А ну замолчи, – холодно отчеканила Верность Себе, раздув ноздри. – Она ничего по работе делать не будет. Это день наедине с собой, а не день наедине с работой. Она и так только работает в то время, что ей удаётся выкроить для себя. Она переведёт это в среду или в четверг – у него дома. А он подождёт! Ничего с ним не случится!

Верность Ему свирепо зыркнула на коллегу, но столь же весомых слов в своём дидактическом арсенале не нашла. Такие дружные в феврале, с приходом марта Верность Себе и Верность Ему всё чаще бросали друг на друга враждебные взгляды.

Между ними бегали не просто тёмные кошки, а дьявольские отродья чернее тьмы.

Выдохнув, Вера прикрыла глаза, открыла их, поморгала и устало потёрла лоб, не выпуская карандаш; острый грифель царапнул по виску. Внутри словно перекатывался надутый пакет с кипятком, готовый лопнуть в любой момент.

Время «дня наедине» шло, а она ни капли не отдыхала!

Бессильно опустив руку, Вера попыталась впитать столько уединения, сколько сможет. Настя ещё вчера усвистала с ночёвкой к своей обожаемой Марине, а Лина уехала на выходные к бабушке. Почему она всегда ездила только «к бабушке»?

Подумать о ком-то, кроме Свята, было приятно; это придавало сил.

Сдвинув брови, Вера послюнявила карандаш и наметила у края рисунка жирный бок одутловатой тучи. Да, Лина никогда не сообщала, что едет «к родителям», к «маме».

Она всегда ездила «к бабушке». Почему? Что с её родителями?

Они жили в одной комнате почти три года, а она и не удосужилась об этом спросить.

Иногда этот вопрос казался слишком наглым, а иногда – ненужным.

В конце концов, какая разница, кто куда ездит, если они милосердно уезжают отсюда?

Больше, впрочем, наслаждаться уединением не получалось; внутри пышно цвёл стыд. Этот стыд так извёл, что хотелось плакать.

Но плакать тоже было стыдно.

Почему-то казалось, что Святу в любом случае куда хуже, чей ей.

…Когда Елисеенко согласился на её «день наедине с собой», он выглядел так жалобно и недовольно, словно соглашался на протез вместо руки; не меньше. Она всё ещё не сумела поговорить с ним о том, что ей нужно больше личного пространства. Когда он накануне восьмого марта заговорил о ревности к Петренко, эта тема сразу показалась ей более важной – а другого шанса так и не представилось.

Что, если он сегодня промолчал, но обиделся? Что, если я всерьёз его задела?

Что, если он будет мстить? Чем может обернуться его месть?

От этих вопросов в груди было холодно; холодно и устало. Она добилась своего; она с утра была одна в своей комнате; одна! Но напряжение не ушло. Оно превратилось в суетливую вину и мнительный страх.

Какого чёрта я не могу побыть одна без вины и страха?!

Верность Себе цокнула языком и показала Хозяйке большой палец.

Спокойно. Спокойно. Она перегибала палку.

Тебе достался охренительный парень. Неплохо бы беречь его чувства.

Верность Ему выразительно всхлипнула и утёрла крупную слезу.

– Ты действительно этого хочешь, милая? – с ласковой грустью проговорила Верность Себе. – Лихорадочно беречь его чувства, даже если это означает увечить свои?

Не может быть, нет. Не может быть, чтобы он ставил меня перед таким выбором.

– Послушай, – терпеливо обратилась к Хозяйке Интуиция. – Кого-то из вас непременно пришлось бы обидеть. Либо его – тем, что ты оказалась сегодня здесь, либо тебя – тем, что ты осталась бы там.

Откинув карандаш, Вера обхватила голову и шумно выдохнула через рот.

У тебя лучший парень на свете! Он идеал; поистине идеал!

Откуда столько грусти, тоски, злобы и усталости?!