Синтоистское святилище, синтоистский свадебный обряд и Маньчжурия стояли так близко к нему, как нельзя было недавно вообразить. И все благодаря Тоётоми Хидэёси. Это он выбрал путь силы и кровопролитий, сметая лучшее на жизненном пути, но приобретая огромный страшный опыт вхождения через красные врата. Это ему строили святилища в Японии. И не он ли настоящий учитель Прасковьи? Что ее ждет в глубине птичьих насестов торий, трудно представить. Даже священники – ревнители божества – не видят священный синтай[25 - Синтай – полоски материи (бумаги) с именами божеств, зеркала, камни, мечи и другое – «Божественная субстанция», «обитель Божьего Духа». Раньше синтай особо охранялся тайной и могли даже священники не знать, какой синтай, где находится.], спрятанную в святилище частицу этого божества.
Окончание следует.
Ида Лабен
г. Ростов-на-Дону
Родилась в Севастополе в семье инженеров-кораблестроителей.
По образованию гуманитарий, преподаватель вуза, переводчик философской и социологической литературы. Поэтические публикации в альманахе «Гражданинъ» № 6 (2022), альманахе «День поэзии» № 12 (1918/19), общероссийской газете «Истоки» (сентябрь 2021), на сайтах «Стихи.ру», «Поэзия.ру», в ряде коллективных сборников серии «Живое слово» и «Связующее слово».
Из интервью с автором:
Стихи пишу всю жизнь, но с большими интервалами. Получилось так, что значительную часть моих поэтических публикаций составляют стихи, посвященные родному и любимому городу. Но не только ему, хотя он почти всегда является непосредственной темой. Просто к нему и рожденным им образам присоединились мысли и чувства, родившиеся и выношенные на его улицах, под шум моря, в лучах знойного крымского солнца.
© Лабен И., 2024
Спаси и сохрани
За веру и любовь, за доблесть, честь и совесть
Спаси и сохрани, спаси и сохрани!
В. Салтанова
Спаси и сохрани стальное благородство
Сердец, бульваров, стен, музейной тишины,
Спокойных крейсеров, проворных миноносцев,
Цветенья миндаля в преддверии весны,
Отвагу, что века крепчала и не гнулась,
И стала как кристалл – прозрачная на свет,
Нахимова, его усталую сутулость
Под тяжестью эпох, прозрений, эполет,
Блестящую в ветвях округлость Панорамы,
Булыжник мостовых и склянок перелив,
Незримые уже следы отца и мамы,
Прозрачность базилик и серебро олив,
Огонь осенних роз и тайны старых улиц,
И амфоры в пыли, и дальние огни, —
У нынешней черты, когда миры схлестнулись,
Спаси и сохрани, спаси и сохрани.
Миндаль
В этом марте опять без меня на бульваре миндаль расцвел.
Сладко пахнет – и пчелы гудят в вышине, наполняя слух.
Узловатой неверной тенью зацепился на склоне ствол.
Под обрывом изгиб шоссе повторяет извивы бухт.
Лепестки заметают редут, налетая, как поздний снег.
Где тропинка, петляя, вилась, склон зарос молодой травой.
В эполетах зеленой бронзы Тотлебен смотрит поверх
Суеты современности. Долу клонится ствол кривой.
А стемнеет под вечер – когда канут в море следы зари —
В амальгаме агатовой вод и небес огни задрожат.
Лабиринтами узких улиц обозначатся фонари,
Тьму разгонят в провалах лестниц и пустотах ночных аркад.
Глажу выгнутый ствол, улыбаясь гудящей юной пчеле.
Ты укроешь меня светотенью, наклонишься, храня мой сон
В каменистой, сухой и чистой, бесконечно родной земле,
Там, где память, ярость и боль затихают под говор волн.
Инкерман
Замерзшая дорога в Инкерман…
Эли Сигельман
Мой странный сон – замерзший Инкерман.
Нет никого и жжет сухая стужа,
И всюду стынут зеркальцами лужи.
От ветра сунь в негреющий карман
Негнущиеся пальцы. В цвет золы —
Ландшафт величественный и увечный:
Глазницы келий смотрят из скалы,
И оплетает их сквозную вечность
Петля норд-оста, ледяной крупой
Швыряющегося, гоня с дороги,
Пока обледенелою тропой
Меня несут, оскальзываясь, ноги.
Чем ближе к дому, тем быстрее шаг;
Куда спешить тому, кто обездолен?
Ему – лишь ветер, рельсы и овраг,
Пещерный монастырь, провалы штолен.
В глазницах этих призраки живут,
Да кто еще бы выжил в этот холод,
И сосланные, умирая тут,
В бреду домой спешили в Вечный Город.
И мной овладевает мерзлый бред,
Повсюду лишь пещеры и провалы,
Мне не дойти домой, и моря нет,
А есть порывы ледяного шквала
И сизый проблеск гаснущего дня,
Колеблющийся занавес метели.
Одышливый иззябший товарняк
Ползет, протяжно воя, из туннеля.
Но путь к себе утрачен – сквозь буран