Ресакрализация. Фантастический роман с элементами трансцендентной эротики

И уснул. Точнее, погрузился в довольно странное аморфное состояние, заполнившее собой обычно резкий переход между бодрствованием и сном. В этом состоянии мысли и ощущения перетекали друг в друга, образуя теплые эмоциональные потоки. Устремившись по одному из них, Тобин ощутил такую невероятную расслабленность и комфорт, что заснул во второй раз – прямо изнутри первого сна.

В этом под-сне все было таким же, как и на реальной поляне, где он лежал сейчас на камне – или, по крайней мере, казалось таким же. Но особый ментальный привкус, сновидческое ощущение нереальности происходящего пропитывало собой каждый предмет вокруг, вкрадывалось в каждую мысль и ощущение.

Тобин поднял глаза на Ва Ту, сидящего на поваленном дереве напротив. Тот, улыбнувшись, молча указал ему куда-то вперед и вниз, добавив широкий окаймляющий жест рукой.

Присмотревшись к тому, как расположены оставшиеся на поляне оболочки муравьев, Тобин поразился. Они группировались настолько систематично, что казались пустыми зубами невидимого чудища, к каждому из которых была подведена сложная система из условных нервов в виде ветвей подземного кустарника. Однако это царство нитевидных хитросплетений, в отличие от привычной грибницы, было невидимым, не обладающим устойчивой материальностью – ведь реальным мицелием здесь и не пахло. Пытаясь осмыслить это противоречие, Тобин почувствовал, что заходит в тупик – и для обретения ментальной опоры принялся думать об обычных грибах. Грибница определенно была живым существом – но не в том же смысле, что человек или леопард. Бесчисленные ниточки гифов составляли единую причудливую сеть, протыкающую изредка землю копьями небольших плодовых тел – грибов, которые люди принимали за отдельные существа, хотя в действительности они были чем-то наподобие торчащих над поверхностью органов размножения.

Основное же таилось под поверхностью. Постоянно испускало и получало сигналы. И несомненно обладало каким-то подобием разума. Правда, как он теперь понимал, разум этот был далеким от человеческого. Но определенно хотел сохранить себя, разрастаться дальше, изменяться и процветать. Поэтому-то и был способен входить в контакт с человеком и влиять на сознание, в чем ему – Тобину – уже довелось убедиться.

В случае же с кордицепсом все промежуточные стадии подземного разрастания сети были свернуты. И укомпактованы в небольшое продолговатое тельце насекомого, которому и предстояло стать средой для развития мицелия. За всем этим проступало что-то ощутимо-тревожное, но что именно – мысль пока не была в состоянии нащупать…

Ва Ту кивнул, наблюдая глубокую сновидческую задумчивость на лице своего спутника, лежащего на камне; встал и неспешно направился к муравейнику, расположенному на самом краю той же поляны. Тобин, слегка проснувшись и подойдя к нему, обнаружил, что старый шаман рассматривает кусты папоротника, перебирая рукой остроконечные листья.

– Обрати внимание, – негромко произнес Ва Ту, – один и тот же узор повторяется на разных уровнях.

Тобин сосредоточенно воззрился на куст, силясь вникнуть в то, что имелось в виду. Действительно – каждая ветка папоротника по форме напоминала один большой лист, составленный из множества маленьких листочков. В свою очередь, множество веток, растущих из одного стебля, складывались в узор, воспроизводивший все ту же картину, но уже в глобальном масштабе растения в целом.

«Хорошо, общая идея самоподобия, выстраивающая из маленьких частей большие, понятна. Но что именно хочет сказать мне этим шаман?» – думал в своем полусновидении Тобин.

Как бы подслушав его мысли, Ва Ту указал рукой на виднеющийся вдалеке муравейник, сделав побуждающее движение вперед. Тобин, немного поколебавшись, направился к муравейнику, опустился перед ним на колени и, повинуясь очередному поощряющему кивку шамана, запустил руки внутрь, прямо в мягкий земляной конус.

Почти сразу же он ощутил легкое пощипывание в кистях от укусов. Однако, вопреки его ожиданиям, оно не казалось таким уж болезненным или откровенно неприятным. Было непонятно, кордицепс ли оказывают такое воздействие, полусон или еще что-то, но вдруг его сознание озарила вспышка никогда не испытанного состояния собранной в целостность множественности, очевидно проистекающего от сообщества покусывающих руки муравьев. Состояние было странным и трудноописуемым – в нем читались нотки страха, недоумения, растерянности и желания устранить угрозу, но под всем этим таилось что-то еще, гораздо более значимое.

Посидев так некоторое время, Тобин покосился на кусты папоротника на краю поляны. И вдруг его озарило – муравейник тоже был своеобразной грибницей, пронизанной коммуникативными гифами – но незримыми, а состоящими из социальных связей между муравьями. Которые и складывались в этот своеобразный коллективный разум, образуя его как маленькие листья папоротника – большую ветвь.

Тобин вытащил руки и встряхнул ими, сгоняя оставшихся муравьев. А затем просто встал и какое-то время стоял, глядя на шамана и улыбаясь от расширившегося понимания мира. Ва Ту через некоторое время поднялся и легким кивков головы призвал его идти дальше.

Они оказались у подножия высокой скалы. Шаман воздел руку, указуя на соты, прилепившиеся к горным уступам. Тобин смущенно улыбнулся: «надеюсь, мне не придется лезть в улей?», – с трудом разлепив слипшиеся от кордицепса губы, с легкой хрипотцой произнес он.

В ответ на это Ва Ту, облюбовавший поваленное дерево в теньке, молча кивнул на камень у подножия скалы: мол, сиди, наблюдай.

Тобин сел на камень, который успел основательно нагреться на солнце, и принялся наблюдать за пчелами, снующими по своим делам. Первоначально казавшееся хаотичным перемещение полосатых тел вдруг напомнило ему сложный и наполненный смыслом язык. Подробностей выражаемого на этом языке Тобин так и не смог распознать, но общий смысл танцев в воздухе и даже что-то, отдаленно напоминающее эмоциональное состояние роя, как и в случае с муравьями, уловил.

Сообщество пчел тоже определенно было сетью самоподобия – и сеть эта плелась сразу на нескольких уровнях, зримом и незримом. Рой в некотором смысле представлял собой одно большое существо, составленное из сотен маленьких жужжащих тел.

В сознании вспыхнула мысль: «А в случае людей? Неужели и между нами все так же увязано?»

Тобин повернулся к Ва Ту и вопросительно посмотрел на него – и под спокойным взглядом старого шамана рассуждение в его сознании стало разворачиваться дальше: «Но ведь человек может уйти из своей стаи, в отличие от пчелы или муравья. Как сделал я. Значит, хотя эти связи и есть в племени, они гораздо более гибки и подвижны, чем…» – неожиданно ему в голову пришла совершенно другая мысль. – «А вот на уровне моего личного ума… похоже… похоже, что мыслесвязи действительно очень напоминают грибницу! Возможно, это и объясняет изменение состояния после приема грибов, когда часть переплетений и узлов меняется в соответствии с узором принятого мицелия и становится другой. Получается, что я и сам в некотором смысле гриб. Рой. И куст…»

Тут сновидческая реальность дрогнула и поплыла – и через некоторое время Тобин обнаружил себя проснувшимся все на том же теплом камне. Было не до конца понятно, то ли он окончательно вынырнул в реальность, то ли оказался на первом уровне сновидения. Все эти теплые камни и поляны со скалами уже успели основательно перемешаться в его памяти. Но послание этого сна, глубокое откровение относительно природы роевых существ и их места в мире ощущалось несомненно полученным.

Тобин поднял глаза на Ва Ту, все так же невозмутимо сидящего на поваленном дереве, и не нашел ничего умнее, чем прошептать: «спасибо, учитель!»

Ва Ту с улыбкой кивнул, принимая благодарность.

– Ты хочешь понять больше? – спросил он. – Тогда тебе придется совершить длительное путешествие. Далеко-далеко, в нескольких лунах пути отсюда на закат есть страна греков. Они мудры и прозорливы. Там я обретал некогда свои знания. Теперь туда же предстоит отправиться и тебе.

___________________________________________________________________

Выяснилось, что Тобин далеко не единственный ученик Ва Ту, которому было предуготовано путешествие на запад. Группа, снаряжаемая старым шаманом «в греки», состояла из трех человек: долговязого и неулыбчивого Мяо, русой девушки-воина Наоди и его, Тобина. У Ночных Леопардов практиковалась ангелингия – воинами и шаманами могли становиться как мужчины, так и женщины, поэтому наличие девушки в отряде его не особенно удивило. А вот с Мяо что-то определенно было не так: с самого начала между ними установились какие-то настороженно-конкурентные отношения. В чем тут было дело, Тобин не понимал – но после первого же рукопожатия Мяо смерил его холодно-надменным взглядом и отвернулся. Вообще это был первый человек из племени Ночных Леопардов, который настолько открыто позволял себе проявлять подобное отношение на людях. Что заставляло задуматься – особенно, учитывая, что Мяо, как старший ученик, становился теперь главой их отряда…

Вечером этого же дня, когда Тобин собирал нехитрые пожитки в своей хижине, Талли принесла ему еще одну новость – она была беременна. По крайней мере, тошнота и существенная задержка говорили об этом.

Тобин не знал, как правильно относиться к такому известию – и счел за лучшее поцеловать жену и еще раз поговорить с Ва Ту, Так Бо и членами своего племени с просьбой всячески позаботиться о Талли до его возвращения.

Талли выглядела вполне беззаботной и, казалось, не сильно переживала насчет своего будущего. Попав к Ночным Леопардам, она на удивление быстро влилась в племя, сразу же завела подруг и освоила новое ремесло плетельщицы корзин. Ее глаза и кожа почти сразу привыкли к свету солнца. Более того, было похоже на то, что бескрайнее синее небо над головой и даже случающийся время от времени проливной дождь вызывают у нее неподдельную радость.

Вообще, вызывало удивление, насколько быстро Талли сумела приспособиться к новым условиям – по сравнению с другими сородичами. Может быть, повлиял пример Тобина, находящегося рядом, или статус жены вождя – пускай и номинального, – а может быть просто личная предрасположенность. Поверхность стала своеобразным испытанием на выбраковку для членов Племени, напоминая какую-то опасную болезнь – либо человек переживал ее, излечивался и становился еще крепче, либо просто умирал…

___________________________________________________________________

Наконец, настал день, на рассвете которого отряд из трех человек, после небольшого напутствия от Ва Ту и Так Бо, вышел из лагеря.

Первые несколько дней они быстро продвигались по привычной гористой местности, поросшей густыми лесами и населенной знакомыми племенами. Все в окрестностях знали Ва Ту, поэтому легко пропускали отряд с его меткой через свою территорию, часто еще и снабжая припасами. Но к утру восьмого дня их глазам предстала Великая Пустыня. С первого же взгляда становилось понятно, что название было дано не просто так – и несколько дней, а то и недель, придется экономить воду. Пустыня действительно была очень большой, простираясь насколько хватало глаз. Мяо, много путешествовавший ранее, поведал, что прежде – давным-давно – эти места тоже были цветущими, но после Поворота Мира все изменилось, и пришла Великая Засуха. Больше за этот день он ничего не сказал. Вообще Мяо был удивительно немногословен и замкнут для лидера, предпочитая раздавать редкие команды своим спутникам скупыми жестами и легким кивком головы.

С Наоди же Тобин болтал всю дорогу. Несмотря на почти мужскую силу и быстроту, она оказалась совсем не такой, как Мяо – наоборот, веселой и открытой, отличной рассказчицей, любящей забавные истории из жизни племени, над которыми они с Тобином заливисто хохотали. В свою очередь, он старался не отставать, делясь услышанным от Старейшин своего Племени легендами и мифами. Уже на второй день пути они с Наоди стали хорошими друзьями. А вот Мяо так и продолжал хранить горделивое молчание, держась несколько впереди и поодаль. Несколько раз Тобин пробовал задавать ему вопросы относительно дальнейшего маршрута их отряда – но получил в ответ лишь холодный, подозрительный взгляд и оставил попытки наладить общение.

День они провели у источника на краю Пустыни, запасаясь водой, а вечером, когда солнце перестало палить так сильно, двинулись прямо по песчаным барханам. С самого начала план по пересечению Пустыни был именно таков – двигаться вечером и по ночам, днем останавливаясь на сон. Для защиты от солнца они несли с собой специальные палатки, выданные Ва Ту. Сделанные из неведомого, но тонкого и прочного материала, в сложенном состоянии палатки занимали совсем мало места в заплечных мешках, но быстро раскладывались и позволяли обеспечить вожделенную тень.

Мяо, бывавший в этих краях ранее, все-таки снизошел до того, чтобы предупредить: «будьте осторожны, путь пролегает по землям, населенным претами – голодными духами».

И действительно – с каждым шагом вглубь Пустыни становилось все более очевидным, что много лет назад здесь случилось что-то ужасное. Иногда в разрывах мертвого песчаного покрывала под ногами проглядывали остовы разрушенных древних зданий – Тобин видел ранее только каменные пещеры и деревянные хижины, поэтому даже на эти торчащие из песка огрызки, сделанные из неизвестного материала, смотрел во все глаза, представляя, как они выглядели раньше. Однако помимо мертвых отзвуков прошлого, в этой пустыне таилось что-то еще – и в глубине подземных коридоров теплилась странная жизнь…

Со всей очевидностью проявилось это на десятый день пути. Разбив дневной лагерь в развалинах здания, на втором этаже, ставшем теперь крышей, они распределили дежурство и отправились спать по своим палаткам…

Мяо, взявший на себя роль часового в первой трети дня, вдруг пронзительно закричал, разорвав сон – да так, что Тобин прямо-таки подскочил на своем спальном коврике, кубарем выкатившись наружу. Наоди уже была рядом и даже успела вытащить лук. Неожиданно внизу, в разрушенном проеме двери, мелькнула какая-то черная тень, устремившаяся вверх по лестнице. Тобин выхватил из палатки копье и, резко развернувшись, почти не глядя, ткнул прямо в морду приближающемуся созданию – оно, скуля, отпрыгнуло прочь, вывалившись в окно, и рухнуло со второго этажа, подергиваясь и оставляя кровавый след на песке. Наоди послала стрелу в глаз другому, поднимающемуся снизу по останкам второй лестницы. Мяо пятился к ним задом, поднимаясь с первого этажа по ступенькам с длинным окровавленным клинком в руке, прикончив третьего. Четвертое лежало невдалеке у входа с его копьем в боку. Откуда-то снизу, из-под земли, очевидно, испещренной здесь катакомбами, раздался протяжный вой, означавший конец атаки. Однако после того, как он отзвучал, еще долго стояли они в окружении палаток, прижавшись друг к другу спинами и напряженно вглядываясь, вслушиваясь, вчуствуясь в окружающее пространство. К счастью, больше атак не было. Может быть, удалось перебить большую часть этих существ, а может быть, остальные просто не решались атаковать, увидев, что случилось с их сородичами.

Когда дыхание выровнялось и страх отступил, пришло время осматривать трупы. Сказать, что существа были отвратительны – значит ничего не сказать. Сросшиеся головы, ассиметричные черепа, наросты на туловище, деформированные ноги с вывернутыми назад коленями… Что-то было явно не так с голодными духами. После этого случая отношение к безопасности в их маленьком отряде резко изменилось: от разрушенных зданий они на всякий случай решили держаться подальше, условились не выпускать друг друга из вида – и даже в туалет стали ходить парами. С этим было связано неожиданное развитие отношений с Наоди. Русоволосая и стройная, сильная и гибкая как дикая пантера, Наоди с самого начала похода проявляла к нему косвенные признаки симпатии. Время от времени, думая, что он не видит – а возможно и наоборот, рассчитывая на это – она бросала на Тобина долгие взгляды искоса, всегда стараясь быть ближе к нему, чем к Мяо.

В пустыне же это особое отношение стало совсем очевидным. Мяо ее, похоже, совсем не интересовал. Тобин же после стычки с монстрами был окончательно и бесповоротно назначен защитником и сопроводителем в туалет. Поначалу, до первого нападения, пока опасность казалась далекой и абстрактной, Наоди отходила от него достаточно далеко – за соседний бархан. Однако теперь, когда стало ясно, что все всерьез и опасность близка, ситуация резко изменилась – и Тобин регулярно наблюдал треугольник русых волос внизу ее живота. Довольно быстро Наоди совсем перестала его стесняться – и в ярких лучах солнца легко можно было любоваться розовыми складками мясистых, сочных половых губ. Одним вечером, когда Мяо спал в своей палатке после дневного дежурства, Наоди потянула стоящего на часах Тобина в сторону ближайшего бархана – делать свои дела. Привыкший к этому зрелищу Тобин уже без зазрения совести пялился на разворачивающуюся картину, отстраненно размышляя о том, как, должно быть, приятно перебирать и пробовать рукой на ощупь все то, что свисает… и тут его взгляд, оторвавшийся от сникшей струйки, поднялся выше и натолкнулся на взгляд Наоди… Она поднялась, не отрывая от него влажно блестящих глаз, и подошла вплотную, глубоко и часто дыша – очевидно, перебирать разные части тела в воображении было приятно не только ему. Рука Наоди жадно обхватила его за бедра, стремительно проникла под ткань одежды, ощупывая и начиная совершать возвратно-поступательные движения. Тобин, окончательно осмелев, крепко сжал в ответ ее упругие полупопия, пробираясь пальцами во влажное пространство между ними. Там обнаружился удивительно большой и мягкий клитор.

– Талли далеко, а я здесь, – шепнула она ему на ухо. – И очень хочу тебя.

Не думая о безопасности, они разложились прямо на песке в тени ближайшего бархана – благо, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Наоди была значительно более страстной и неистовой, чем Талли, – и долго прыгала на нем сверху.

– Ты такой странный, – расслабленно мурлыкала она, лежа рядом на коврике в палатке после того, как они вернулись в лагерь. – С одной стороны вроде бы простой и наивный, но с другой… есть в тебе что-то… удивительное и необычное. Ва Ту говорит – ты станешь великим шаманом.

Тобин гладил ее по русым волосам, улыбался и молчал.

– А кто был шаманом племени до Ва Ту? – наконец задал он вопрос.

Наоди приподнялась на локте и удивленно посмотрела на него.

– Не знаю. Ва Ту обитает с Ночными Леопардами столько лет, что… Наверное, нет никого из ныне живущих, кто помнил бы племя без него. Ходят слухи, что он вообще бессмертен.

– Ва Ту говорил, что обрел шаманские знания на западе – там, куда мы идем. Ты в курсе, что это за страна греков?

– Нет, – покачала головой Наоди. – Только Мяо знает. Да и то с чужих слов. У него есть карта и верительная грамота, по которой нас должны принять на месте. А также – невероятное самомнение.