Смурь

Лаврентий удручённо вздохнул, печально посмотрел на свой пустой бокал, потом на коробку с блесной. Тут у него в голове явно что-то забрезжило.

– Слышь, интурист, ты подарок сделал? Сделал! Не отрицаю – царский! А вот обмыть, чтоб судак да щука брались, не предложил. Нехорошо это, не по совести.

– Держи, вымогатель, – я достал первую попавшуюся под руку купюру и протянул ему, – Только у меня чердак раскалывается и самого штормит… да и инициатива наказуема. Будь любезен, обслужи общество. Если не хватит – добавлю.

– Это мы мигом, – он любовно подхватил «пятихатку» и споро двинул к прилавку.

Пока Лаврентий крутился у прилавка, что-то постоянно добавляя в первоначальный заказ, Лёньчик мучительно вздыхал, искоса поглядывая на Степаныча, маялся, но потом не выдержал.

– Вот скажи мне, интурист, это правда, что у вас там на западе не только мужики на мужиках женятся, но и гарем можно официально зарегистрировать? Если деньгами не обижен, вестимо.

– За деньги можно всё. А тут даже ничего регистрировать не надо. У нас вообще смешной закон только что приняли. Если люди в одной квартире больше полугода прожили, то они официально признаются семьёй. И не важно какого они пола. Студентов этим особо порадовали. Теперь много казусов разных будет. Хорошо хоть закон обратной силы не имеет. Уже сейчас бы такое началось. Но я его считаю значительно прогрессивнее, чем то многолетнее обсуждение Европарламента об единой толщины презервативов. А тебя с чего это так заинтересовало?

– Да на Моню вот смотрю. Стрекозы за ним гуськом везде бегают – голодными глазами смотрят. Снасильничают же парня, пока он в раздумьях. Нельзя как собака на сене. А он в своём выборе никак определиться не может. Уж как с полгода.

– А чего ты Моню не спросишь? Напрямую, по-мужски. Где, мол, график спецпосещений? Перспективный план развития тройственного союза? И почему в районе до сих пор не установлена наглядная агитация «Моня – наш демографический вызов Китаю»?

– Что-то мудрёно очень. Да за такие слова можно и по морде получить.

– Можно, но чаще впердоливают. – глядя на его вытянувшееся лицо, меня начал душить смех, который тут же захлебнулся в накатившей головной боли, – О, чёрт, ты это, прости, Лёнчик, за грубость, просто анекдот не к месту вспомнил[38 - – А как Вы знакомитесь с женщинами? – заинтересованно спрашивает юный корнет у бывалого поручика Ржевского.– Как обычно. Подхожу и вежливо спрашиваю: «Мадам, а не соблаговолите ли Вы, если я впердолю Вам сегодня вечерком»?– Да за такие слова можно и по морде получить… – ужасается корнет.– Можно и по морде, но чаще – впердоливаю!].

– Лучше бы он это делом доказал. А то девки извелись совсем. – буркнул обиженный Лёнчик, но тут же на его лицо наползла улыбка, когда он рассмотрел, что Лаврентий принёс на подносе.

– Интурист, тебе пиво и два пирожка. Холодец под водку будешь? – спросил Лаврентий, выставляя мне озвученное.

– Нет.

– Вот и хорошо. Тогда с тебя ещё две сотни.

Забрав у меня две сотенных, он отправился за вторым подносом.

И тут появился Моня. Первым ему, на пересекающем курсе, попался Лаврентий, старающийся удержать нагруженный тарелками поднос, и при этом не расплескать стоящие с краю лафитнички[39 - Лафитник – стопка или рюмка удлиненной формы.], наполненные всклень[40 - Всклень – полностью, до краёв.] водкой.

– Ба, ещё не вечер, а Лаврентий уже шикует! Шантаж выгорел или палачом назад берут?

– Интурист гуляет, – огрызнулся Лаврентий, но непроизвольно ускорил шаг.

– Так и знал, что он уже здесь. Не буянил? – преувеличенно вежливо уточнил он у барменши.

– У меня не забалуешь, – улыбнулась она ему в ответ и сразу стала наливать пиво, – И кто же его так разукрасил? Здесь он сразу в глухую несознанку ушёл. Или сам – чисто конкретно зенки залил и в махач полез?

– Да вроде нет. Он, как выпьет, больше в созерцательность впадает, а с несознанкой… – Моня хмыкнул, помахал нам рукой и добавил уже погромче, – Сейчас всё как на духу выложу! А то у некоторых локаторы уже активизировались.

Он долго выбирал себе салат к пирожку, при этом, преувеличенно жалостно, выговаривал барменше:

– У вас, мадам, уже не только самое приличное заведение в нашем районе, а просто какой-то «Кабачок 13 стульев». Тут тебе и Пан Бывший Директор с Паном Золотарём под пивасик любые мировые проблемы варварски рвут не на британский, а уже на наш родимый, Андреевский стяг. Пан Душегуб свои особо коварные планы водочкой любовно полирует. А ещё и пан Нелегал изредка границу нарушает со своими диверсиями. Хорошо, что остальных пока нет, обормотов. И только я один такой, весь в белом. Несчастный-разнесчастный. Прям вот сейчас разрыдаюсь от своих безответных чувств к вам.

– Ты получше унитаз у Стрекоз береги – на слёзы лишнего не останется, – прервала барменша этот монолог, – Иди уж, балабол, самой не терпится узнать, где и как твой интурист опять выступил.

– Не опять, а снова, – голосом замордованного студентками профессора, отпарировал Моня, забрал свои две тарелки и бокал, оценивающе осмотрел столы, но решил сесть со мной. И молча приступил к еде в звенящей тишине.

Сытно отдуваясь, Моня последним кусочком пирожка прошёлся по тарелке, подбирая остатки салата, и закинул его в рот. Промокнул рот салфеткой, а потом протёр замасленные пальцы. Внимательно всех осмотрел.

– И с чего вы меня так нехорошо глазами сверлите? Любопытство не порок… Народ, дайте хоть с мыслями собраться. Здесь не абы как, а с умом рассказывать надо. Тут как с некоторыми – раз раздел, а потом всю жизнь одевать приходится. Это образно. Так вот. Мы, значит, ответственное задание выполняли – не ниже правительственного уровня. Без правильной конспирации здесь никак. А то вас потом по углам отстреливать начнут.

– Тут и так ясно, что интурист свой любопытный нос не туда сунул, – не выдержал Лаврентий и фыркнул, – Тоже мне секрет.

– Тогда нечего и рассказывать, раз такие умные, – Моня приложился к пиву, прямо-таки провоцируя недовольный гул.

– Моня, – начал Степаныч «парткомовким» тоном, но сразу поправился, – Владимир, не знаю, как по батюшке…

– Знамо, Владимирович, – ехидно подсказал Лаврентий, – Сейчас многие отчества меняют. Приспособленцы-иждивенцы. Для них до сих пор кастет и есть кастетуция – основной закон жизни.

– Ильич, – с достоинством отпарировал Моня, – И не надо на меня разные ярлыки навешивать. Что в метрику вписали, тем и мучаюсь.

– Владимир Ильич… – несколько запнувшись, и явно выпав из времени, Степаныч выразительно посмотрел на барменшу, словно недоумевая: «Да что за безобразие такое? А где трибуна с микрофоном?» – От имени и по поручению… – тут его отпустило, – На пиво накажем, если дурака и дальше валять будешь. Только славное имя позоришь. Символ эпохи!

– А может он из этих? Да и Нерус – фамилия какая-то уж больно подозрительная. —Лаврентий уже не сдерживал себя, – Слышь, интурист, а ты с ним в бане давно мылся? Случайно не видел ажурной работы какого-нибудь креативного моэля[41 - Моэль – это человек, который совершает обряд обрезания у религиозных иудеев (брит мила).]?

– Да ты на себя посмотри, евгеник[42 - Евгеника – учение о селекции человека, а также о путях улучшения его наследственных свойств. Учение было призвано бороться с вырождением человеческого генофонда.]-недоучка! – Моня моментально затаил нешуточную обиду. Но больше за фамилию, которую в институте преподаватели часто путали, не к месту добавляя «мягкий знак», – У меня далёкие предки с реки Нерусса, что в Орловской области.

– Ага, и «Титаник» тоже Айсберги-не-руссы потопили. – тут же отреагировал Лаврентий, глядя в пространство, – У меня глаз намётан. Мышь не проскочит.

Я понял, что сейчас начнётся склока, неизбежно переходящая в свару, а о своих похождениях я так и не узнаю. Пришлось молча достать очередную «пятихатку», протянуть её Лаврентию, а потом многозначительно пощёлкать себя по горлу. Сработало безотказно.

Лаврентий потерял всякий интерес к обсуждению и моментально рванул к стойке. Моня проводил его тяжёлым взглядом, но вроде тоже успокоился. В общей тишине все дождались возвращения возмутителя спокойствия. Мы с Моней взяли только пиво, отказавшись от водки, чем вызвали молчаливое одобрение Лаврентия и явную радость Лёнчика.

– Ну, за взаимопонимание! – Степаныч отсалютовал нам лафитничком, а потом приподнял повыше, наклонил и тонкой струйкой вылил водку себе в рот. Она прожурчала ручейком прямо в пищевод – ему даже глотать не пришлось.

– Старая школа, – с завистью произнёс Лаврентий, – Ни капли мимо!

– Я и не на такое сегодня насмотрелся, – буркнул Моня, – Так рассказывать или замнём для ясности? – уловив положительное мычание из трёх ртов, занятых пирожками, Моня облизнул губы и приступил, – У нас вчера непонятки с ним (кивок на меня) возникли. По церковным вопросам…

– Да я как в воду… – но договорить Лаврентию не дал Лёнчик, решительно дёрнув его за рукав.

– Так вот, – Моня нехорошо покосился на перебившего, но от пикировки удержался, – Между собой мы быстро разобрались (Лаврентию закатил глаза и усмехнулся), но люди (Моня указал пальцем в потолок) хотели лично услышать. Но чтобы некоторые, не будем их называть (все, кроме меня, согласно закивали), раньше времени в свои красивые импортные портки ничего такого не наложили (понимающие улыбки), в общем, решили обставить как пикник с рыбалкой. Или вначале рыбалка, а потом пикник с баней и прочими непристойностями. По индивидуальным запросам зарубежных трудящихся. Ну и молодых, да ранних пригласили, чтобы скучный ландшафт слегка оживить. Вот, собственно, и всё!

– Как всё? – с детской обидой возмутился Лёнчик, – А табло ему за что разукрасили? Осетра где отловили? Ты не темни, ты нам всё по полочкам разложи. С подробностями.

– Вот так всегда. Клубничку им подавай. Хорошо. Будет, но потом. – приложившись к пиву, он продолжил как подтомившийся комментатор на середине марафонского забега, – Значит так, в шестом часу утра выехали – к началу девятого добрались. Как по расписанию. Там уже все собрались, только нас ждут. В доме стол скромненький такой накрыт. Ну очень. Всего на четыре смены блюд. В уголке чинно стайка сидит – топики и мини-юбки. Выборгские лафли[43 - Лафля – девочка, оттачивающая мастерство обольщения на большом количестве парней, общаясь с ними в соц.сетях – как правило признаваясь им в «любви» и регулярно выражая поверхностные знаки симпатии.] – все из себя такие отпадные. Но тёртые. Отборный материальчик.

– А вы?

– Сидим, завтракаем. Дела лениво перетираем, – Моня сделал вид, что Лаврентия в упор не замечает, – С интуристом и так всё предельно ясно и понятно. Его завиральными идеями, как сделать город лучше – лишь наших рутинёров пугать. Только мы, от греха подальше, собрались сплавить его лютики-цветочки мять или там в пестики-тычинки культурно отлучиться… типа, чтоб к рыбалке набрал нужную сосредоточенность, как тут у него прямо вожжа под хвостом загорелась. И как завёл он нам свою шарманку про купола – хоть стой, хоть падай.

– А чёй-то? – Лёнчик закончил ковыряться в своей тарелке и решил приобщиться к рассказу.

– Купола… это купола. Здоровенные такие. Воздухонадувные, вроде. Говорит, что километр ими можно накрыть, а внутри любой климат заказать. Точнее, если холод вырабатывать, то тепло прямо внутри контура можно отводить. И наоборот. Целевая конвертация. Вот, блин, какой термин удумал. Короче – под куполом реально с одного угла сделать морской пляж с волнами, вокруг ботанический сад посадить, а по центру горнолыжную трассу или там хоккейную площадку сделать. Все удовольствия в одном флаконе. А с другой стороны домов приличных понаставить. Да хоть маленькую Венецию со стерлядями. Просыпаешься себе в собственном особняке и думаешь – идти в море окунуться или по лесу зарядку побегать. А приспичит – можно и лыжи навострить от уснувшей любовницы. Как-то так. И тебя не волнует, что там за бортом… в смысле – какая погода за куполом.