Лоскутки Эверетта, или Заблудившиеся дети

Поворачиваюсь. Черное вытянутое пятно передо мной снизу довер… нет, светлая с рыжинкой округлость и… черный кусок разъединенности, болтающийся, раскачивающийся над пятном. Шапка. Ну да, шапка. Зимняя шапка. Мужская. Военная. Морская.

Начинаю вглядываться. «Светлая округлость» превращается в улыбку. Глаза и растянутые, обнажающие зубы губы. И… все равно…

– Семчик! – слышу я как-будто бы знакомый голос. – Сема!

И только в этот миг медленное распознание заканчивается молниеносным узнаванием. Черное пятно, улыбка и зимняя шапка собираются в образ курсанта военно-морского училища.

– Степа! Обалдеть! – кричу я на весь вагон. – Вот это номер!

– Да, номер…

– Две тысячи километров, четыре миллиона жителей, метро, вечер и такая встреча. Невероятно!

– А если учесть, что мне два месяца увольнительную не давали…

– А если добавить к этому, что я сегодня не думал вообще вылезать из общаги.

Вот, она во всем виновата, – повернулся я к Ире, и шутливо указывая на нее пальцем, ничего не понимающую и хлопающую часто-часто длинными ресницами. – Она.

Это мой однокашник Степан, – представляю я ей высокого курсанта.

– Ира, однокурсница, – ухмыляется она. – Значит, «встреча на Эльбе»?

– Если ее переименовали в Неву, – шутит Степа.

Мы смеемся.

34. Пузырьки шампанского щиплют нос. Тепло в кафе. И мороженое в вазочках.

– Интересный рецепт – шампанское напополам с апельсиновым соком, – говорит Степа.

– В фильме «Чествование» подглядели, – признается Ира, – по-моему, «Двадцатый век Фокс». А вприкуску с мороженым – вообще, обалдеть.

– Спасибо «Фоксу», – улыбается Степан. – Ты, Сема, хочешь спросить, как я оказался в училище, несмотря на… то, что…

– Вообще-то…

– Желаете сохранить в тайне сведения, которые являются изъянами?

Ира, дело в том, что я – дальтоник. Да-да. И ничего не вижу в этом странного. Сочувствовать не надо.

– Первый раз вижу живого дальтоника, – удивляется Ира.

– Разочарую, Ира, тебя сразу – я не различаю только оттенки. А с цветами все в порядке. Но это стало препятствием к осуществлению моей мечты. Когда на медкомиссии в военкомате узнали, куда я хочу поступать после школы, то сразу же отсоветовали, мол, все равно «забракуют». Помнишь, Сема, как я переживал?

– Помню.

– Но, однако, безо всяких афер мне удалось попасть туда, куда я хотел. А оттенки эти оказались не так уж и важны. И вообще, цвета в природе не существует.

– Как это? – удивляюсь я.

– Цвет, – говорит Степа, – это лишь наше мнение. Нечто, условно принятое за реальность. А на самом деле всего лишь иллюзия. Но не буду морочить вам головы разными научными изысканиями в этой области, а то наша неожиданная встреча может превратиться в лекцию или того хуже – в диспут.

– А насчет «иллюзии» ты прав, Степа. Долго ты не «проявлялся» в моем сознании – там, в метро. Как заело что-то в мозгу, а?

– Мнение врачей было и для меня поначалу непреодолимым барьером. Но когда я понял, что мнение – это только мнение, а не окончательный приговор, то… и вот… Авторитет хорош тогда, когда понимаешь его относительность, а не абсолютность…

35. Моя спина подалась вперед. Сзади протиснулось чье-то массивное тело с отдышкой. Поезд вынырнул на станцию со своим привычным тормозяще-грубеющим «у-у-у-у-у»…

Я снова вернул свой взгляд на то место, где только что стояла юная парочка. Мимо мелькнуло черное пятно. Парня и девушки не было.

– Осторожно, двери закрываются, – услышал я. – Следующая станция… – И стало понятно, что я проезжаю свою остановку. – «А был ли мальчик? – подумалось мне. – Или все эти ощущения – результат толчка в спину? И все они довольно плотно уместились в тот миг, когда мое тело качнулось вперед?.. И девочка тоже?..»

36. – Мужчина, у вас скоро все из пакета вывалится, – подергала меня за рукав женщина, стоящая на эскалаторе двумя ступеньками ниже.

– Что?

– Переложите пакет в другую руку, а то держитесь за поручень и сумка ваша с… с… трется о борт.

– Какой «аборт»? Вы о чем, собственно?

– Вон и банан из дырки показался.

Да, действительно, на большом пальце моей руки, лежащей на поручне, висел пакет, шелестя по панели и «спотыкаясь» об алюминиевые вертикальные планки.

– Спасибо, – поблагодарил я. – «Откуда эти бананы? Не помню. Может, купил их на «автопилоте»? Так ведь тоже бывает.

Миша – вегетарианец, – усмехнулся я. – Посмотрим, какое он «травоядное», – последняя мысль перед зубьями, под которые уходили разложившиеся в ленту ступеньки.

37. Войдя в больницу, я, первым делом, поднялся в реанимацию к Артему. Мишка может и подождать. Подошел к незнакомой медсестре. Представился.

– Мне бы к Артему, проведать, – обратился я к ней.

– Ар-те-му, – растянула она, открывая журнал. – Фамилия какая у него?

– Извините, не знаю…

– Идете проведывать и не знаете? – посмотрела на меня медсестра.

– Ну у вас же не сто Артемов? Он во-он там лежит, – указал я рукой. – Меня еще Вячеслав Георгиевич вчера оставил здесь посидеть с Артемом, подежурить что ли, поддержать.

– А вы что?

– А я ушел.

– Так-так…

– В смысле, отправил меня Артем, отпустил, понимаете?