Жизнь точки на карте

– Точно. Как болит колено!

– Джек! – Хилари сорвалась. – Джек, с тобой всё в порядке?!

– Хилари? – уже по тону она почувствовала, как глаза «мужа» сузились в этот момент. – Кто дал тебе наушники? Юрген, выставьте её оттуда. Всё в порядке, дурочка, я люблю тебя. Но в отеле я тебя хорошенько отшлёпаю.

Мейерсдорф стянул с неё дублирующий комплект и отдал его помощнику. Затем распахнул дверь:

– Простите, мадам, так распорядился ваш муж. Нервным женщинам тут не место. Был рад с вами познакомиться. Прощайте.

Лишённая своего гида – Фоэнк Вильямс остался на испытаниях, Хилари вышла из огромного здания мимо комментаторских, ещё вчера опустевших, кабин и бесцельно побрела вдоль пересекающих весь автодром дорожек, от одного бокса к другому, рассматривая аккуратно сложенные в углах инструменты, круглые знаки на длинных палках с надписью «Brakes on», запасные и испорченные шины из резины «Гудъир». Репортёры, освещающие тестовые испытания «супермашины» – из тех, кого так много бывает в Монферране на традиционных тренировочных заездах на новых «феррари», не обратили на неё никакого внимания – новость о неожиданном супружестве самого неуловимого из пилотов «Формулы-1» ещё не разлетелась достаточно далеко. Механиков красивая одинокая женщина интересовала, но её мрачный вид отпугивал даже самых смелых. Она не заметила, как уже десять минут наблюдавший за ней из-под бело-голубого зонтика «МакЛарен» симпатичный мужчина, похожий на сосредоточенного воробышка, поднялся из шезлонга и направился к ней. Хилари присела на корточки перед заинтересовавшей её штукой, потрогала её рукой, произнесла вслух:

– Интересно было бы знать, что это такое…

– Грелка, фрейлейн.

– Грелка? – Хилари удивилась – но не тому, что получила ответ на свой вопрос.

– Да, именно так. Перед прогревочным кругом или стартом ими разогревают покрышки всех болидов до 95-100 градусов по Цельсию. Простите, фрейлейн, привычка – в Америке же всё измеряют по Фаренгейту, – самая обыкновенная мужская рука с чёрными часами на запястье протянулась из-за её плеча и забрала загадочный предмет у неё из рук.

– Наверное, Фаренгейт был великим человеком. Но я не американка, а австралийка.

– Далековато вы забрались.

– Привыкла путешествовать. А вы?

– Из Австрии. Но это было давно. Хотя у меня по-прежнему остаётся дом в Вёргле. Вы журналистка?

– Не совсем так, – Хилари, отряхнув руки, поднялась с колен и наконец посмотрела на своего невидимого собеседника. – В данный момент я – супруга одного из ваших коллег. Меня зовут Хилари Строумер.

– В таком случае вам не следует носить эти часы.

– А в чём дело? – подняв руку, Хилари осмотрела свои шикарно оформленные часы с посеребрёнными стрелками.

– Гравировка, – подсказал гонщик. – На них написано «В память о Швейцарии от Криса».

Хилари подняла на него глаза ангела:

– Ну и что? Человек, подаривший мне их, был мне как брат. По крайней мере, так я объяснила своему мужу.

– Вы потрясающе лжёте, – в глаза симпатичного мужчины было восхищение.

Она парировала с улыбкой:

– Вы слишком наблюдательный человек, австриец. Или я могу называть вас мистер Бергер?

– Вы тоже, Хилари, заслуживаете некоторые лавры. Хотя моё имя вышито у меня на комбинезоне. Вы кого-то ждёте?

– Мужа. Но он пока занят.

– Мы могли бы поговорить с вами. Об Австралии. Мне нравится этот континент, хотя я там и не родился. А как насчёт вас, Хилари?

– Я из Сиднея.

– И, конечно же, закончили монастырскую школу в Роуз-Бей? Только монахини могут привить девушке такую осанку.

– Да, Роуз-Бей и факультет экономики в Сиднейском университете.

– Вот и славно. Врать надо по-крупному, а не по мелочам.

– Герхард, вы славный парень, я ничего против вас не имею, но что вы так взъелись на меня? Каждый человек имеет право на частную жизнь. Вам же не понравится, если я назову имя, от кого вы прячетесь здесь?

– О?

– Джон Барнард.

– Логично, – Бергер отвернулся, скрывая смех. – Он заставляет меня работать не меньше, чем Гельмут Марко и Гюнтер Шмидт.

– Я не знаю этих людей – в вашем мире я новенькая. Но Джон мне понравился.

– Вы давно с ним знакомы?

– Не ваше дело.

– Я не видел вас на Гран-при, значит, день-два. В таком случае, откровенно говоря, вы не знаете и Джона, Хилари. С ним надо работать. Он замечательный. .. Но вы удивили меня, Хилари. Я не предполагал, что у Джека Строумера может быть личная жизнь и тем более жена.

– Почему?

– Его высказывания о женщинах слишком категоричны, – Бергер улыбнулся своим воспоминаниям.

– Не выдавайте его, Герхард. По-моему, он только поощряет мои выходки, чтобы доказать самому себе, на какой особенной женщине он женился.

– Ах, вот вы где, ангелочки! – длинная тень упала на раскалённый асфальт. – Я понимаю, Бергер: жара, пыль, гораздо приятнее для твоей артистической души поболтать с красивой женщиной об отвлечённых материях в тени. .. Но душе уж придётся как-нибудь перетерпеть ожидающую нас работу.

Герхард покорно дал себя увести, как и Джек – несколькими часами ранее; но, уже отойдя от зонтика на восемь-десять шагов, он внезапно обернулся и подмигнул Хилари, отчего сразу же стал похож на взъерошенного, насмешливого воробья:

– Ваше очарование совершило с Барнардом чудо – я никогда не думал, что он способен на такой спич. Надеюсь ещё увидеться с вами, до встречи!

Снова оставшись в одиночестве, Хилари продолжила свою познавательную прогулку по трассе «Монте-Карло». Впрочем, мысль пройти все 3328 метров бетонного покрытия, составляющие один гоночный круг, не вызвала у женщины особого энтузиазма, равно как и проносящиеся мимо болиды, под наглухо закрытыми шлемами пилотов которых она тщетно пыталась разглядеть лицо своего «мужа». Все гоночный машины различались для неё лишь по цвету; несмотря на это, она была уверена, что ни на одном из болидов не промелькнула магическая надпись «Canon» – красным по белому названия фирмы, спонсировавшей создание «ФВ-11» в «Формуле-1».

Яркое солнце высвечивало отдельные детали машин в боксах «Вильямса», чёрные прямоугольники распахнутых дверей словно приглашали войти. Но Хилари, успевшая уже заметить, что присутствие посторонних в служебных помещениях, мягко говоря, не одобряется, отправилась не туда, а в центр – белое здание, примыкающее к боксам, где располагался кабинет Фрэнка Вильямса, конференц-зал и тот вычислительный узел, из которого Юрген Мейерсдорф выставил её два часа назад. В здании было почти тихо – умолк тот непрекращающийся, жужжащий шум голосов, который неизменно сопровождает любое испытание машин, будь то трасса в Монферране или бразильская «Жакарепагуа», или «Спа-Франкоршам» в Спа. .. Надёжно укрыв от посторонних глаз новое детище Дерни, Вильямса и Хеды, обслуживающий персонал гонок торопился домой – в гостиницы, чтобы, успев захватить последние жаркие дни пребывания в Монако, искупаться в бассейне или пофлиртовать с очаровательными местными девушками, по праву гордящимися своей смуглой кожей, жгучими глазами, королевской осанкой. Любая из них могла оказаться принцессой Стефанией или Каролиной, любой из мужчин мог оказаться не женихом, а телохранителем. Хилари посмотрела в окно на раскалённый город, но перспективой в одиночку возвращаться в отель, где она уже наверняка стала притчей во языцех, не соблазнилась. Мимо прошла уборщица с ведром и тряпкой, посмотрела на незнакомку в запылённых джинсах с безразличием, ничего не ответив на приветствие Хилари, скрылась.

Кабинет Фрэнка Вильямса женщина обнаружила неожиданно для самой себя: дверь была приоткрыта, из-за неё слышались голоса. Один голос – мощный, доминирующий – Фрэнка; наличие другого Хилари определила только по повторяющемуся покашливанию во время речи шефа «Вильямса». Подслушивать не входило в её намерения – она лишь собиралась узнать, где её «муж». Но не прерывать же беседу? Это невежливо. Хилари вошла. Секретаря в приёмной не было, зато слышимость оказалась намного лучше – дверь между секретарём и боссом была распахнута настежь.

– Фрэнк, не надо, не будем об этом! Всё равно поздно, – голос Кристофера-Джека настиг Хилари как раз в тот момент, когда она собралась исчезнуть. Со свойственной хорошему бизнесмену оперативностью женщина передумала – может быть, речь идёт именно о ней?

– Послушай, Джек, подумай ещё! У тебя есть время до конца года. Совсем не обязательно сообщать о своём решении сегодня, на пресс-конференции. Ты же не собираешься сжигать за собой мосты, правда?

– Фрэнк, я уже решил, – голос у Строумера был усталым. – Мне уже тридцать два.