Жизнь точки на карте

– Ну что ты, мам, я, конечно, изменился, но ты же никогда не боялась меня.

Леди Марджори вырвалась, вздыхая от пережитого шока и облегчения, обняла младшего сына:

– Лоуренс, Лоуренс, как же ты напугал меня! Откуда ты взялся здесь, чёрт побери?

Лицо сына приняло то искусственно-ханжеское выражение, которое леди Марджори не раз замечала, когда сын собирался позабавиться.

– Миледи, – полным страдания голосом, с британским акцентом, превосходно копируя Лэндрита, произнёс Ларри, – позвольте напомнить вам о стиле беседы, принятом в вашем кругу.

– Пошёл к чёрту, дурачок! – снова обхватывая сына руками, леди Марджори поцеловала его. – Как я давно тебя не видела, милый! Мы все так скучали…

Выражение её лица резко изменилось.

– Ты знаешь… про Дайану?

– Да, – ответ Ларри был короток, и это могло навести леди Марджори на некоторые размышления. Но она не собиралась останавливаться так сразу.

– Это было ужасно, но в то же время такое облегчение и для тебя, и для девочек. Я попросила Гизелу увезти Филли и Мейб за границу.

– Мама, – Лоуренс чувствовал себя неуютно, – если тебе так хочется, давай поговорим об этом, когда мы будем одни.

– А мы не одни? – удивилась леди Марджори. Она вгляделась в темноту неосвещённого холла. – Кто там мнётся у двери, Лэндрит?

Из полумрака донеслось неопределённое мычание.

– Мм… не совсем так, мадам… мистер Лэндрит остался на улице.

– Ларри, включи свет, – тоном приказа попросила леди Торнтон, которая едва доставала сыну до плеча.

Лоуренс сделал шаг назад и растаял за границей света, образованной мерцающим ночником. В темноте послышалось шуршание и яростные возражения шёпотом.

– Куда ты собралась? Если уж нарушила запрет и вошла, теперь оставайся.

– Ты мне не запрещал!

– Но и не приглашал внутрь, пока я не разберусь с ужасным взломщиком, проникшим в мой дом.

– Спасибо, дорогой! – громко проговорила леди Марджори. – Ты случайно не забыл про мою просьбу включить верхний свет?

– Извини, мама, – миролюбиво отозвалась голосом сына темнота, и щёлкнул переключатель.

– Лоуренс, убери руку с моей задницы! – это была ещё реплика ночи. При ярком свете молодая женщина, стоявшая у двери, отчаянно смутилась, покраснела так, что розовой стала даже её шея.

Торнтон засмеялся, вывел её на середину комнаты и удержал под оценивающим взглядом леди Марджори.

– Мама, позволь тебе представить мисс Хилари Орти из Австралии. Она моя невеста.

– Лоуренс! – на лице старшей женщины отразилась растерянность. – Опять, так скоро?

Хилари прикусила изнутри верхнюю губу и почувствовала, как сводит судорогой её скулы. Неужели отношения с матерью Ларри не заладятся у неё с самого начала? Но пожилая женщина тут же перевела взгляд на неё и приветливо улыбнулась.

– Мисс Орти, добро пожаловать в наш дом… дом Лоуренса, – сразу поправилась она. – Извините мою невежливость, я просто растерялась. У Ларри сложные семейные отношения…

– Я знаю, – девушка робко улыбнулась, как-то бегло и испуганно. – Его жена только что умерла.

– Совершенно верно, – леди Марджори Торнтон кивнула. – Но вы наверняка не в курсе, насколько тяжело…

– Мама, – предостерегающе проговорил Ларри, – это ни к чему. Что было можно, я рассказывал Хилари, а подробности болезни Дайаны никого не интересуют.

– Я всего лишь хотела сказать, что надеюсь, ты будешь счастлив, – робко пробормотала мать Ларри.

– И перестанешь мотаться по всему свету, как какашка в канализации! – вызывающе добавила она и бросилась наутёк, пока сын открывал рот для очередной нотации о хороших манерах.

Лоуренс Торнтон сердито смотрел ей вслед. Хилари, не сдерживаясь, хохотала. Теперь у неё не осталось никаких возражений по поводу того, что леди Марджори Торнтон станет её свекровью.

Глава 46

В течение недели Хилари Орти в ее новом статусе была представлена всем возвращающимся по очереди членам семьи. Сэр Джон Лоуренс Торнтон, отец Ларри, удивительно напоминал своего сына азартным блеском синих глаз, светлыми непокорными волосами – у сэра Джона они были седыми – и неуёмной жаждой всё сделать, увидеть и всё познать. Могла ли Хилари не испытать симпатию к человеку, так похожему на её избранника? Сэр Кристофер Торнтон, старший брат Лоуренса и наследник семейного антикварного бизнеса, выглядел вялым, скучающим человеком. Необычайно высокого роста – почти два метра, худой, Кристофер тоже имел фамильные синие глаза, но у него они выглядели бледно-голубыми, какими-то выцветшими. Леди Гизела Дрейкмен Торнтон, его жена, тоже высокого роста, всем своим видом наводила на мысль о её цыганском происхождении; но в первые же десять минут общения с леди Гизелой становилось понятно, что супруга сэра Кристофера Торнтон родилась и воспитывалась в самом обыкновенном доме средних американцев. Несмотря на отмеченную несколько недель назад десятую годовщину своего бракосочетания с настоящим, хотя и укоренившимся в США, британским лордом, леди Гизела по-прежнему употребляла в своей речи упрощённые обороты и сленговые выражения. Впрочем, одевалась она дорого и модно, имела хорошую фигуру и, похоже, слыла завидной клиенткой среди парижских кутюрье. Достопочтенная Мейбелл Голуэй Торнтон, старшая из приёмных дочерей Ли Лоуренса, старалась во всём подражать своей тётке – в одежде, в разговоре, в манере поведения. Мейбелл уже исполнилось семнадцать, она очень гордилась приставкой «honorable» перед своим именем и высоко задирала носик по этому поводу. А также по любому другому, и таких поводов у неё набиралось до полусотни каждый день. Достопочтенная мисс Филлис, её сестра на год младше, была довольно симпатичной, но не столь бойкой девочкой, и из-за этой черты характера она всегда оставалась в тени сестры-заводилы. Так же по-разному девочки повели себя при известии, что Хилари станет их мачехой. Мейбелл демонстрировала раздражение, досаду и нетерпимость, вела себя грубо и вызывающе до тех пор, пока на её выходки не обратил внимание Ларри. Он говорил с приёмной дочерью наедине, но по тому, как присмирела Мейбелл после этой беседы, стало понятно – Лоуренс Торнтон довёл до её сведения, что в случае необходимости выбирать предпочтёт свою невесту юной задаваке, к тому же не родной ему по крови. Филлис не стала ставить отца перед таким выбором – или, может быть, ей было безразлично. Хилари расстраивалась, натыкаясь на спокойную вежливость девочки, которая, несмотря на форму, была не менее надёжной преградой на пути к сердцу Филлис, чем вызывающая агрессивность Мейбелл.

Леди Марджори старалась успокоить ещё молодую мачеху, не имеющую практического опыта в обращении с детьми. «Дорогая, просто дай им время привыкнуть к тебе. Когда Мейб и Филли поймут, что ты не заставишь Лоуренса разлюбить их, они станут помягче». – говорила она. Хилари только вздыхала в ответ. Она привыкла управлять взрослыми, хорошо знающими меру своей ответственности; а взрослых в этом поместье осталось не так уж и много. Ларри начал писать новую автобиографическую книгу о себе, любимом, под названием «Весь мир у моих ног», и с ним стало практически невозможно общаться. Тело его находилось возле компьютера, а мысли витали недостижимо далеко. Выходил он из творческого транса только ради того, чтобы в очередной раз обменяться со своим агентом, Грегом Чалмерсом, оскорблениями, стимулирующими их обоих; эти беседы выводили Хилари из себя. Женщина вообще впадала в раздражённое состояние всё чаще, и сменялось оно только на более худшее – беспросветную депрессию. Сначала Хилари по два-три раза в день звонила в Сидней; но дела у «Орти инкорпорейтед» под руководством Джеда Макмиллана шли хорошо и не требовали её пристального внимания. Лоуренс предлагал ей заняться подготовкой к свадьбе. Однако Хилари отказалась от пышной церемонии, а самые необходимые приготовления заняли у неё и леди Марджори всего неделю. Хилари Орти и Ли Лоуренс Торнтон должны были пожениться в последнее воскресенье декабря. Разрешение на брак было получено, платье невесты сшито, гости приглашены. Не находя объяснения злости и неудовлетворённости, переполнявшей её, Хилари Орти записалась на приём к психоаналитику. А тот порекомендовал ей заодно обратиться и к специалисту другого профиля.

Нет, сегодня ему определённо не писалось. Даже сюда, за закрытые двери кабинета, просачивалась удушливая атмосфера, заполнившая дом. Всеми членами семьи овладело довольно странное, по правде говоря, настроение. Нельзя сказать, чтобы они отрицательно относились к предстоящему бракосочетанию одного из них, совсем нет. Или что им, например, не нравилась невеста. Хилари легко наладила контакт с каждым – недаром она приобрела первые навыки менеджмента, будучи шести лет отроду. Но улыбки всё равно оставались натянутыми, а радость – вымученной; и Ларри не видел способа это исправить. Пытаясь развеселить всех, он сам себе казался шутом на похоронах, главной плакальщицей на которых была сама Хилари. На вопросы о самочувствии она отделывалась объяснениями, что у неё болит голова, в постели невеста была скучной и неинтересной, засыпая сразу, как только Ларри отодвигался от неё. Кроме того, Хилари начала много есть, и всё это вместе взятое беспокоило Ларри. Когда у него находилось достаточно времени, чтобы подумать о своей невесте.

Нарыв прорвался во вторник после обеда, когда в дверь кабинета сына постучала леди Марджори, настолько обеспокоенная, что даже нарушила главное правило – не мешать Лоуренсу в «запойные периоды».

– Ларри, – остановившись возле стола, леди Марджори терпеливо ждала, пока не произойдёт метаморфоза – пустые глаза медленно заполняло тепло возвращающейся бог знает откуда мысли.

– Ларри, у нас проблемы, – не переводя дыхания, она доложила, что Хилари, похоже, основательно принявшая «для храбрости», плачет в своей комнате и заталкивает вещи в чемоданы, собираясь вернуться в Австралию.

– Она говорит, что ты совершенно не уделяешь ей внимания, и если тебе интересно моё мнение по этому поводу, я думаю, что…

Ларри не стал дослушивать мать. Истеричность совсем не была в характере Хилари, и если она действительно готова заказывать билеты на самолёт, что-то и впрямь неладно в Датском королевстве.

Невеста не просто плакала, она рыдала в три ручья. Эти ручьи стекала по щекам, оставляя дорожки в тональном креме, а водостойкая тушь превратилась в расплывшиеся под глазами синие болотца.

Натренированный общением с леди Дайаной, Лоуренс безошибочно диагностировал истерику у женщины, стоящей на коленях на кровати. Тут же разинул крокодилью пасть, демонстрируя кое-как затолканную одежду, чемодан.

По части психиатрии Лоуренс Торнтон уже вполне мог защищать докторскую диссертацию. Он не стал тратить время на уговоры, женщина всё равно не услышала бы его, поглощённая своими переживаниями. Намочив полотенце для рук ледяной водой из-под крана, Лоуренс выжал его над головой Хилари.

Молодая женщина завизжала и тут же начала икать. Её прелестный носик распух почти вдвое и напоминал по цвету воздушный шарик ко дню святого Валентина; лицо в целом выглядело неописуемо.

Взяв невесту под руки, Ларри отвел её в ванную; спустя десять секунд оттуда донёсся пронзительный крик ужаса – Хилари Орти прежде всего была женщиной.

На приведение себя в порядок ей потребовалось не более пяти минут – сказывался жизненный опыт бизнес-леди; но Ларри готов был ждать и дольше. И чтобы чемодан не наводил Хилари на крамольные мысли, жених набросил на разверстую пасть плед с кресла.

Вернувшаяся из ванной Хилари выглядела изумительно – бархатистая персиковая кожа, нос почти того же оттенка, умело подкрашенные глаза. Глянув на чемодан, женщина нервно засмеялась.

– Извини, дорогой, но я уверена, что так будет лучше. Я привыкла брать на себя ответственность за свои ошибки, выживу и сейчас. Лучше отменить свадьбу, чем обрекать вас обоих на мучительную неопределённость в течение всей жизни.