Колдунья моя

«Матильда, королева Английская и герцогиня Нормандская, шлет свой привет Мэйрин из Эльфлиа.

Ваша сводная сестра, Бланшетта из Ландерно, просит меня узнать у вас, будете ли вы рады видеть ее у себя в Эльфлиа. Она желает встретиться с вами и лично поблагодарить вас за доброту и щедрость, которую вы проявили, несмотря на все обиды, нанесенные вам ее матерью. Я также желала бы, чтобы вы предложили ей свое гостеприимство и позволили ей погостить у вас до наступления следующего лета, когда она с моей юной дочерью Сесили отправится в монастырь, находящийся под моей опекой. Поскольку мне уже известна доброта вашего сердца и поскольку я была уверена, что вы не откажете мне в столь небольшой услуге, я взяла на себя смелость отправить леди Бланшетту в Англию. Она прибудет через день после гонца, который доставит вам мое послание. Я молюсь за ваше благополучие и часто думаю о вас».

Письмо было подписано рукой королевы и запечатано ее личной печатью.

Прочитав послание, Мэйрин еще несколько секунд ошеломленно глядела на пергамент, а затем молча протянула его Жосслену. Тот быстро пробежал письмо глазами и подытожил:

– У нас нет выбора.

– Неужели недостаточно того, что я предложила дочери этой женщины щедрые дары? Неужели я еще должна принимать ее в своем доме?!

– В чем дело? – в замешательстве спросила Ида.

– Королева прислала к нам в гости мою сводную сестру, – саркастически проговорила Мэйрин. – Ну не чудесно ли это? Мы должны будем терпеть ее общество до следующего лета, когда она наконец отправится в свой монастырь.

– Дочь не в ответе за дела своей матери, Мэйрин! – строго воскликнула Ида. – Когда она приедет?

– Завтра, – проворчала Мэйрин, и Ида громко расхохоталась.

– Похоже, наша королева действительно не оставила нам выбора!

Внезапно Мэйрин осознала комичность этой ситуации и тоже рассмеялась.

– Как жаль, что ты ее не видела, мама! Она очень хороша собой, но совсем крошечная. И все же ей удается держать короля в таком страхе, что он не смеет возражать ее желаниям. Рассказывают, что однажды она даже поставила ему синяк под глазом. Ну что ж, похоже, нам никак не избавиться от визита дочери Бланш де Сен-Бриек. Придется смириться и принять ее со всеми приличиями.

– Не забывай, Мэйрин, что она, как и ты, – дочь Сирена Сен-Ронана, – заметила Ида. – По-моему, если ты постараешься думать о ней не как о порождении той ужасной женщины, а как о дочери своего отца, тебе будет легче принять ее. Кроме того, если сердце ее принадлежит святой церкви, она не может быть такой же злодейкой, как ее мать. Похоже, Бланшетта Сен-Ронан тянется к тебе, Мэйрин. Не отталкивай ее из-за преступлений, совершенных ее матерью. Суди эту девушку по ее собственным заслугам. Сколько ей лет?

– Она должна была родиться зимой того года, когда меня прогнали из Ландерно. Это случилось осенью 1056 года, а мне скоро исполнится двадцать лет. Значит, этой зимой моей сводной сестре будет четырнадцать. – Мэйрин взглянула на Жосслена, все это время хранившего молчание. – По-моему, ты говорил, что никогда не видел Бланшетту. Это правда или ты солгал и в тот раз?

– Я никогда не лгал тебе, Мэйрин, – тихо возразил он.

– Но ты не был и до конца правдив, – сказала Мэйрин.

– Я никогда не видел дочку Бланш, – подтвердил Жосслен.

– Мы заберем детей к себе, – решила Мэйрин, – а Бланшетта может занять старую комнату Брэнда.

– Как жаль, – с невинным видом заметила Ида, – что Олдфорд еще не пригоден для жилья: там ведь такие чудесные комнаты для гостей! Уверена, мне понравится там. Наш старый дом по сравнению с новой крепостью выглядит таким убогим!

– Что-то я этого не замечала, – фыркнула Мэйрин, и Жосслен спрятал улыбку. – Нам придется поторопиться, чтобы подготовить комнату для моей сводной сестры: одному Богу известно, в котором часу она появится здесь завтра. Не исключено, что приедет ранним утром.

Но Бланшетта Сен-Ронан со своим эскортом появилась только после полудня. С первого взгляда на свою сводную сестру Мэйрин еще раз поняла, что способна замечать то, чего не видят другие люди. Лицо Бланшетты, представлявшееся Мэйрин в ее видениях, оказалось точь-в-точь таким же миловидным; единственная разница заключалась в том, что девочка подросла и превратилась в привлекательную юную девушку. Она была похожа на свою мать, но черты лица ее были мягче, чем у Бланш. Кроме того, у Бланшетты оказались голубые глаза и густые темные волосы Сирена Сен-Ронана.

Мэйрин тщательно принарядилась с утра, зная, что первое впечатление – самое главное. Она надела черную юбку из тафты и серую парчовую тунику с золотой вышивкой. Грудь ее украшало золотое распятие – подарок королевы Маргарет, а в ушах сверкали серьги с крупными жемчужинами и гранатами. Укладывать волосы в прическу она не стала, но повязала голову золотой лентой; Ида незаметно улыбнулась выказанному дочерью признаку тщеславия.

Бланшетта приехала с английской монахиней, сестрой Фридесвайдой, пухленькой, низенькой и смешливой женщиной средних лет, возвращавшейся в свой монастырь в двух часах пути от Эльфлиа. Сестра Фридесвайда отклонила предложение погостить в Эльфлиа и даже не вошла в дом, торопясь успеть в монастырь до наступления темноты. Сопровождавшие ее королевские солдаты были разочарованы: теперь вместо хорошего ночлега им предстояло провести ночь под стенами монастыря и довольствоваться вяленой рыбой и кислым вином. Жосслен понял их огорчение и пригласил заглянуть в Эльфлиа на обратном пути из монастыря.

Капитан поблагодарил Жосслена, и хозяин Эльфлиа понял, что сестра Фридесвайда успеет вовремя, даже если ей придется поплатиться за это мозолями на заднице. Монахиня и эскорт, попрощавшись с Жоссленом, рванулись вперед и вскоре скрылись из глаз. Жосслен обернулся, чтобы наконец рассмотреть гостью. Сестры какое-то время молча стояли и глядели друг на друга. Юная Бланшетта была одета в скромный темно-синий наряд; темные волосы заплетены в две косы, голова покрыта простой белой вуалью.

– Добро пожаловать в Эльфлиа, сестра, – тихо проговорила Мэйрин.

– Ты похожа на нашего отца? – спросила Бланшетта. – Я всегда хотела узнать, как он выглядел.

– Да, во мне есть кое-что от него, но я похожа и на свою мать. Наш отец был красивым мужчиной. У тебя волосы и глаза точь-в-точь как у него. – Мэйрин обняла сестру, а затем отступила и сказала: – Пойдем в дом. Сегодня ветрено и в долине прохладно. Не хочу, чтобы ты простудилась.

– Наш отец любил тебя? Как ты думаешь, меня бы он тоже любил? – В голосе Бланшетты послышалась боль.

– Разве твоя мать не рассказывала о нашем отце? – спросила Мэйрин.

Бланшетта вздохнула и покачала головой.

– Она почти никогда не говорила о нем. Она утверждала, что воспоминания огорчают ее. Но моя кормилица Мелани говорила, что он был хорошим человеком.

– Мелани была твоей кормилицей? Ты знаешь, она выкормила и меня! Как она поживает? Она еще жива? И что сталось со старой Кателлой? Ты ее тоже знала?

– Эту ведьму? – Бланшетта вздрогнула от страха. – Когда мне было четыре года, ее решили сжечь на костре. За ней явились в Аргоат, чтобы схватить и привести к палачу, но там ее уже не было, и с тех пор она больше не появлялась в наших местах. Говорят, что ее унес дьявол.

– Скорее всего она спряталась в другой части леса, – сухо заметила Мэйрин. – Она была чудесной женщиной! Столько знала о целебных травах и о том, как лечить болезни!

– Ты была с ней знакома? – Голубые глаза Бланшетты зачарованно округлились.

– Да. Она научила меня лечебным свойствам растений и приемам лечения. С ней было очень интересно. Но ты так и не ответила, как чувствует себя Мелани!

– Она еще жива. От нее я впервые узнала о твоем существовании, хотя мать не догадывалась, что я это знаю. Мелани рассказала, что моя мать прогнала тебя до моего рождения, объявив незаконнорожденной. Королева сказала, что это ложь и что Ландерно принадлежит не мне, а тебе. Я так счастлива! Я никогда не любила Ландерно. Мне там было страшно… особенно этот огромный лес! Если бы Хьюго не умер от кори, мне пришлось бы выйти за него замуж следующим летом и жить в этом ужасном месте. Кроме того, мне всегда было стыдно за свою мать, за то, что она прогнала тебя из дому.

Мэйрин провела Бланшетту в зал и усадила у огня, поскольку девушка заметно продрогла.

– Принеси вина, – велела она Наре, вышедшей посмотреть на гостью. Затем, усевшись в кресло напротив Бланшетты, она тихо проговорила: – Мелани не стоило рассказывать обо мне. Ты не имеешь никакого отношения к тому, что произошло между мной и твоей матерью. Ты ни в чем не повинна, как и я.

– Сколько тебе лет? – спросила Бланшетта.

– Черезь шесть дней мне исполнится двадцать, – ответила Мэйрин. – Когда ты родилась, Бланшетта?

– Двадцать третьего февраля мне будет четырнадцать. – Но тут Бланшетта вытаращила глаза и зажала рот ладонью, чтобы подавить крик ужаса. – О Пресвятая Богоматерь! Да тебе же было всего пять лет, когда мама прогнала тебя из Ландерно! О Боже, как мне стыдно! Какой позор! – И Бланшетта громко разрыдалась.

На мгновение Мэйрин пришла в полное замешательство: ее потрясло, насколько глубоко Бланшетта переживает чувство вины за преступление своей матери. Затем, грустно вздохнув, Мэйрин поднялась, подошла к сестре и заключила ее в объятия.

– Не плачь, Бланшетта, – тихо сказала она. – В этом нет твоей вины. Не забывай, что ты тогда еще не родилась.

– Она меня не любила, – всхлипнула Бланшетта. – Она совсем меня не любила. Когда у Мелани родился второй ребенок, она велела ей снова переехать в замок, чтобы кормить меня. Мама говорила, что благородная леди не должна портить свою грудь кормлением, но Мелани утверждала, что для женщины неестественно отказываться от кормления собственного ребенка. – И Бланшетта снова ударилась в слезы.

«Черт бы побрал эту Мелани!» – раздраженно подумала Мэйрин. Эта женщина никогда не умела держать язык за зубами. И, к собственному удивлению, Мэйрин заявила:

– Я уверена, что твоя мать любила тебя, Бланшетта. Разве она не хотела выдать тебя замуж за жениха из могущественного и влиятельного семейства? Мне кажется, что она делала это ради тебя.

Бланшетта подняла заплаканное личико и взглянула сестре в глаза.

– Ты такая добрая, – с восхищением проговорила она. – Как тебе удается быть такой доброй после всех страданий, которые причинила моя мать?