Признание в любви

– Бросил неотложные дела, а вы тащите послушать лекцию… – Подбираю необидное слово: – …в провинции. Сам могу прочитать.

– Вот именно! Сюрприз, для этого тебя и звали. Нас ждут, будет повод выпить. Тебя ректор знает.

– Ну и что? На конференции сказал, что мой доклад его заинтересовал.

В ректорате объясняют: «Открылась кафедра по вашей специальности, преподавателей хватает, нужен завкафедрой, ректор предлагает вам. Его, к сожалению, нет, просил передать ключи от квартиры, вам понравится. Надеемся, что приедете».

Симпатичная река Сож, лебяжий пруд. В парке у дворца Паскевичей садимся на лавку. По старой традиции ребята достают стаканы.

– Вы-то откуда ректора знаете?

– Он нас нашёл, спросил про тебя. Не звонить же самому: «Я ректор универа из какого-то там Гомеля, не будете ли вы так добры». Просил связаться с тобой. Мы здесь почти год, и никто не уехал. Решил, наверное, что и тебя уговорим.

Дают мне полный стакан.

– За переезд.

– За дружбу, она не зависит от того, где живём.

– Но это же перспективная кафедра, дособерёшь нужных людей, река как Нева. На Питере свет клином не сошёлся. Здесь тоже дворец – какая разница у какого выпивать? У нас без забот, следи за «модой», и всё, а тебе не нужно, сам модный. Поэтому и приглашают.

– С одной стороны, заманчиво. Посоветоваться нужно.

– Всегда решал сам. Появилось с кем советоваться?

– Не уверен.

– Не уверен – не тормози. Отказ даже от пустяка угнетает психику.

Возвращаюсь наконец-то домой, из аэропорта сразу в институт. По коридору выжидательно сопровождает Пётр, выходит нетерпеливый Адик:

– Ну что? Привёз?

– В двух словах не объяснишь – на собрании… Такое впечатление, что тут ремонт был.

– Да нет, с чего это тебе могло показаться?

Ждёт ответа, но я молчу. Навстречу топают чемпионы по теннису, раскланиваются: «Добрый день». Пробежал быстро по комнатам, не в поисках Иры, а так всегда делаю после командировок – со всеми поздороваться. Её нет. Потом неотложные хлопоты, короткое обсуждение у начальства. На собрании отделения рассказываю, что привёз новое программное обеспечение, о котором было столько пересудов, и вот – оно у нас. Её опять нет. Коллеги из других институтов успели прослышать, трезвонят: «Как бы нам получить?» Хотя я предупредил своих: «Никому ни слова, пока не получим разрешения!» Поэтому и не говорю им, где нам дали.

Ребята не первый раз напоминают про обед:

– Может, принести?

– Нет уж, спасибо, начитан про места, где еду разносят.

В буфете пусто за столиками и на витрине.

– Если что-нибудь осталось, поем.

– Вы единственный, кто не ругается. Заранее не благодарите, вдруг не понравится.

Подбираю вилкой «что-нибудь». Вернулся. Всё так, как и было, обычная жизнь. Есть я или нет, что изменилось бы? Почти ничего. Кто заплакал бы всерьёз? Возьмут фото, как в пропуске, поставят в траурной рамке (я там, кстати или некстати, несоответствующе симпатичный). Генеральный соберёт всех и скажет, что отговаривал лететь, но для меня работа на первом месте. Приятели сядут в моём кабинете, достанут из сейфа запас; за добавкой будет бегать, и не один раз, скорее всего, Пётр. Тёзка напьётся, наплачется, из стульев ему лежанку сделают, чтобы не упал, под голову положат мой портфель (он удобный, я с ним в командировки ездил). Приедет мой бывший зам (он уволился год назад), отматерит всех: «Я бы такого не допустил», потом тоже напьётся. Девушки опечалятся, конечно, поохают; если Ира сильно расстроится, то будут допытываться: «Что у вас?» – «Ничего». Не поверят.

И тут она входит, кофточка та же, в которой была, когда я уезжал (запомнил).

– Сказали, что ты здесь. Привет. Я тоже не ела.

– Тоже и тебе возьму, наверное, осталось.

– Меня уже обрадовали новостью.

– Руководство галочку поставит, что внедрим новое, а мы столько работы на себя взвалили.

Ни к чему не обязывающий разговор сослуживцев, и она переходит к тому, что я жду.

– Выклянчила у наших машинное время. Подчищаю хвосты.

– Есть причина раздать долги? – Да что это я, в конце-то концов. Обиделся на то, что не встречает меня с цветами после случившегося? Хорошо, что она не знает. Почему вынуждаю её объясняться? Почему не спросил прямо? Чего боюсь, отказа? В молодости не боялся, правда, и поводов не было, всё получалось. А теперь заставляю переживать того, кого люблю, козёл.

Смотрит на меня.

– Ты сказал… в твоей программе ошибок нет. – В глазах, похоже, недоумение, но она заставляет себя пошутить: – Вот и искала в своей.

Беру её маленькую тёплую руку.

– Прости, я перенервничал… Билеты заказать на ближайшее время?

– Да. – Удивительное слово, самое короткое, а все проблемы снимает одним махом.

Моя душа трепетала, просилась в полёт, в прямом и в переносном смысле. Наконец-то мы первый раз действительно вместе. Летим за подарком. Примет ли? Сидим рядом. Сидели рядом и раньше, но не одни, а как зрители в театре, это не в счёт. Правда, один раз были вместе в кафе, вот там как раз хорошо, что не одни, а с Ахматовой. В результате мой курс (теперь надеюсь, что наш) – на юг, в Геленджик. Отчего туда? Вернувшиеся из отпуска приятели сказали: «Народу там мало».

При взлёте она взяла меня за руку. Я было обрадовался, но выяснилось, что она просто боится летать. Когда узнал почему, всё равно радости не убавилось. Нелегко прогнать улыбку: рядом любимая, и я позволяю себе думать, что взаимно. И вот над нами чистое небо. У меня внутри тоже чисто и светло. Внизу леса, реки, города, но – трижды мысленно перекрестился – до них далеко. Томительное и одновременно радостное ожидание праздника.

Упорная, надоедливо общительная соседка пополняет свои знания – донимает кроссвордами. Человек открывается в общении. Ира показывает мне новую черту – не может не помочь постороннему, даже в мелочах. Заодно удивляюсь эрудиции – почти на все вопросы ответила.

Из аэропорта тороплюсь, едем на такси, сидим на расстоянии друг от друга. Шутку бы сюда, но не идёт. Сидим, как не знаю кто… А ведь так оно и есть: не знаешь, кто ты. В неведении и доехал. Хорошо, что Ира рассказывала про Джулию Робертс в фильме «Красотка» – я не успел посмотреть.

Сентябрь, насчёт отдыхающих не обманули, их практически нет. У самой воды – двухэтажная гостиница в зелени, свободные номера. В Ирин я поставил букет хризантем. Почему их? Накануне на её столе из кучки распечаток программ выглядывал сборник японской поэзии, обложку украшали эти цветы. В японском языке солнце и хризантема пишутся одним иероглифом, и так совпало, что в сентябре отмечается праздник этих цветов. Они олицетворяют счастье и долголетие (надеюсь, что именно последнее из названных мне и понадобится). Стоим, молчим, друг на друга не смотрим, глядим в окно. Там рокочет море, волны поднимаются у берега и с шумом на него набрасываются, спешат унести мою, захваченную с собой, «пену дней». Как много набралось ненужных встреч – за один раз не убрать. Стараются унести всё в глубину прошлых лет. Не задумывался раньше, сколько там было никчёмного.

Волны шумят, что-то говорят… Мы всё молчим, стесняемся открыть свои тайны. Прилетела со мной, а я боюсь спугнуть то, что спустилось к нам, – вдруг улетит. Боюсь не то что коснуться – слово сказать. Оно стало далёким и неподъёмным, как со дна этого моря. Странно, с моим-то опытом.

– Волны всегда торопятся, потому что одиноки, – говорю я о себе, – одиночество в толпе.

– Бегут друг за другом и всегда опаздывают. Когда одна приходит на берег, другой уже нет. – Поворачивается ко мне, в глазах вопрос. Тянутся секунды, я не решаюсь, и она продолжает: – Никогда не поздно уйти из толпы. Следуй за своей мечтой.

Потом вспомнил, что так, кажется, советовал Бернард Шоу. Как он вовремя.

Электричество разряжается, руки сами касаются любимых плеч, ожидание на лице меняет улыбка – разрешение сделать шаг навстречу. Сколько я его ждал? Обнимаю свою мечту, её губы открылись и потянулись к моим. Не слышу больше волн, не вижу солнца, исчезло всё, кроме любимой. Свершилось чудо. Успел шепнуть на ушко нашу тайну: «Мы всегда будем вместе», надеясь, что она скоро раскроется.