Признание в любви

* * *

Радость – это прекрасно, но должно быть место, где утром можно поздороваться. Ира с мамой вдвоём жили в трёхкомнатной квартирке, но такой маленькой, что втроём не разойтись, есть на кухне нужно по очереди.

Они поменяли на двухкомнатную побольше, но район похуже. На самом деле неважно, где жить, главное – на что мы свою жизнь тратим. Что может принести ещё не разведённый мужчина в новую семью? Любовь.

– По закону ты можешь забрать свою долю в прежней квартире, – советуют приятели.

– По Библии – «не желай до?ма ближнего твоего», и по совести. Мы себе сможем купить, не сразу, конечно, а там этой возможности теперь нет.

Ира готовила на кухне закуску.

– Борис знает, что я не поеду в такую квартиру.

– А если бы жена ушла? – допытываются приятели.

– Ей бы оставил. Кто виноват, что ушла?

В новую квартиру нужно пригласить старых знакомых. Ходим с Ирой по книжной ярмарке. Перебираем книги, перебираем, – где они, добрые друзья? В магазине их нет и тут не видно, как вдруг они сами заговорили тем самым, ушедшим слогом, мы даже опешили. Оглядываемся – пара, он и она, подчёркнуто аккуратно одеты, внешне обычные, но вот язык.

– Простите, вы откуда?

– Из Гётеборга. – И рассеивают наше недоумение: – Мы русским языком занимаемся.

По лицам видно, что они тут давненько и притомились. Ира предлагает фику, я не знаю, что это такое. Как она умудряется запоминать разные вещи и к месту их использовать? На самом деле, никогда не угадаешь, что может пригодиться. Шведы обрадовались и радостно закивали, – значит, что-то приятное. Идём, как оказалось, пить кофе. Перед этим заглянули в туалет. На входе реклама туалетной бумаги; реклама есть, бумаги нет. Швед смеётся:

– Теперь реклама будет преследовать вас везде и всегда, начиная от противозачаточных средств и заканчивая ритуальными услугами. Она есть, когда нас ещё нет, и останется, когда нас уже не будет.

Для фики обязательны булочки с корицей, Ира, кстати, их любит. Она напоминает, что в Швеции с малознакомыми людьми начинают разговор с погоды, тем более что сегодня она пакостная. Шведы соглашаются:

– Когда у нас летом солнце, то с работы отпрашиваемся позагорать.

– Если чего-то много, то и наименований для этого должно быть много. В эскимосских языках пятьдесят названий снега. У нас для дождливой погоды можно бы придумать не меньше. Не говорим же мы про сегодняшнюю «хоть плачь», что небо и делает.

Глядя на пустые чашки, шведы сожалеют, что им нужно уходить, а не хочется, – наконец-то встретили близких людей. Ира предлагает:

– Хотите посмотреть, как живут «старые» русские?

– С удовольствием. Нас тут всё зазывают новые, похвастаться, наверное, своими квартирами, нам это даже не смешно.

Первые иностранцы у нас дома, интересно. Мне ещё интересно посмотреть на Иру чужими глазами, тем более – иностранными. Первый, общий вопрос: как накрыть стол? И

рина мама – сказать «тёща» у меня язык не поворачивается (когда мы с ней вдвоём в магазине, то продавщица в ответ на комплимент непременно заметит: «Какая у вас жена симпатичная»; друзья тоже завидовали: «Даже тёща у тебя – просто клад, таких не встречали»), – так вот, И

рина мама предлагает:

– Если хотим накормить исконно русским – то кислыми щами.

– Шведы вроде бы нормальные люди, – соглашаюсь я, – могут и напиться. Останутся ночевать – положим на пол (места-то больше нет), а утром, с похмелья, лучшего лекарства не бывает.

Остановились на пельменях. Ира закупила мясо: говядину, свинину, баранину – и кучу специй. В деревянном корытце это тщательно нарубили, точнее – нарубил. Тесто, конечно, своё, разминали и раскатывали до тонкого листа, на просвет. Тогда и получится цимес. Мама за работой мне рассказывает, что Ира с отличием окончила школу, занималась во дворце пионеров живописью. А когда училась, то читала – не оторвать. Не знали, огорчаться или радоваться.

– Приходилось вставать по ночам и выключать свет – не возражала. Но что-то меня смутило. Захожу тихонько ночью – укутана, причём вся, спит, наверное. Приподнимаю край одеяла – открытая книга и светит фонариком: «Дай до самого главного дочитать». Вот откуда в своей «книге жизни» она к самому главному и стремится.

Закончили под утро довольные: наготовили пельменей дня на четыре, не меньше.

Вечером открываем с Ирой дверь и выходим из прихожей (судя по названию, в ней ходят; в нашей можно только стоять – места нет, тем более для четверых).

– Тесновато, – сочувствует швед.

– Зато посмотри, сколько книг! – восхищается жена.

Стеллаж делал я сам, он от пола до потолка и во всю длину комнаты.

– Вы это всё прочитали?

– Дело не в том, сколько прочёл, – отвечает Ира, – а в том, что если ты это понял и принял, то книги подбираются не по цвету обоев. И друзья – не те, кто любой ценой делает деньги.

– Отличный будет тост, – соглашается швед, берёт Линдгрен «Малыш и Карлсон» и указывает на табличку «Можно брать»: – Первый раз вижу, каким образом можно показать, что мы дома, совсем по-шведски – вешать таблички с разрешением. У нас к этому щепетильно относятся.

Смотрит иллюстрации: «Хороший малыш».

– В русской литературе нет таких ярких детских героев, разве что у Успенского, – говорит Ира. – В этом, возможно, одна из причин, почему Швеция первой в мире приняла закон, запрещающий физическое наказание детей.

За столом их поразил зелёный лук.

– Откуда у вас? Он только что с грядки.

– Соседи дали, они нас уважают: «Вы ещё протестовать хо?дите». Были они умеренными диссидентами; один раз на демонстрации им влетело – бросили это дело. Перешли в алкоголики и наверстали энтузиазм. Запили, но тихо. В одной из двух комнат застелили паркет полиэтиленовой плёнкой, насыпали земли и посадили лук, на закуску. Плантация несбывшихся надежд, такая же горькая.

Дошла очередь до пельменей, и шведы застыли: никогда таких не пробовали!

– Откажешься? – спрашивает швед у жены.

Ира стоит с черпалкой – добавлять или нет. А он смеётся:

– Жена хотела стать вегетарианкой, но после ваших пельменей, кажется, передумала.

– Не нужно спешить исполнять желания, чтобы потом не жалеть, – заключает Ира.

К полуночи наш расчёт шведы опровергли – пельменей след простыл: «Дайте рецепт».

– Засиделись, – смотрят они на часы, – пора и честь знать. Мы с вами первый раз, а будто давно знакомы.

Через неделю они устроили у нас шведский стол, но не стоя. Привезли из Стокгольма даже хлеб.

Шведы увидели на столе серебряные стопочки.

– Мы эти симпатушки в прошлый раз в буфете заметили. Понимаю, почему тогда вы их не поставили, – со случайными знакомыми грех пить из таких рюмок. Звон бокалов тебя окликает, а у ваших стопок его нет, он остаётся внутри. И ты слушаешь себя.