Признание в любви

Ждём танки. Рядом Сенатская площадь, зимой 1825 года на ней так же стояли декабристы. Переглядываемся – уйдёт кто-нибудь? Наоборот – подтягиваются ещё. Но вообще-то город насчитывает миллионов пять, на праздничной демонстрации Невский заполнен на несколько часов. А сейчас что, остальным всё равно? Но ведь это их будущее. Как запряжёшь, так и поедешь. Они даже запрягать не хотят. Отбили охоту? Сегодня есть возможность сказать своё слово – скажите. Завтра не дадут. Вот где не достаёт количества, а качество у пришедших есть. Выступают Марина Салье, академик Дмитрий Лихачёв, политики, Александр Дольский. Напряжение растёт, растёт. Меняются ораторы. Уверенные голоса выступающих, твёрдый взгляд у слушающих. Ждём не один час.

Дождались… сообщения: «Бронетехника остановлена». Кто-то кричит: «Ура», кто-то обнимается. Родные лица, все стали близкими друзьями. Овацией встретили первого избранного мэра, Анатолия Собчака.

Домой частник вёз бесплатно, всю дорогу смеялись над путчистами.

Вернулись мы к размышлениям не о потерянном отпуске, а о том, о чём обещали подумать, – о финансировании проектов. Сидеть в кабинете, слушать просьбы и критиковать могли – а на деле? Удивительно, но оказалось, что есть возможность попробовать помочь институту. Виктор, помимо основной работы в Академии наук, эксперт у Константина Борового, президента биржи РТСБ. Созваниваемся (с Виктором, не с Боровым же).

– Вас много, а он один.

– Главначпупс, что ли? Приедем с документами, на пальцах разъясним, что к чему.

– На пальцах он вам покажет фигу, да и то не сейчас, а когда вернётся из Европы.

Со своими проектами не лучше. Денег не было не только у нас, но и у организаций, взаиморасчёты проводили бартером. Знакомые сменили бизнес, наметили сделку с Ираном – неизвестная страна, боятся лететь. Я вызвался посодействовать через знакомого в тамошнем торгпредстве. Взял отпуск и улетел в Тегеран, доставил себе превеликое удовольствие. Сложилось удачно, со мной расплатились четырьмя машинами «Лада».

Семейный совет: расширить квартиру, поездить по заграницам, обеспечить себя впрок. У Иры другое предложение: одну отдать Виктору (семья в долгах, нечем платить врачам), две – сотрудникам. Мы же вместе работаем, причём долго, а жизнь бесперспективная, ничего не планируют, не на чем планы строить. Согласились без обсуждения. Радости у коллег было – еле отбился: «за просто так» получают машины.

Звоню в Москву, слышу ожидаемую реакцию.

– Не возьму! У самих денег вечно нет, – возмущается голос, – живёте в коморке. И потом, за что?

– С друзьями делятся болью и радостью. Сейчас время коммерческое, поделимся доходом.

Через два дня Виктор сообщает, что шеф у себя, но ничего не обещает. Едем с Ирой за удачей.

Секретарь проводит нас в кабинет, Боровой смотрит на часы:

– Мало времени, нужно уходить на сделку, опаздывать совестно.

– Константин Натанович, не ходите на сделку с совестью, идите один, – советует Ира.

Глянул на нас с интересом:

– Виктор сказал, что нужна помощь. Откуда прибыли?

– Какие прибыли, что вы, за этим мы и приехали. Не для себя, конечно, – для города. Другого такого ведь нет.

Встречаем его на перроне уже в Петербурге (почему «уже» – город сменил название). Перед этим случился казус. Напротив «Авроры», на берегу Невы, – двенадцатиэтажная гостиница «Ленинград». На крыше сияют гигантские буквы названия, они привлекают внимание в темноте. И вдруг погасла буква Р. Народ с разной степенью оценки показывал туда пальцем.

Первый раз видим, чтобы один человек ехал в отдельном вагоне. В институт везём Борового на нашей «Ладе». Охрана сзади, на другой машине. На перекрёстке случайно от неё оторвались, Боровой предупреждает:

– Наши подумают, что меня похитили.

В конце квартала догоняют нас по встречной полосе.

Сидим в дубовом кабинете, обсуждаем детали. Подписали соглашение об организации акционерной компании по реставрации исторического центра города. Проект, без преувеличения, обещает быть грандиозным. Секретарь потом говорил, что раньше не видел генерального таким воодушевлённым.

Любое дело можно сдвинуть, если заручишься поддержкой мэра, поэтому нужно показать наши предварительные документы Собчаку. Генеральный неважно себя чувствует, плохо с сердцем, – посылают меня. Тогда было несложно попасть к мэру, особенно по делу, интересному для города. Сижу в кабинете, излагаю вкратце суть предложения. Он кивает, ничего не спрашивает. Заходит секретарь:

– Делегация из Германии, вчера у вас были, остался вопрос. Можно?

Просит меня подождать (я что, могу не согласиться?). Решает с ними за пару минут, берёт наши планы и начинает немцам рассказывать, какой он задумал потрясающий проект. Немцы хлопают: Ausgezeichnet… vortrefflich, хвалят Собчака. Переводчик не успевает: «Прекрасно, превосходно». Рассказываю Ире – смеётся.

Одновременно проходила какая-то важная конференция, банкет на «Авроре», мы получаем приглашение. Первый раз сидим в командирском салоне на корме, ожидаем начала. Торжественная обстановка, все места заняты, довольный народ собрался решить свои вопросы, да ещё за таким столом. Нетерпеливые разговоры смолкли как по команде. Оборачиваюсь – Собчак. Решительная походка человека, уверенного в себе и в своей власти над временем, капитана, выбравшего верный курс. Он оглядывает подчинённых, поднимается на мостик, не обращая внимания на мелочи. И вдруг, неожиданно для всех, разворачивается, делает несколько шагов обратно и останавливается рядом с нами. Я встаю:

– Анатолий Александрович, моя жена Ирина.

Двумя словами объясняю, за что она отвечает в проекте.

– Если такие женщины будут отвечать за красоту Петербурга, то уверен, что всё будет без помарок.

Гости соглашаются, надеюсь, не из подхалимских соображений. Ира поправляет:

– Анатолий Александрович, без помарок должно быть в некрологе. Это не для города.

Одобрительные поддакивания собравшихся.

– Когда будете готовы, обращайтесь напрямую, в любое время.

– Для получения срочной помощи в выходные в Израиле рекомендуют обращаться к Богу. А в Питере?

– В Петербурге я вначале уповаю на себя, а уже потом…

– …на президента, – спешит поправить Ира.

Тут уже все хотят выразить своё согласие и непременно, чтобы их заметили. Стол украшен строго и красиво, сообразно флотской обстановке, к тому же вкусно. Тосты за город, правильный путь развития и, конечно, за мэра. Мы до конца сидеть не стали, вышли, с нами – ещё пара. В кулуарах они высказывались:

– Может быть, к коммунизму ещё вернёмся?

У знаменитого орудия смотрим на небо. Ира показывает Полярную звезду:

– В тысяча девятьсот семнадцатом на звёзды, указывающие путь, не смотрели, и теперь на ствол пушки, известившей о начале новой эры, можно повесить траурный венок. Знаете анекдот про часы с кукушкой?

– Нет.

– Вместо боя часов выезжает Ленин на броневике и поднимает руку: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики… ку-ку!»

Закрутилось, завертелось, все заняты. Боровой договорился о финансировании с банком в Вене. Те хотят посмотреть на «лицо проекта», готовы прилететь для обсуждения договора и подписать документы.

– Это кстати, – говорит Ира. – На противоположной стороне Невы, напротив окон дубового кабинета, как раз дворец Меншикова. Он участвовал в подготовке русско-австрийского союза в восемнадцатом веке, продолжим традиции.

В институте на больших листах ватмана рисуют эскизы. Все потирают руки, даже мы, хотя по большому счёту мы-то здесь ни при чём, всего лишь нашли рычаг, который нужно было потянуть, и сами стали крохотным звеном. Но наше звено блестит, я имею в виду Иру. Сегодня ветрено, на Неве волна, яхта стремится выйти на простор, в залив. Мы позволяем себе начать рабочий день с кофе. Удовольствие прерывает звонок секретаря (впервые слышу его прерывающийся голос):

– У генерального инфаркт… всё…

Большому проекту необходимо имя. Его не стало – не стало и проекта. Лежат дома подарочные вымпелы с «Авроры» – наш холостой выстрел. Не повезло, не нам – городу. Ринулись желающие сделать на городе свой бизнес, полезли, как после хорошего дождя поганки, – достаточно назвать «Реджент Холл» на Владимирском проспекте.

Какое после рюмочных второе по популярности место встречи интеллигентных людей? Дом книги. В него упирается Казанский мост, на нём не протолкнуться. Хорошо было Канту, он ходил по проезжей части дороги: «Проще увернуться от лошади, чем от навязчивого собеседника».