Замогильные записки Пикквикского клуба

Вино принесено, и вместе с вином явился Перкер. М?р Снодграс пообедал за особым столиком и после обеда придвинул свой стул к мисс Эмилии, без малейшего сопротивления со стороны старого джентльмена.

Вечер вышел превосходный. М?р Перкер острил, любезничал, подшучивал и веселился на славу, рассказывал без умолку многие интересные анекдоты и пропел одну комическую песню. Арабелла была очаровательна, м?р Уардль забавен, как нельзя больше, м?р Пикквик пленителен до неимоверной степени. Любовники молчали, м?р Винкель ораторствовал, Бен Аллен ревел во все горло, и все были счастливы.

Глава LIV

– Самми! – сказал м?р Уэллер старший, приступив к своему сыну на другое утро после похорон, – я нашел его, Самми. Я так-таки и думал, что оно там.

– О чем думал, что оно где? – спросил Самуэль.

– Я говорю, Самми, о завещании твоей мачехи, – отвечал м?р Уэллер, – по силе которого мы должны распорядиться так, чтобы все, знаешь, для верности и приращения было припрятано в банк, как я тебе говорил.

– A разве она не сказала, где найти эту бумагу? – спросил Самуэль.

– И не заикнулась, друг мой, в том-то и штука! – отвечал м?р Уэллер. – Мы все толковали, знаешь, об этих домашних дрязгах, и я старался развеселить ее, как мог, так что мне не пришло и в голову расспросить ее насчет этого документа. Оно, и то сказать, едва-ли бы я стал делать эти расспросы, если бы даже вспомнил о них, – прибавил м?р Уэллер, – неловко, друг мой Самми, хлопотать о собственности человека, как скоро видишь, что ему надобно отправиться на тот свет. Если бы, примером сказать, какой-нибудь пассажир шарахнулся на мостовую с империала дилижанса: неужели у тебя достало бы совести запустить руку в его карман и расспрашивать в то же время, как он себя чувствует?

Озадачив своего сына этим аллегорическим вопросом, м?р Уэллер развязал бумажник и вынул оттуда грязный лист, исчерченный разнообразными каракулями в замечательном беспорядке.

– Вот он, Самми, этот документ, друг мой, – сказал м?р Уэллер, – я нашел его в маленькой черной чайнице на верхней полке, за стойкой, у буфета. Туда она, еще до замужества, обыкновенно прятала свои банковые билеты, Самми, и я подмечал несколько раз, как она вынимала их для надобностей по хозяйству. Бедняжка! Будь у неё все чайники наполнены одними только завещаниями, в доме не вышло бы никакого расстройства, потому что в последнее время она совсем перестала пить.

– О чем же говорится в этом документе? – спросил Самуэль.

– Да все о том же, о чем уж я толковал тебе, Самми. Двести фунтов стерлингов, видишь ты, оставляю моему возлюбленному пасынку Самуэлю, a всю прочую собственность, движимую и недвижимую, любезному моему супругу, Тони Уэллеру, которого я назначаю своим единственным душеприказчиком. – Вот как!

– И больше ничего?

– Ничего больше. И так как все это дело касается только нас с тобой, друг мой, то эту грамотку, я полагаю, всего лучше зашвырнуть в огонь так, чтобы и след её простыл.

– Что ты делаешь? – закричал Самуэль, выхватив бумагу из рук отца, который, в простоте душевной, принялся разгребать уголья, чтобы торжественно предать всесожжению завещание своей супруги. – Хороший ты душеприказчик, нечего сказать!

– A что?

– Как что! Ты должен явиться с этой бумагой в суд, старичина, и выполнить все по порядку, что там потребуют от тебя.

– Неужто!

– Я тебе говорю, – отвечал Самуэль, тщательно свернув документ и положив его в карман. – Надевай сейчас же свое лучшее праздничное платье и марш за мной. Времени терять не должно.

– Очень хорошо, Самми, времени терять не станем: чем скорее, тем лучше. Только заметь, мой друг; один только Пелль в состоянии нам обделать эту механику – никто, кроме Пелля.

– Мы к нему и пойдем, старичина. Скоро-ли ты соберешься?

М?р Уэллер подошел к маленькому зеркалу, стоявшему на окне, подвязал галстук и затем принялся напяливать на свое тучное тело разнообразные статьи верхнего туалета.

– Погоди минуточку, друг мой Самми, – сказал он, – старцы не так легко надевают свои жилетки, как ваша братья, ветреная молодежь. Доживешь до моих лет, сам узнаешь.

– Нет, уж я лучше останусь вовсе без жилета, чем соглашусь напяливать его по твоему, старик.

– Ты так думаешь теперь, легкомысленная голова, – сказал м?р Уэллер с важностью маститого старца, – но, вот, если поживешь лет полсотни, да овдовеешь раза два, так авось запоешь другую песню. Дурь-то понемножку испарится из твоей головы, и ты на опыте узнаешь, что вдовство и премудрость идут рука об руку, Самми.

Выразив эту непреложную истину, бывшую плодом долговременных наблюдений, м?р Уэллер застегнул жилет от первой пуговицы до последней, надел свой парадный сюртук, почистил шляпу локтем и объявил, наконец, что он совсем готов.

– Только надобно тебе заметить, Самми, – сказал м?р Уэллер, когда они катились в кабриолете по лондонской дороге, – ум хорошо, два лучше, a четыре и того лучше. На всю эту собственность, пожалуй, чего доброго, могут разгореться ненасытные глаза этого доки; так поэтому не мешает нам взять с собой двух приятелей на всякий случай, тех самых, что тогда провожали тебя в тюрьму. При них я ничего не боюсь, потому что, видишь ты, они отлично знают толк в лошадях.

– Что-ж из этого?

– A вот что: кто хорошо судит о лошадях, тот умеет судить обо всем на свете, и такого человека сам черт не проведет. Заметь это, сын мой Самуэль.

Такое мудрое умозаключение не допускало никаких противоречий, и Самуэль не возражал.

Пестролицый джентльмен и еще два жирные и толстые кучера, избранные, вероятно, за их необъятную премудрость, немедленно явились к услугам м?ра Уэллера в харчевню на Португальской улице, откуда, с общего согласия, отправлен был посол в Коммерческий Банкротский Суд с поручением отыскать юридического доку, м?ра Соломона Пелля.

М?р Соломон Пелль, в ожидании заседания, присутствовал в Коммерческом Суде и угощал себя пеклеванным хлебом с колбасою. Получив приглашение в трактир, он засунул колбасу в карман между разными оффициальными документами и, перебежав через улицу с быстротой стрелы, очутился в общей зале трактирного заведения перед почтенными лицами представителей кучерского искусства.

– Джентльмены! – сказал м?р Пелль, скидая шляпу. – Желаю всем вам здравия и благополучия на многие лета. Я не намерен льстить вам, господа; но вы должны знать, что ни для кого, кроме вас, я не вышел бы сегодня из Суда.

– Разве вы очень заняты? – спросил Самуэль.

– Занят! Скажите лучше – завален делами по шею, по горло, как обыкновенно говаривал мне незабвенный друг мой, покойный лорд-канцлер, господа, когда он, после выслушания прошений, выходил из палаты лордов. Бедный товарищ! Если бы вы знали, как изнуряли его все эти труды! Мне уж не раз приходило в голову, что эти прошения совсем доканают его.

Здесь м?р Пелль, взволнованный грустными воспоминаниями, печально покачал головой и приостановился. М?р Уэллер старший многозначительно подмигнул своему соседу и предложил вопрос относительно влияния, произведенного многотрудными занятиями на впечатлительную натуру благородного друга м?ра Пелля.

– Да, джентльмены, эти занятия совсем расстроили его здоровье, и уж он никогда не мот оправиться, – сказал м?р Пелль. – Сердце, бывало, надрывалось, когда видишься с ним после парламентских заседаний. – «Пелль, друг мой, – говаривал он мне по временам, – скажите, пожалуйста, какой дьявол помогает вам управляться с этой головоломной работой? Право, я не постигаю этого». – Признаться, друг мой, – обыкновенно отвечал я, – уж я и сам этого не понимаю. – «Пелль», бывало, прибавлял он со вздохом, и при этом глаза его обращались на меня с некоторою завистью… то есть с дружескою завистью, вы понимаете, господа, и я, разумеется, ничего обидного не находил для себя в этом чувстве, – «Пелль, вы, право, можно сказать, восьмое чудо в свете». – Ох да! Это был прекраснейший человек, джентльмены, и вы бы полюбили его от всего сердца, если бы знали. – Стакан пуншу, моя милая.

Сделав это обращение к трактирной служанке, м?р Пелль вздохнул, посмотрел на свои сапоги, на потолок, и затем, когда принесли пунш, выпил его одним залпом.

– И то сказать, джентльмены, – продолжал м?р Пелль, придвинув своя стул к столу, – должностной человек не имеет права распространяться о собственных своих чувствах, как скоро требуют его помощи в какой-нибудь житейской нужде. Кстати, м?р Уэллер, сегодня я имел честь прочесть горестное известие о смерти вашей супруги. Какой ужасный случай! Умереть в пятьдесят два года!

М?р Уэллер подтвердил, что это был действительно ужасный случай.

– Говорят, она была превосходнейшая женщина, м?р Уэллер, – сказал Пелль тоном соболезнования. – Светская дама, сэр.

– Да, вы не ошибаетесь, сэр, – отвечал м?р Уэллер старший, не любивший входить в подробности этого предмета. – Она была превосходная женщина, когда я познакомился с нею в первый раз. Тогда она была вдова, сэр.

– Ах, как это интересно! – сказал Пелль, озираясь кругом с грустной улыбкой. – И м?с Пелль тоже была вдова.

– Необыкновенный случай! – заметил пестролицый джентльмен.

– Странное стечение обстоятельств! – подтвердил м?р Пелль.

– Тут ничего нет странного, – брюзгливо заметил м?р Уэллер старший, – вдова, дело известное, скорей выйдет замуж, чем старая девка.

– И то дело, – подтвердил Пелль, – ваша правда, м?р Уэллер. М?с Пелль была светская дама в полном смысле, с большими достоинствами, с огромным талантом: её обращению и манерам удивлялся, можно сказать, весь наш квартал. Посмотрели бы вы, как она танцевала – ох, как танцевала! Было что-то, знаете, такое тонкое, осанистое, субтильное во всех её движениях, и в то же время все это так просто, натурально, особенно в кадрили. Кстати, м?р Самуэль, высока ростом была ваша мачеха?

– Не совсем, – отвечал Самуэль.

– М?с Пелль, господа, была дама высокая, стройная, блистательная, с благородной осанкой и величественным носом, созданным как будто для того, чтоб повелевать, джентльмены. Удивительно! Она меня очень любила… да, очень, и родня у ней знаменитая: брат её матери, джентльмены, содержатель магазина гербовой бумаги, обанкрутился на огромную сумму.

– Все это очень недурно, – сказал м?р Уэллер, начинавший чувствовать некоторое беспокойство в продолжение этой беседы, – только надобно нам обратиться к делу, за которым мы призвали вас, господин юрист.