Бабайка

Впереди меня вспыхнула большая дрожащая пронзительно-голубая дыра, наполнив моё сердце бешеной радостью. Я услышал, как сзади изумленно заорали.

И я, зажмурившись, с размаху прыгнул в дыру.

Ощущение было странное, словно тело моё стало вытягиваться, тянуться, пока не стало длинным-длинным, и очень хотелось открыть глаза, но веки мои меня не слушались. Потом словно что-то где-то лопнуло с тихим звоном, и тело моё снова стало нормальной длины. Потом я снова стал растягиваться, снова тянулся-тянулся-тянулся, и, наконец, я опять услышал этот тихий звон. И я упал, проломив непрочную корку, во что-то холодное, рассыпчатое, и это холодное облепило моё лицо и ладони.

Я опять прошёл, подумал я с облегчением. Я всё-таки прошёл. Ура.

Теперь, наверное, можно открыть глаза?

7. Синий снег

I

Здесь была зима. Синий снег, синие деревья, низкое темно-синее небо.

Я встал, – в глубоком снегу это было сделать не очень-то легко, машинально отставил руку в сторону, раскрытой ладонью вверх… и усмехнулся – к хорошему привыкаешь быстро. Здесь спички так легко не добудешь. С некоторым удивлением обнаружил валяющиеся рядом со мной сумку и продолговатый свёрток. Надо полагать, подсознание сработало лучше, чем сознание, и позаботилось о вещах.

Градусов пять-десять, прикинул я. Само собой, мороза. Хорошо хоть ветра нет.

Я неторопливо распаковал саблю, повесил на плечо сумку и осмотрелся – и никакой такой пищи для размышлений этот осмотр не дал. Единственное, что можно было предположить – так это то, что на этот раз, по всей видимости, я выпал из большого дупла. То есть если находишь себя лежащим под большим деревом, на котором есть большое дупло, то логично предположить…

И тут до меня дошло. Почему снег синий? Разве он не должен быть голубым?

А как же семь цветов радуги?

Ладно, сказал я себе, обстоятельства бывают разные, одни обстоятельства грозят неприятностями, и с ними надо считаться, другие сулят приятности, и ими тоже пренебрегать не стоит, а третьи не хороши, не плохи, и вообще непонятно что значат. По-моему, синий снег – это как раз из этой оперы, так что не будем забивать голову этой загадкой.

Надо просто выбрать направление и идти.

Наверное…

Вообще, если быть честным, то направление я не выбирал ни разу. Оно само меня выбирало. И из мира в мир мне помогали перейти, и в новом мире обнаруживалась перспектива. Получается, есть в этом какая-то логика.

Жаль только, логика эта – не моя.

И куда девался голубой мир?

Я что – проскочил, не заметив поворота?

Тщательно замаскированного поворота.

В любом случае отсюда надо куда-то идти.

Чёрт, в каждом мире такая история. Каждый раз всё начинается одинаково.

Каждый раз я не знаю, что делать.

И непонятно, где здесь север, где юг. Солнца за тёмной пеленой туч не видать, компаса у меня нет, и неизвестно, работал бы он здесь вообще (кто знает, как тут расположены магнитные полюса). С упорством идиота я осмотрел несколько деревьев, надеясь определить, с какой стороны они заросли мхом. С учётом того, что я никак не мог вспомнить, с юга или с севера деревья обрастают мхом, это занятие выглядело особенно дурацким. К тому же мне попался неправильный лес, без всякого мха на деревьях. О том, что мне, в принципе, всё равно, куда идти, я как-то не подумал. То есть подумал, но не сразу.

Все стороны одинаково неизвестны. Значит, пойду – туда.

И я пошёл в неизвестном направлении. От осознания того, что я не знаю, как называется сторона, в которую я иду, мне было весьма не по себе. Тем не менее, я упорно двигался в выбранном направлении. О всяких неприятностях вроде того, что, заблудившись, человек незаметно забирает влево и в конце концов начинает бродить кругами, я старался не думать. Были заботы поважнее. Как не замёрзнуть, к примеру. Морозец слабенький, но без тепла и еды долго я не продержусь. Так что выход один – идти и надеяться, что я выйду к людям раньше, чем обессилею.

Через два или три часа надвинулись сумерки. Я уже порядком подвыдохся и употел к этому времени – идти по глубокому снегу занятие не из лёгких. Я остановился, взял в горсть синего снега, и слизнул часть его языком. Как-то глупо получается, подумал я, обессилею, упаду, замерзать, говорят, даже приятно, но всё-таки умереть от мороза в Синем мире …

– Похоже, это гер-рой, – сказал голос откуда-то сверху.

Я поспешно обнажил саблю и поднял глаза. Златая цепь на дубе том… На здоровенном дереве на здоровенном суку лежал опять же здоровенный кот и мрачно смотрел на меня. Впрочем, это, может, лишь кажется мне, что мрачно, коты ведь вообще весело смотреть не могут.

– Точняк, – откликнулся другой голос, но уже не сверху, и что-то шевельнулось под деревом. То, что я сначала принял за большой сугроб, обернулось не то собакой, не то волком. Широкая морда, мощная грудь, густая шерсть… наверное, всё-таки волк.

– Чего уставился, герой? – спросил волк. И длинно зевнул, показав клыки.

– Почему герой? – спросил я. Саблю при этом не опустил, что свидетельствует о том, что остатки здравого смысла меня всё-таки не покинули.

– Только гер-рой или дур-рак смело пр-рёт навстречу опасности, да ещё в одиночку, – кот говорил, артикулируя чётко, хотя и не очень выразительно. – Я подумал, что на дур-рака ты обидишься, и сказал «герой». Хотя р-разница невелика.

Волк задрал верхнюю губу, сморщившись. Улыбается он что ли? Стоп, о какой опасности идёт речь?

– А что за опасность?

Волк сразу сомкнул пасть, перестав улыбаться. Мягко спрыгнул со своего сука кот, макнув при этом морду в снег. Недовольно фыркая, высунул из сугроба морду на свет, чихнул и сказал, глядя на меня всё тем же мрачным взглядом:

– Конец света.

II

– Это всем известно. Волна идёт с юга, и все бегут на север. Разве ты не заметил, что лес пуст?

А и в самом деле, снег-то был чист. Никаких свежих следов.

– Такое бывало, и не раз, так записано в человеческих книгах. И каждый раз что-то меняется.

– Например?

Кот призадумался ненадолго. Волк в нашем разговоре не участвовал, поскольку на его долю выпала самая тяжёлая работа – тропить. Мы же с котом шли следом, причём сначала я, а за спиной моей кот. Так решил волк, и я не стал спорить.

– Один раз звери стали разговаривать. Две волны прошло, а звери всё разговаривают. Видимо, создатель решил, что это забавно.

– Так это же хорошо, – сказал я, и услышал, как впереди сердито взрыкнул волк.

– Вот именно, – сказал сзади кот. – Наши-то пр-редки от волны не бегали. А получили пр-раво голоса, так сразу такие замор-рочки начались. Мозги, думы, мор-раль, совесть… Тьфу… Это всё вы!

– Я?! – я удивился довольно сильно.

– А чего мы? – волк остановился и, заворотив морду, смотрел назад, мимо меня, на кота.

– А кто ныл? Кто жаловался создателю? Ах, мы хотим говор-рить! Ах, мы хотим, чтобы хозяева знали, как мы их любим! Ах, нам плохо, хозяева ж не понимают, как мы их любим! Ах…