Северное сияние в тундре радужных надежд

Однако есть же разница – никто ведь людей, обладающих более чем однозначно так средними способностями… подвергать насильственной эвтаназии в 25-летнем возрасте и близко здесь нисколько не предлагает.

Попросту если возобладает принцип искусственного равенства возможностей для буквально всех слоев населения…

Вот именно тогда на самом верху общественной пирамиды еще непременно появится куда явно значительно поболее достойных людей, а не будет она столь плотно облеплена и обсижена зачастую довольно бездарным племенем весьма настырных потомков важных деятелей прошлого или тех, кто всецело загодя принадлежит к некоей вполне определенной, просвещенной прослойке общества.

43

Ведь уж выйдя именно из этой среды, почти каждый имеет свое совершенно законное право более чем всерьез полноценно рассчитывать на то, что и для него тоже приберегут более или менее достойное теплое местечко.

И так оно отнюдь не со вчерашнего дня еще повелось!

Об этом же Лев Толстой в своей гениальной «Анне Карениной» некогда написал.

Вот его слова:

«Половина Москвы и Петербурга была родня и приятели Степана Аркадьича. Он родился в среде тех людей, которые были и стали сильными мира сего. Одна треть государственных людей, стариков, были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть были с ним на „ты“, а третья треть были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал. Ему бы смешно показалось, если б ему сказали, что он не получит места с тем жалованьем, которое ему нужно, тем более что он и не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он хотел только того, что получали его сверстники, а исполнять такого рода должность мог он не хуже всякого другого».

И ведь обязательно надо бы сколь безупречно и до чего старательно пристроить на самые теплые места именно тех, кто безлико славен одним лишь своим родством, а потому и буквально с малолетства близок к самым высшим слоям совершенно же вширь попросту необъятного общественного организма.

И главное, подчас их еще и впрямь-таки торжественно принято обращать в сущих людей-гигантов, ну а все остальные, они навроде тех муравьев у них под ногами… надо им будет – задавят, сколько захотят, во имя самых насущных интересов всего остального общественного муравейника.

44

А между тем и для самой чрезвычайно серой во всех отношениях личности совсем не окажется хоть сколько-нибудь затруднительным действительно приобрести себе буквально любую, даже и самую значительную должность, если уж он кто-либо, кто имеет довольно-то стародавние семейные связи с кем-либо из высших сфер общества.

И, кстати, никто из них вовсе не есть доподлинный образец некого возвышенного ума!

Как раз во всем наоборот: именно от полноты всею грудью ими вдыхаемого воздуха они и творят самые дикие бесчинства, поскольку им, видите ли, все это отныне никак не возбраняется, а потому и всенепременно, сколь уж беспрепятственно полностью можно…

45

Еще Грибоедов устами своего героя Чацкого обличал этих ханжей, готовых во имя «наивысшего блага общества» на высочайший подвиг, праведно и геройски прокладывая себе путь к его достижению телами никак недостойных лучшего к себе отношения простых людей.

Вот они, слова Грибоедова:

«Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве».

А почему бы это им, собственно, и не проматывать общие (считай ничьи) народные деньги, если уж к ним действительно имеется вполне с виду безопасный, совершенно никем нисколько невозбранимый, а главное еще и чрезвычайно легкий доступ?

Ведь суд все равно, скорее всего, явно оправдает, главное – оно именно что со всеми по-братски никак не забыть поделиться, а то именно те обиженные и обделенные, они-то как раз поболее всех прочих свой голос до сущего кликушества и возвышают, голося же при этом про кем-либо слишком вот беззастенчиво наворованное добро.

46

Конечно, далеко не всегда и не везде все обязательно же происходит как раз именно по этому сценарию.

Однако абсолютно же неоспоримо, что доказывать себя вполне полноценно мыслящим человеком более всего будет явно полегче именно тому, у кого еще изначально умственного багажа было буквально вдоволь и в самом как он есть более чем безграничном его изобилии…

Поскольку все те духовные и интеллектуальные ценности всегда обретались где-то от него явно невдалеке и под самым его боком.

А потому зачастую именно из-за подобного рода чисто житейских факторов не столь и редко одно лишь случайное сочетание хромосом, пожалуй, и определит, кому это еще предстоит быть образованным человеком, а у кого к тому может попросту никак не хватить душевных сил или физического здоровья.

Или, в лучшем случае, его путь совсем так не будет усеян розами, а этот фактор иногда создает низкопоклонных холуев с большими научными званиями…

47

А, кроме того, общество не СТОЛЬ давно вообще было разделено (по секторальному признаку) на своих и чужих, а потому простолюдинов за равных себе по индивидуальному интеллекту никто и близко тогда никак не считал.

Зато общий народный ум в те не очень, кстати, далекие нынче времена явно так еще, несомненно, весьма немало во всем и преувеличивался.

Классовое сознание на Руси, оно вообще, быть может, и не само по себе столь резко и довольно значительно, всецело усилилось…

И вполне еще оно возможно, что произошло это только лишь в связи с огромным багажом наследства Льва Толстого…

Попробовав с ходу сунуться в народ и получив от него при этом совершенно незамедлительно по носу, как и набив себе на лбу довольно увесистую шишку, да к тому же и явно чувствуя внутри ужасную оскомину, российская интеллигенция окончательно заперлась исключительно сама в себе.

48

Что было толку от воззваний Толстого объединиться с народом, столь ярко и прекраснодушно выраженных в его «Анне Карениной»?

Эта вся его внешняя, несколько, пожалуй, довольно одутловатая одухотворенность…

А где-то глубоко внутри самого себя как уж был Лев Толстой тем еще всегдашне до чего только изрядно надутым барином, так ведь именно им впрямь до конца своих дней он более чем невозмутимо исправно, собственно, и оставался.

Вот самый конкретный тому пример из другого его великого произведения – «Война и мир»:

«Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье есть счастье животное, а ты его-то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по-моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в третьем часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет».

49

Вот оно, то самое натурально животное мнение господ обо всем их честном народе, преподнесенное, словно на блюдечке, великим общемировым классиком.

Автору попросту в то совершенно не верится, что Герберт Уэллс не читал Льва Толстого, такого и быть ведь нисколько никак не могло.

А вслед затем он и начертал свое несчастливое и несветлое будущее в знаменитой повести «Машина времени».

И уж не из-за этой ли натужной сентенции великого русского графа у него и возникла идея разделить будущее общество на два исключительно различных биологических вида?

А между тем некоторые сколь наглядно именно это (черным свинцовым порошком на белой бумаге) и отобразили.

Причем именно в этом и был, надо сказать, более чем здраво проявлен их вполне вот искренне безутешный взгляд на довольно многие житейские вещи.

50

В своих досужих суждениях они, как правило, всецело основывались на одних лишь околонаучно-безумных теориях о той еще самой, столь явно до чего и впрямь-таки пресловуто принципиальной разнице между расами или классами тех порою во всем на редкость безучастно живых людей.