Слишком живые звёзды 2

Ребёночек уснул, сказала бы Катя. Она бы поглаживала чёрную макушку до тех пор, пока не устала рука, и улыбалась бы при этом так, словно в запасе у неё осталась последняя, самая последняя улыбка. Губы Кати практически ничем не отличались от сотни женских губ, которые Женя видел (по телевизору, конечно). Но он мог с точностью вспомнить их, потому что был уверен, что её губы не похожи ни на чьи другие. Как каждая снежинка, падающая на землю с наступлением холодов, уникальна и отлична от всех остальных снежинок, так губам Кати не было замены. У них имелись свои изгибы, Женя помнил даже самые незначительные. Удивительно, как запоминаются всякие мелочи: даже вкус солёного пота, стекающего по лицу в душной палатке, всплыл в памяти и вернул те ощущения. Те приятные ощущения… Попробуй пальцами, сказала она. Просто сделай вот так и не спеши, я тебе помогу. Да, вот так, молодец. Не останавливайся и не вздумай отпускать мои губы.

Как всё красиво. А теперь вспомни, почему вы играете в обиженных детей.

– Потому что она скрывает от меня правду. – Женя перестал гладить Рэнджа и уставился в одну точку. – Она не хочет говорить мне, что же такого с ней кто-то сделал, о чём не знаю я, но зато знает наш Великий Алексей.

Но не это ведь главное, да? Ты злишься на неё из-за совсем других слов.

Это правда. Быть может, Женя и поговорил бы с Катей, может, они бы даже нашли решение их проблемы (наглое враньё), но как только в голове вновь, раз за разом всплывали эти слова…произнесённые с такой яростью…Женя желал только одного – прижать Катю к стене и давить ей на скулы, пока она не закричит. Она просто не имеет права такое говорить!

«Хватит уже играть в обиженного мальчика, – так она сказала у клетки Рэнджа, рядом с местом, где сейчас был Женя. А потом, на лестнице, Катя вовсе не церемонилась с выражениями: – В следующий раз поговорим только тогда, когда научишься быть мужчиной, а не обиженным мальчишкой. Я больше не буду за тобой бегать, Жень. Пора стать мужиком. Или ты уже потерял свои яйца?»

– К чему вот это было? – В соседней клетке гавкнул пёс, и к нему тут же присоединились несколько других. Но Рэндж, как и Женя, не слышал всего этого – каждый из них сейчас находился в своём мире. – Вот зачем меня нужно было называть обиженным, сука, мальчишкой? У неё в запасе других эпитетов не было? И почему мальчишка? Я уже не девств…

Да потому что ты ведёшь себя как мальчишка.

Её голос. Это её голос: тихий, уставший, с небольшой хрипотцой от постоянных криков.

Ты ведь знаешь, что только мальчики забиваются в угол и ждут, пока к ним придёт извиняться взрослая тётя?

– Завелась шарманка. Да, давай, взвывай к моей совести, говори, какой я мудак, и пытайся переубедить меня, что будто бы…

Ты так гордишься потерей девственности. Словно сотворил невозможное, а не кончил в ту же секунду, как твой член коснулся моей вагины. Дамы и господа, хлопайте, хлопайте! Наш маленький мальчик наконец потрахался и стал мужчиной! Вот только знаешь что?

Её голос приблизился. Женя чувствовал, как в сантиметрах от его уха двигаются женские губы.

Катины губы.

Мужчиной ты становишься лишь тогда, когда начинаешь нести ответственность за свои поступки и решать вопросы. Трахни хоть полмира – от мужчины в тебе прибавится ровно нихрена. Трахни весь мир – эффект будет такой же. Раз ты наведываешься в ухажёры тридцатидвухлетней женщине, то будь добр соответствовать планке настоящего мужчины. Если хочешь танцевать с королевой, будь королём. А если продолжишь обижаться и ждать чуда, то сможешь лишь тешить своё эго воспоминаниями о сексе в палатке и номере гостиницы.

Женя стиснул зубы, не заметив боли. Его кулаки сжались, сердце забилось чаще, на шее выступила пульсирующая вена.

Ты сумел покорить женщину, уже бывшую замужем. Женщину, которая потеряла ребёнка и пережила страшное горе. Эта женщина нахлебалась столько боли, что вправе требовать от Бога всё, что только пожелает.

Теперь Катя не просто шептала на ухо – она чуть ли не целовала его, держа губы в паре сантиметров от кожи.

Но эта женщина доверилась тебе. Тебе – подростку, который не может разобраться в самом себе. Ты хоть представляешь, на какой отчаянный шаг пошла эта женщина? На какой отчаянный шаг пошла я?

– Да. – Женя стыдливо опустил голову. – Понимаю.

Ты ответственен за те отношения, в которые вступил. Не рушь человеку жизнь, если знаешь, что заранее обрекаешь его на горе. Но ты же всё ещё…

– …люблю тебя. Я всё ещё люблю тебя, Кать.

Тогда подними свой трусливый зад и притащи его ко мне, обними меня и реши грёбанный вопрос. Действуй, а не сиди в уголке как загнанный дезертир. Пришло время становиться мужчиной, Жень. Покажи, наконец, на что ты способен.

– Вот чертовка. – Он провёл ладонью по голове Рэнджа и глубоко вдохнул. Вместе с выдохом из груди вырвалась грязь, которая до этого всё внутри отравляла. – Даже здесь ты достала меня.

Обращайся, милый. Так что, будем действовать?

– Будем. – Женя начал подниматься на ноги. Рэндж что-то недовольно проворчал и сошёл с колен, удалившись в другой угол клетки. Худой, заросший густой чёрной шерстью, он напоминал чудовище из детских страшилок, но вот глаза… эти глаза свели Женю и Катю вместе после того, как они разошлись по разным ветвям судьбы. Наверное, именно Рэндж – тот самый мостик, который до сих пор связывал и его, и её. Каждый из них приходил сюда минимум два раза в день, часто пересекаясь друг с другом, просто обмениваясь взглядами.

Но эти взгляды были красноречивее всяких слов.

Казалось, Рэндж знает всё, и ему хватает мудрости не мешать происходить тем вещам, которые должны происходить. Смотря в эти оранжевые глаза, Женя не сомневался в том, что в них есть что-то магическое, что-то за гранью человеческого восприятия. Может, Рэндж был послан как раз для того, чтобы связать судьбы двух совершенно разных людей? Если это правда, то страшно представить, для чего миру нужен такой союзе из двух сумасшедших.

– Из трёх. – Женя полностью, с лап до головы оглядел Рэнджа. – Тебя мы возьмём с собой. Как только нас выпустят с этого корабля.

Он закрыл клетку, несколько секунд смотрел на сплетающиеся друг с другом прутья (она любит прихватывать нижнюю губу) и развернулся. Осталось только выйти на этаж, преодолеть пару десятков ступеней, собраться с духом и прийти к Кате. Ничего сложного, правда же? Тем более она сама хотела с ним поговорить и просила об этом.

А сейчас? Вдруг сейчас она не захочет с тобой разговаривать?

– Заткнись. Просто умолкни и перестань меня доставать!

Женя направился к выходу, уже представляя встречу с Катей. Он не знал, как она начнётся, но был уверен, чем закончится – поцелуем. Катя будет невероятно красивой, независимо оттого, как она будет одета. Даже если она только проснётся, её волос будут напоминать прилипшие к мармеладке волосики ковра, а изо рта будет пахнуть заброшенным моргом, она всё равно будет прекрасной. Может, Влад прав, скорее всего прав – нашим организмом управляют гормоны, нашей ЛЮБОВЬЮ управляют гормоны. Все эти волшебные ощущения – всего лишь химические процессы внутри нас, высокоразвитых животных. Но…разве понимание этого мешает нам наслаждаться чувствами влюблённого? Разве знания о работе гормонов могут разрушить ту магию, которая рождается при случайно брошенных взглядах, случайных касаниях друг друга и случайных вопросов, помогающих стать ближе? Волшебство никуда не исчезает. Стоит в него только поверить – поверить вдвоём, – как оно начнёт заполнять ваши сердца таинственным, чертовски приятным теплом.

С улыбкой на лице Женя подошёл к двери, выводящей из «Питомника для Братьев наших меньших». Он сомкнул пальцы на ручку, собрался повернуть её, но ручка повернулась сама.

Прежде чем Женя успел что-либо понять, дверь распахнулась и откинула его на несколько шагов назад. В питомник вошли двое мужчин, один за другим. Тот, что был спереди, не сводил с Жени глаз, но не этот безумный взгляд заставил Женю медленно попятиться. Чёрный качающийся круг на конце ствола – вот что выбило из колеи. Мужчина, одетый в длинное бордовое пальто (я такие видел только в фильмах), обхватил пистолет двумя руками, ствол чуть успокоился, но не перестал качаться. На небритом лице застыла гримаса сосредоточенности. Длинные русые волосы небрежно спадали со всех сторон. От мужчины пахло чем-то едким, пробивающим нос, точно не алкоголем. Даже самый крепкий напиток не мог так пахнуть.

Женя было перевёл взгляд на второго мужчину, кажущегося очень мелким на фоне Бордового гиганта. Но и у Карапуза был не менее сосредоточенный взгляд – нацеленный на Женю, изучающий его. На Карапузе был надет плащ из того же материла, что и на Бордовом, но только более короткий и зелёный.

Прямо цветастые Бонни и Клайд. Только Клайд слегка изменилась.

– Руки вверх, засранец! – Бордовый приблизился на шаг, едкий запах резко усилился. – Подними свои грязные руки!

Женя подчинился. Казалось, тело сделает всё, пока этот чёрный глаз не исчезнет. Все мысли растворились в темноте. Сознание замерло точно так, как замирают люди, когда на них мчится бешеная бродячая собака. Если тело всё ещё и было способно на какие-то действия, то вот разум полностью парализовало.

Через несколько секунд Женя увидел перед собой собственные костяшки пальцев. С грубой, избитой в кровь кожей.

– Ты же Феникс? – спросил Бордовый. – Ты тот сучёныш, которого так восхваляет Чистилище?

– Да он это, он. Посмотри на футболку.

Чёрная надпись ROCKна чистой белой ткани. Эту футболку хоть на аукцион выставляй.

– Покажи спину, Феникс. Живо!

Женя посмотрел в глаза Бордовому. Еле их разглядел сквозь пряди грязных волос (что это за запах?), но смог зацепить взгляд. Пересилив себя, он спросил:

– А если вы пустите мне пулю в спину?

Оба попытались усмехнуться. Как сытые шакалы, заметившие раненую добычу.

– Тем будет лучше для тебя. Таких как ты нужно валить сразу, иначе потом будешь окружён тварями. Делай, что говорю: повернись ко мне задницей и задери футболку.

В закрытой клетке зарычал Рэндж. Женя увидел, как быстро забегали глаза Карапуза, как нервно сжались его губы. Казалось, ещё чуть-чуть и он выбежит их комнаты, не в силах терпеть такое напряжение.

Но Бордовый оставался спокойным. В его тёмных глазах переливались пятнышки света, в зрачках клубился какой-то призрак – чего-то липкого, чего-то похожего на страх. Да, он тоже боится, тоже волнуется, но держится молодцом. Женя совсем позабыл о приказе показать спину и стал всё глубже вглядываться в глаза Бордового. Ноздри до сих пор щекотал до жути странны аромат, слишком странный для этого места, но теперь в нём улавливалось что-то знакомое. В воздухе витал запах…