Макария

Дэнис кинул мне банку пива, которую достал из одного из пакетов. Я возблагодарил Господа за то, что мой друг такой понимающий. Хоть я и не говорил про выпивку, но всё же один пакет был полностью забит банками со спасительной жидкостью.

Пару глотков охлаждающего пива слегка облегчили моё состояние. Я надеялся, что Дэнис тоже устал и не захочет сейчас ничего делать.

Он взял банку и уселся на деревянный стул рядом со мной. Какое-то время мы молчали, уставившись на языки пламени, проглядывающие через чугунную дверцу печи.

– Значит, Роберт не приедет, – сказал он спокойно, не отводя глаз от печи.

– Да. Он повёл свою дочь в пиццерию после сногсшибательного дебюта на скрипке.

Дэнис улыбнулся и саркастично сказал: «Вот только этот концерт был две недели назад. Моя жена водила туда Анжелику и видела Роберта и его дочь».

Мы одновременно засмеялись во весь голос.

– Знаю я, в какую пиццерию он пошёл. Это новый ресторан под названием Liberte. Весь последний месяц он водит в него свою якобы дочь. На втором этаже есть отель. Удобно, не правда ли? – всё также смеясь, сказал он.

– Он ничуть не изменился за все эти годы.

– Это точно. Мы с ним редко общаемся. Такое ощущение, будто с возрастом он всё больше и больше впадает в детство, становится совсем безответственным. Мне кажется, будто он боится, что не успеет перепробовать всех легкодоступных женщин до своей старости. Как это терпит Люси?

– Это кризис среднего возраста. А Люси сама виновата. Уже давно бы вышвырнула его.

– И то верно, – сказал Дэнис. Немного подумав, он серьёзно добавил: – я вот раз в жизни ошибся и теперь до сих пор жалею об этом. Смотря на своих маленьких детей и жену, чувствую, что не достоин такой семьи. Меня съедает это чувство изо дня в день.

Он задумчиво вглядывался в огонь. Я был на сто процентов уверен, что если бы ему предоставили шанс вернуться в прошлое и исправить что-то в своей жизни, то он не задумываясь исправил бы именно тот день, когда они отмечали какой-то праздник на работе. Он сильно перебрал тогда и осознал, что натворил, только тогда, когда проснулся дома, обнаружив на тумбочке таблетку аспирина и стакан воды, заботливо приготовленные его женой.

– Дэнис. Я же тоже чуть не совершил ошибку, – решил я признаться.

– И когда же ты успел? – спросил он удивлённо.

– Я встретил свою школьную знакомую, и мы вместе решили посидеть в кафе. Я и не думал ни о чём таком, но она сама стала инициатором. В общем, когда мы собрались ехать к ней, мне стало плохо. Из-за этого я начал соображать о том, что происходит, и мы разъехались по домам. Но я жалею даже об этом. Чувствую, будто окунулся в грязь.

– М-да. Но ты всё равно самый святой из нашей троицы, – произнёс Дэнис, улыбаясь во все свои тридцать два зуба.

Мы ещё долго так сидели у очага и общались о том, о чём не могли говорить с нашими семьями. Теперь я окончательно успокоился и больше не думал о том, что вчера произошло. Это просто был сон. Меня это не касалось. Это больше не было моей проблемой. По крайней мере, пока.

Проснулся я в обед. Все мышцы ныли с ещё большей силой, а желудок выворачивало от голода. Я совсем забыл поесть вчера. Еду Дэнис разложил вчера в небольшой комнате, похожей на кладовую, где зимой можно было хранить продукты. Она не была утеплена, и холод свободно проникал туда с улицы. Это было что-то вроде нашего холодильника. Я отправился прямиком к этому холодильнику. Найдя жирную курицу гриль на полке, я снова возблагодарил судьбу за такого друга.

Спустя полчаса я наслаждался чувством тяжести в желудке. Если бы ни ноющая боль во всём теле, напоминающая о случившемся, то я бы назвал себя сейчас счастливым.

Послышался хруст снега на улице. Я насторожился. Через мгновение я вспомнил про Дэниса и тут же вздохнул с облегчением.

Надев куртку и захватив с собой шапку, я вышел на крыльцо. Дэнис, оказывается, уже надул лодку и притащил её к озеру.

– Доброе утро, спящая красавица! Чем ты вчера занимался? Лодку не надул, снасти не приготовил! Ты что, вчера только печку затопить успел?

– У меня вчера была какая-то апатия, уж прости, – крикнул я в ответ, надевая шапку.

Он толкнул последним рывком лодку к самому краю озера и, разогнувшись, пошёл прямиком ко мне.

– Артур! Ты лжец! – ответил он, подойдя совсем близко. – Для чего тогда тебе понадобилась деревянная лодка? Ты вчера уже успел порыбачить? Я видел кровь на днище. Ты поймал огромную рыбу, не так ли? Куда спрятал?

Меня бросило в пот. Какая кровь? Я же всё проверил. Неужели кровь просочилась через уйму слоёв пакетов, которые я захоронил вместе с трупом?

– Нет, что ты! – сказал я осипшим голосом. – Дело в том, что я вчера по пути сюда сбил на трассе дворняжку. Я взял её тело с собой, чтобы похоронить. Она оказалась тяжелее, чем я думал. Пришлось соорудить из лодки что-то типа саней, чтобы дотащить беднягу подальше в лес. Сам знаешь, волки могут учуять кровь. Они могут прийти полакомиться собачатиной. Лучше быть подальше от них в этот момент. А то мало ли, вдруг они решат, что их устроит и человеческое мясо.

– Что-то я не понимаю, Артур. Для чего ты тащил её сюда? Не слишком ли много заморочек из-за какой-то псины?

Да, заморочек было и впрямь многовато. Да и стоило мне озвучить свою легенду Дэнису, как она показалась мне совсем не убедительной. Но другого объяснения я не придумал. Я был слишком взволнован в тот момент, чтобы придумать что-нибудь более правдоподобное.

Я сказал Дэнису, что не мог оставить тело просто валяться на дороге. Нужно было закопать её, а лопаты у меня с собой не было. Мне было жалко собаку. В этом я ему не соврал.

Меня даже не удивило то, что смерть собаки меня огорчила больше, чем смерть Хлои. Может быть, это было всё из-за того, что я уже давно привык видеть трупы людей. Или из-за того, что собаку-то убил именно я и теперь чувствую вину из-за этого. А может, и из-за того, что животных я всегда любил гораздо больше, чем людей. И ведь это легко можно объяснить тем, что я вижу в каждом человеке пороки, которых нет у животных. Знакомясь с новым человеком, я мысленно приписываю ему тот грех, который он совершил или мог бы совершить. В любом случае я рассматриваю людей как заведомо провинившихся созданий. Мы все червоточина, не запланированная Всевышним творцом. Мы как черви, изъедающие нашу планету. Даже хуже. Мы те, кто пожирает друг друга. Мы все грешны. Мы все омерзительны в разной степени. Будь то священник, собирающий подаяния с наивных людей и покупая на эти деньги новые серёжки для своей любимой жёнушки. Или десятилетний ублюдок, который топит котят в миске с хлоркой, чтобы увидеть ещё больше мучений крохотного животного. Или возьмём, к примеру, благовоспитанную миссис Роуз, которая является святой для своих соседей. Она готова отдать последнюю рубашку нищему и участвует во всех благотворительных вечерах. Но никто не знает, что этот ангел закапывает у себя в саду уже третий нежелательный плод своей похоти.

Но хуже всего, что человек убеждает себя в том, что он хороший. Он придумывает себе оправдание и прикрывается покаянием.

Человек априори злое существо. Особенно по отношению к другим людям. Если мы помогаем человеку, попавшему в беду, то только лишь для того, чтобы потешить своё самолюбие. Для того чтобы чувствовать себя лучше. Вроде как загладить вину за прошлые свои ошибки. Но что интересно, если мы помогаем попавшему в беду животному, то мы не думаем про спасение своей души. Мы просто хотим спасти это существо и чувствуем облегчение только тогда, когда узнаем наверняка, что судьба этого животного теперь в безопасности. Глубоко в душе мы знаем, что это безгрешное создание, несомненно, нравственно выше всех нас. Может быть, именно поэтому некоторые люди так жестоки к ним. Потому что чувствуют, что сами являются морально более низкими существами.

Можно сказать, что людей я и вовсе ненавидел. Я знаю, что это неправильно, но я ненавидел всех, кого не знал. Для меня все незнакомые мне люди выглядели либо как агрессивно настроенные личности, либо как безнадёжно тупые и ограниченные потребители.

Легко ненавидеть человека, которого не знаешь, так как его поступки всегда кажутся нелепыми и абсурдными, а слова – смешными и несуразными. И я уверен, что для других людей я выгляжу так же нелепо, как и они для меня. Мы все ненавидим друг друга, пока не познакомимся поближе. Если ты не занимаешь более-менее значимую часть в жизни человека, то он так и остаётся сволочью по отношению к тебе. В его сознании ты человек, которым можно пожертвовать ради достижения своей цели, через чью голову можно переступить. Но парадокс в том, что стоит узнать его немного ближе, и он, в принципе, уже не такой и безмозглый, а его общество теперь более-менее терпимо. И вообще, чем ближе к тебе человек, тем меньше ты видишь в нём неразумного. Ну, или подсознательно пытаешься не видеть этого и, конечно же, оправдываешь его.

Естественно, я ненавидел не всех людей. Хоть я и знал, что никто не безгрешен, но от Мари и Софи я никогда не видел лицемерия и притворства. Их я любил безмерно.

Итак, Дэниса вроде удовлетворило моё объяснение, хоть он и посмотрел на меня с нескрываемой насмешкой. Видимо, он считал, что какая-то дворняга недостойна того, чтобы тратить столько времени и усилий на неё. Но это было его мнение, и я не собирался переубеждать его. Нужно отдать должное Дэнису, он также не стал комментировать моё поведение.

Мы не стали долго рыбачить. Раньше мы втроём засиживались до позднего вечера, не замечая за разговорами, как проносится время. Но сегодня каждый из нас просто хотел провести время в спокойствии и желательно без лишних телодвижений. Каждый думал о своём. У каждого были свои проблемы. А мне, ко всему прочему, ещё и было неимоверно тяжело двигаться. По большей части именно эта ноющая боль вновь и вновь возвращала меня к вчерашнему дню, заставляя моё сердце замирать от ноющей тревоги.

Мы с Дэнисом успели поймать пару рыб, которых сразу же приготовили на мангале. После мы устроились у печки, поедая всё съестное, что у нас было, и запивая это прохладным пивом. Мы много разговаривали о своих семьях. За то время пока мы не виделись, у каждого в жизни произошло многое, что можно было бы обсудить. И мы открыто рассказывали друг другу все подробности своих приключений, не переживая о том, что они могут дойти до кого-нибудь ещё. Я доверял ему в этом плане, а он доверял мне.

Так мы и просидели пару часов до того, как не стемнело.

Хорошенько прибравшись, и разложив всё по своим местам, мы начали собираться. Нам нужно было выдвигаться по домам. Отдых закончился. Пора возвращаться в реальный мир.

Когда я отъезжал от озера, на душе у меня не было тяжести. Более того, я чувствовал, будто сбросил эмоциональный груз с плеч. Но чем ближе я подъезжал к своему дому, тем больше чувство тревоги накрывало меня. Уже дома я понял, что попросту боялся смотреть в глаза Мари.

Когда я доехал, дочь уже спала. Мари сидела в гостиной, подняв ноги на диван, и смотрела телевизор. Она не заметила, как я зашёл. Свет от телевизора мерцал в темноте на её спокойном лице. Увидела она меня лишь тогда, когда я присел рядом с ней на диване. По телевизору шёл какой-то чёрно-белый фильм, смысл которого я не уловил. Она молча опёрлась на меня своей спиной так, что я видел только часть её лица.

– От тебя пахнет, – произнесла она своим медовым голосом.

– Ты хотела сказать воняет, – усмехнувшись, ответил я.

– Тебе Клайд звонил. Он не смог дозвониться до тебя вчера.

Меня будто по голове ударили. Я забыл о Клайде. Нужно было позвонить ему вчера и рассказать всё, что я узнал. А что, если Мухтади уже улетел из страны? Это был единственный шанс спасти Акифа. Но сейчас уже поздно звонить. Ночью мы, опять же, ничего не решим. Оставалось надеяться, что араб ещё не сбежал.

– Ты же знаешь, что на озере совсем нет связи. Мы поговорим с ним завтра утром. Думаю, ничего страшного не произойдёт, – изрёк я как можно более спокойно, хоть и сердце моё билось неимоверно.

Скорее всего, она почувствовала, что моя уверенность является напускной, так как плечом она упиралась прямо мне в грудь и могла чувствовать, как моё сердцебиение участилось. А это верный признак лжи. Она не подала даже вида, что заметила это. Как, впрочем, и всегда.