Александра

– Я понимаю, но не понимаю, с какой целью. Я изгой. Моя семья – изгой в этом поселке. Нас откровенно травят. Мне угрожали.

– Вам угрожали? – удивился следователь.

– Неужели перепуганный народ не рассказал Вам о том, что уже несколько раз они толпой приходили к воротам моего дома, требуя, чтобы наша семья покинула посёлок или нас сожгут вместе с домом?

Следователь удивленно смотрел на девушку. Ни один из местных, с кем ему довелось пообщаться не сказал ни слова о том, что говорила Александра.

– И, конечно, я хочу, чтобы они все передохли. И они передохнут.

– Вы сейчас звучите так, словно сознаетесь в планировании убийства.

– Ну что Вы! – Саша улыбнулась и перешла на шепот, – я признаюсь в том, что хочу, чтобы они все ушли в мой мир, где мы потом откровенно поговорим с каждым из них.

Следователь взглянул на девушку исподлобья. Она не производила видимость психически нездорового человека, но то, что она говорила вовсе не звучало как речь здравомыслящего человека. На секунду-другую следователь задумался, а что если все то, что говорят люди – правда? Что тогда? Тогда правоохранительные органы бессильны что-либо сделать. Нет статьи, преследующей ведьм и занятие колдовством. Раньше, во времена инквизиций, были. Но сейчас мир, в большинстве своем, претендует на рациональный коллективный разум. Все магическое, необъяснимое, волшебное и мистическое кануло в Лету, вместе со средними веками. Сейчас остались отголоски прошлого, всплывающие на экранах телевизоров и в блогах обывателей в развлекательной категории чисто для того, чтобы отвлечься от рутины, пощекотать себе нервы, да детей попугать. Владимир Никитич даже успел представить, что будет, если он расскажет своему руководству о том, что девушка обвиняется в колдовстве. Его, вместе с подозреваемой отправят на медицинское освидетельствование и его личное подтверждение профпригодности у психиатра. Сейчас никто не верит в потустороннее. А если даже и верят, то тихо, где-то в мыслях, не рискуя высказывать свои догадки и веры вслух.

– А как Вы поговорите с ними? – спросил он с подвохом ради интереса, – если эти люди умрут, как можно поговорить с ними после?

Саша подняла уголок куб, чуть наклонилась вперед и зашептала тихим, скрипучим голосом, от которого у мужчины выступили мурашки по спине.

– Вы правда думаете, что после смерти все заканчивается? Человек умер и все?

– Да, – кивнул Владимир Никитич, смотря девушке прямо в глаза.

– Я могу представить Ваше разочарование после Вашей кончины. После смерти все только начинается. Только на другой стороне можно поговорить с душой откровенно. Человек всегда врет, так или иначе. Не существует человека, который никогда бы не врал. А там, после смерти, остается душа и она не умеет врать. Может и хочет, но не умеет. Как люди, которые не умеют управлять космическим кораблём. Они может быть и рады, но они не умеют. Поэтому, если ты хочешь услышать чистую, девственную правду, нужно всего лишь подождать, когда душа отделится от тела и придет в мое царство, где я проведу беседу, а после решу, что делать с этой душой.

Владимир Никитич вздохнул и отвел глаза. М-да, однозначно девчонка сумасшедшая. Надо все-таки направить отчет в психиатричку. Пусть разбираются. Зря он вообще пришел сюда. А чего он ожидал?

– Александра, спасибо, что уделили мне время. В случае возникновения дополнительных вопросов я свяжусь с Вами. Вот мои контакты, если вопросы или иная информация возникнут у Вас. – Он протянул девушке карточку со своими контактными данными и встал из-за стола.

– Вы не верите мне, – улыбнулась Саша, вертя в пальцах визитку, – я не упрекаю Вас и у меня нет желания и настроения демонстрировать Вам истину моих слов. Слепое желание следовать собственным инстинктам и страхам – общепринятая норма, установленная в эволюционном порядке. Установленная человеком. Сейчас это Ваше право. Следуйте ему. Слепота – это человеческое кредо.

Владимир Никитич пристально смотрел на девушку, внимательно слушая ее. А может пустить ее дело по статье 110, доведения до самоубийства? Он прищурился. То, что девчонка как-то связана с происходящим в поселке он чувствовал нутром, но доказать ничего не мог. Доказать так, чтобы это звучало правдоподобно, аргументировано и адекватно.

– И доведение до суицида – не мой конек. Это слишком банально и скучно. Как раз самое то для человечества и ваших игрищ.

– Как Вы?.. – начал было мужчина, опешив от того, что Саша буквально прочитала его мысли, но тут же замолчал. Это провокация. Нельзя ему, следователю, вестись на дешевые провокации. Это она должна вести на его провокации. Это он должен провоцировать ее, вынуждая сознаться в преступлении с помощью психологических трюков. Да и с другой стороны, не редкое явление, когда люди в той или иной степени осведомлены о кодексах РФ, в том числе об уголовном и административном и из СМИ можно было услышать те или иные статьи, по которым выдвигаются обвинения преступникам.

Владимир Никитич не стал ничего отвечать, быстро улыбнулся и засобирался на выход.

– Мы скоро увидимся с Вами, – крикнула Саша в спину мужчины и закрыла дверь. Следователь обернулся и посмотрел на дом..

– Вот уж фига! – прошептал он, осматривая крыльцо и его содержимое. – С тобой увидится только наш штатный криминалист-психиатр. А я потом послушаю, что он скажет.

Следователь практически выбежал со двора Аблебиных и сел в машину. Это было самое странный и немного даже пугающий допрос, который он когда-либо проводил. Если заходя в дом Саши он был уверен, что все то, что говорили о девушке – клевета, то выходя из него, Владимир Никитич поймал себя на мысли, что людская молва имеет правдивые корни. Не бывает дыма без огня. Люди, конечно, зачастую мелят чепуху, но она небеспочвенна. Но и в мистическое начало мужчина поверить не мог. Единственное, к чему он пришел, это наблюдать за странной барышней. Если она действительно психопатка, убивающая людей, маньяк не способный остановиться, то она вероятнее всего проколится на очередном преступлении. Она ж совсем еще молодая, глупая, не сможет уничтожить все улики. Надо всего лишь подождать. Другой вопрос, если она воздействует на людской разум психологически, заставляя людей совершать самоубийства… Такое очень сложно доказать. Может, подослать ей подсадную утку? Направить кого-то из копов, пусть воздействует, а на этом и схватить? А что если приманка действительно покончит с собой?

Владимир Никитич медленно ехал по поселку, думая и предполагая, как же ему поступить, когда внезапно увидел мужчину, медленно боком, как краб, выходящего на середину дороги. Владимир Никитич нажал на тормоз и вцепившись в руль обеими руками, наблюдал за мужиком. Он, переламываясь, в совершенно неестественной позе, дошел до середины дороги и замер.

– Бухой что ли? – пробормотал следователь, внимательно следя за мужичком.

Стоящий на дороге неспешно поднял руки вверх, словно готовясь исполнять танец языческим богам, и замер. Его глаза были открыты, но зрачков не было видно, только белые глазные яблоки. На открытых участках кожи, что внушали еще больше шока, так как на улице стоял ноябрь, выступали капли пота… Хотя Владимир Никитич понимал, что даже для самого обильного потоотделения те капли были слишком частые и крупные. Они стекали по лицу и рукам мужика так, как будто он только что вылез на сушу из речки или любого другого водоема. Его волосы увлажнились, затем и вовсе намокли и с них тоже заструилась… вода? Следовать ничего не понимал. Будто наполовину парализованный, он вышел из машины и окликнул мужика. Тот никак не отреагировал, продолжая стоять, подняв лицо и руки вверх, все обильнее и обильнее покрываясь уже стекающими струями воды.

В нос ударил запах водорослей, смешанный с прохладой соленого воздуха. Следователь огляделся, не понимая, откуда идет запах моря. Источника он не обнаружил. Оно и понятно. Откуда в подмосковном поселке морской запах? Да, есть река, проходящая параллельно линии домов, но речной и морской запахи не спутает человек, не побывавший даже на море.

Владимир Никитич, держа руку на кобуре, опасаясь всего на свете, крался к мужику, то и дело окликая его, тщетно ожидая услышать ответ. Тут внезапно тишину, разрезающую обстановку, нарушил булькающий звук. Кашель. Хрип. Горловое клокотание. Следователь сжался в комок, нервно, судорожно оглядывая мужика, не понимая, что с тем происходит. Снова кашель. Пена и пузыри вырвались из его носа. Изо рта под приступом кашля злым фонтаном ливанула вода. Владимир Никитич рванул к мужику и скорее волей счастливой случайности подхватил падающего его, не дав ему хорошенько треснуться об асфальт головой.

– Наряд скорой! – кричал он в телефон, придерживая голову мужика, пытаясь не дать ему захлебнуться. – Мужик, держись! Сейчас бригада будет здесь! Какого дьявола? – следователь смотрел на лицо мужика и глубины его шока не было предела: мужик откровенно захлебывался. Захлебывался морской водой, сидя на разбитом асфальте поселка в московской области. Не осознавая происходящее, не в состоянии подвергнуть это рациональному анализу, Владимир Никитич бросился делать искусственное дыхание. Мужик отхаркивался водой, его рот был в пене, из носа текла вода. Подъехавшая скорая констатировала смерть от утопления…

– Где Вы его выловили? – спросил фельдшер, оглядываясь в поисках близлежащего водоема. Следователь тоже обернулся, как будто забыл, что так близко, что утонувший мужик, сумел дойти сюда, водоёмов не было. Они удивленно посмотрели друг на друга, понимая, каков будет ответ.

– Я нашел его здесь… Как бы странно это не звучало.

Фельдшер бросил быстрый взгляд на коллег, убирающих тело в машину скорой помощи, затем, нахмурившись посмотрел на следователя.

– Иногда люди ошибаются, – прошептал он так, чтобы никто, кроме Владимира Никитича не услышал его. – Я мог ошибиться, констатировав смерть от утопления. Сложно судить так, оценив мертвое тело только по внешнему виду. Я все-таки не патологоанатом и уж тем более не судмедэксперт.

– Я уверен, что причина смерти, установленная Вами, верна! Как бы дико и иррационально для нас обоих это не звучало.

– Знаете, – фельдшер опустил взгляд, – я впервые в жизни хочу, чтобы я ошибся. Тело будет осмотрено криминалистам и судебными медиками. Дальше видно будет.

Следователь пожал руку фельдшеру, прыгнул в машину, резко развернулся и нажав на газ, нарушая скоростной режим примчался к дому Александры. У огромных бордовых ворот он замялся на секунду-другую перед тем, как нажать кнопку звонка. Но ворота открылись сами. На мужчину смотрели чёрные глаза. Ее взгляд сильно отличался от взгляда, который Владимир Никитич наблюдал некоторое время назад.

– Какого черта? – прошипел он двигаясь на девушку, тем самым заставляя ее зайти назад, на территорию своего дома. – А? – спросил он, захлопнув за спиной дверь ворот.

– Вы о чем? – улыбнулась девушка, не сводя пристального взгляда с взволнованного мужчины. «Она знает», проскочило в мыслях следователя, «точно знает! Ее рук дело!».

– Что за дьявол? – следователь наклонился к ней, пытаясь запугать девушку взглядом. – Только что на моих глазах утонул мужик. Захлебнулся! На асфальте!

Саша улыбнулась и отвела взгляд. На ее худощавом лице появилась радость, преобразившая мимику в целом.

– Жизнь, оказывается, полна сюрпризов. Вам ли не знать! – она погладила округлившийся живот.

– Я больше, чем уверен, что ты замешена в этом, – голос мужчины перешёл на коварный шепот. – Точно ты! Я докажу это.

– Вы сначала докажите, что человек действительно захлебнулся, стоя на асфальтированной дороге, а потом уже мою причастность к этому. В поселке кругом камеры. Вы, как представитель власти, без проблем сможете ознакомиться с информацией на них. Я уверена, что меня на записях Вы не найдете.

Следователь менялся в лице. Негодование сменялось злостью, тут же бесспорностью и бессилием. Он то скрежетал зубами, не в силах вымолвить ни слова, хотя на языке вертелось множество обвинений в кощунственной форме для языка, то замирал, словно им овладевал необъяснимый паралич.

Саша гладила живот, неотрывно пялясь в глаза мужчины, как будто пыталась проникнуть в самую глубь его подсознания. С каждой пройденной секундой ее ненависть к человечеству возрастала все больше, становилась насыщеннее, более разъярённой и жёсткой. Как все они были омерзительны. Все эти люди, дожившие до сегодняшнего дня, утратившие свет, поглощенные собственной тьмой предрассудков, страхов и желаний. Вот один из них стоит напротив нее. Саша чувствовала его дыхание. Дыхание его не истощаемой злости и впадала в крайний гнев.

– И вот Вы уже боитесь меня, – зловещим, некротическим шепотом прошептала она, – и скрываете Вашу тщедушную душонку, окутанную паникой за показной храбростью и стремительным желанием добиться правосудья. Ни Вы, ни эти люди не добьются его в ваших скверных, некомпетентных инстанциях. Но вы уже добились иного правосудия. Высшего. Как вам нравится называть это? Карма? Судьба? Может веление господа? И это было бы ближе всего. Ваши предки разгневали меня, а вы, их жалкие потомки, подлили масло в огонь вместо того, чтобы покаяться.

– Что ж ты несешь? – удивленно спросил Владимир Никитич, забыв о своей злости и негодовании. – Ты сумасшедшая…

– Да неужели? И Вы позволяете себе так изъясняться со мной, будучи при исполнении? Почему же? – Саша схватила его за руку. Мужчина вздрогнул от неожиданности и от холода, опустившегося на его руку вместе с прикосновением девушки. Но он не придал большого значения этому, мысленно списав ледяные руки Саши на ноябрь. – А я знаю почему! – продолжила она, сжав его запястье с силой, которой не может обладать женщина, тем более такая анорексичная. Он интуитивно попытался высвободиться, но не тут-то было. Саша продолжала крепко держать его. – Двойные стандарты. Модненькое выражение, шаловливо обвивающее громоздкими ножками скотный двор сего века! Вам со мной так можно, потому что я сумасшедшая. Мне никто не поверит, если я пожалуюсь. И так вы живете! Во всем двойственность. Где искренность? – Саша прищурилась, внимательно смотря в глаза мужчины, наполненные шоком. – Оставайтесь, Владимир Никитич, здесь. Будет весело. Вы станете свидетелем проявления моего гнева. Они все уйдет к вратам Аменти, но ни к одному из них я и пальцем не прикоснусь. Попробуйте предъявить мне что-нибудь.

Саша отпустила его онемевшую руку и захлопнула дверь перед носом следователя. Он все еще стоял как вкопанный. Его глаза были направлены на закрытую дверь, но он сам не видел ее, да он и не смотрел. Он просто погрузился в собственные страхи и опасения, сокрушенный подозрениями и неспособностью что-либо предпринять. Постепенно, словечко за словечком, превращающиеся в целые предложения, следователь принялся сам себя уговаривать, что девка сумасшедшая и с нее взятки гладки. Что-то случилось, пока что необъяснимое, а она примиряет на себя корону богини, типа вершит правосудие. Нужно просто не обращать внимания на разыгравшуюся манию величия психопатки и не тратить на нее драгоценное время, все равно толку ноль будет. Не его это пациентка. Не его.

7