Александра

– Забей на них. Собака лает, караван идет, – Слава, наконец, дошел до коридора. Когда он передвигался по дому, ему казалось, что он уже давно выучил все выемки и уголки, но каждый раз убеждался, что это не так, ударяясь то об этот угол, то эту ножку стола или стула.

– Да, но собака начала мне надоедать. И уже сильно! – Саша захлопнула дверь, оставив слепого брата в полной темноте в коридоре.

– Вот она! Вот она! Ведьма! – заволновался народ, едва девушка появилась в открывающихся воротах. Но глядя на ее лицо, толпа утихла. Гнев и ярость на лице девушки были настолько явными, что даже искажали его. Черные глаза были широко раскрыты, а веки, чуть прищурившись, придавали им пугающий, зловещий вид. Губы настолько бледные, что их и так почти не было видно, потому что они сливались с цветом лица, сжались в тонкую, едва заметную, похожую на кривую линию, нарисованную тупым простым карандашом, размазанную, образующую ужасающие мрачные тени вокруг рта. Под глазами были также же размазанные темно-синее, черный пятна. Острые скулы стали еще более явными, острыми. Щеки совсем провалились. Ее лицо, обрамленное длинными распущенными волосами, напоминало оживший череп, с клацающими зубами.

– Слушаю вас! – крикнула Саша в толпу, не своим голосом. Жители поселка уже долгое время не видели девушку, потому что отец оберегал ее, как коршун, стараясь не выпускать ее за ворота, зная прекрасно, как настроенные местные против их семейства. Конечно, девушка все равно вырывалась и покидала дом тайком, но она ни с кем не сталкивалась.

Увидев ненавистную девушку и ее круглый живот, толпа совсем насторожилась.

– Покайся, нечисть! – сказал кто-то из толпы громким шепотом.

– Перед кем? – с усмешкой спросила Саша, уперев руку в бедро, окидывая зловещим взглядом.

– Перед Богом! Перед Всевышним!

Саша гордо вскинула голову, прищурила глаза, уставившись на разговаривающего с ней мужчину. Она знала его. Не был он чистокровным деревенским жителем. Несколько лет назад оставил квартиру в Москве в эксплуатации у квартиросъёмщиков, сам взял ошеломляющий кредит, купил огромный участок в этом поселке, отгрохал большой кирпичный дом и живет припеваючи. Никогда особо религиозным не слыл. Семьи нет. С женой в разводе, дети по обыкновению живут с матерью. Уже взрослые, независимые.

– Богом? – спросила Саша. Толпа молчала с опаской оглядываясь. Поднимался ветер, срывающий остатки умершей листвы с почти голых деревьев. Он закручивал их в зловещее торнадо, хохочущее жутким раскатами. Сгущались тучи, непонятно откуда взявшиеся. Черные, тяжелые, растрепанные как перина, выпотрошенная в заброшенном здании. Потемнело. Сумерки среди белого ясного утра. На землю упала яростная тишина. И тут эту тишину, словно острой косой, разрезал жуткий, низкий утробный бас, непохожий на человеческий. И этим басом говорила худощавая, беременная девушка, широко распахнув ворота.

– Я сам Бог! – громоподобно упал голос на головы людей. – Как вы мне надоели! Надоели ходить ко мне! Без почестей и жертвы! Я всех вас заберу!

С неба рухнул дождь. Но то был не просто дождь! С неба сыпался песок вперемешку с живыми скарабеями.

– Я! – вновь раздался голос, нарастающий и пугающий, – великий Осирис, по милости ваших предков был заточен в гробнице! И вы еще смеете являться в мой дом и угрожать мне? Жалкие двуногие, недалёкие насекомые! Каждый из вас, стоящих предо мной здесь, пойдет в мой мир! Ты! – Саша ткнула пальцем в мужика, ранее верещавшего о покаянии, – будешь первым, кто откроет врата моего царства, проложишь давно забытую людьми дорогу к ним!

Испугавшиеся люди начали разбегаться, но в песчаной буре, абсолютно не свойственной для подмосковного района, они ничего не могли видеть, постоянно врезаясь друг в друга, матерясь, взывая к богу, уже сами не понимая к какому именно.

– Я правил тысячелетия еще до вашего бога! – а гнев внутри хрупкой девушки продолжал нарастать. Черные глаза искрометно следили за каждым человека, пытающимся сбежать. – Повелевал песками и бурями! Мне подносили дары! Мне поклонялись! И что сейчас я вижу? Как сильно вы разозлили меня! – Рядом с девушкой появилась тень огромной собаки, а секундой позже само животное предстало перед обезумевшей толпой. То была не собака и не волк, то был шакал небывалых размеров.

– Анубис! – прогремела девушка, не глядя на гостя, – каждый из них, – она медленно, кропотливо провела взглядом по толпе перепуганных до чертиков людей, – должен прийти в мое царство. Под твой контроль.

Шакал опустил голову, не смея поднять взгляд на разгневавшегося повелителя.

– Гор! Сын мой! – черные глаза сами взметнулись вверх, а по земле поползла тень большой птицы, – не дай небесам упустить ни единой души из мельтешащих здесь. Распорядись, чтобы все до единого спустились в Аменти!

Черная тень птицы взвилась вверх и исчезла с лица земли. Саша усмехнулась, еще раз окинула гневным взором топчущуюся на месте толпу и ушла на свою территорию, громко хлопнув дверью.

– Что там происходит, Саша? – на пороге появился Слава, вглядываясь незрячими глазами вперед.

– Возмездие! – прошипела девушка уже своим обычным голосом и вошла в дом. Толпа у дома поспешила разойтись по домам, нашептывая молитвы на разный лад, крестясь невпопад, оглядываясь и опасаясь. Не все добрались до дома. Мужичок, первым потребовавший у Саши покаяться, упал перед порогом собственного дома. Жена, идущая за ним, проклиная девчонку, не сразу заметила, что муж свалился на землю. Увидев, наконец, что муж лежит на сырой земле, она бросилась к нему, но тут же остановилась как вкопанная, уставившись на его лицо. Он улыбался так, как не улыбался в самые счастливые моменты своей жизни. Она никогда в жизни не видела его таким счастливым и тут внутри зашевелилась пробуждающаяся злость. Столько лет они прожили вместе, вырастили двоих детей, ждали внука от старшей дочери, заработали неплохое состояние, имели квартиру около Садового кольца, купили шикарный дом в коттеджном поселке, две машины, и все еще развивающийся бизнес, которым спешно начал руководитель их сын. И ни разу за все эти годы Андрей, ее муж, не улыбался так, как он улыбался, валяясь в осенней холодной грязи у дома. Чем больше Надежда смотрела на лицо мужа, тем быстрее умирало желание помочь ему и все больше и больше возрастала злость. Разум женщины соображал все медленнее, пока вовсе не отключился, не осознавая и не понимая реальности Надя схватила стоящий острозаточенный колышек у порога, которым Андрей убирал распотрошённых дохлых мышей, принесенных их котом Вильмом, и с криком вопиющий злости вогнала его в грудь мужчины. И едва кол прошел сквозь тело почти до рукоятки, Надежду вновь посетило сознание. Вот только было уже поздно. Теперь кричала она от отчаяния и страха. Кричала так громко и пронзительно, что сбежались соседи, остановившиеся как вкопанные, увидев соседа с торчащим колом из груди и наливающуюся кровью одежду.

– Я убила его! – голосила Надежда, рыдая, хватаясь руками за голову. Она опустилась на колени, протягивая дрожащие руки к телу супруга. Слезы и крики текли рекой, падая вокруг на разлетающаяся куски старой бетонной стены, раскидывая звук падения на 350 градусов по всей округе.

Кто-то из соседей вызвал полицию. Люди не переставая шептались о том, что все это дело рук Аблебиной Саши, этой чертовой ведьмы. Паника тут же начала распространяться среди зевак. Шептались о том, что девка-то прокляла их всех, кто пришел к ее дому тем утром. И теперь им всем не поздоровится. И главные вопрос, нарастающий эхом среди носящийся толпы, был – а что теперь делать?

Пока люди, погруженные в паническое состояние, шептались, пытаясь разрешить проблему нависшей угрозы, никто, кроме подъехавших полицейских, не заметил, что убитая горем Надя в одну секунду вырвала из остывшей груди мужа кол и проткнула им себя в шею. Свежая, горячая кровь вновь орошила землю.

– Эй-эй-эй! – крикнул один из полицейских, бросившись к женщине, в надежде успеть спасти безумную. Но рана была глубокая, а яремная вена порвана и кровь обильно хлестала, умывая руки полицейского.

Долго допрашивала полиция свидетелей, толпившихся у места происшествия. Никто не видел, что случилось с Андреем, все подошли уже после убийства, но мнения зевак можно было разделить на 2 основных. Первое, люди обвиняли Александру в совершение убийства. Большая часть людей была уверена, что ведьма пырнула Андрея колом и скрылась, наслав порчу на его супругу в виде сумасшествия, в следствии чего та покончила с собой. Вторая часть людей была уверена, что Александра Аблебина прокляла семью, что и послужило причиной смерти супругов.

Полицейские кивали, с подозрениями слушая свидетелей, едва те начинали говорить о мистическом возмездии семьи Аблебиных. Представителям закона совсем не верилось в подобные заявления, да и не могли они закрыть дело, сделав черную магию и ведьму Сашу виноватыми в совершенном преступлении. Но, несмотря на черствый скептицизм, полиция не смогла проигнорировать семью Аблебиных, которых жителей поселка обвиняли во всех бедах.

Спустя неделю после смерти четы Клинских следователи нагрянули в дом Саши с допросом. Молодой человек, занимавший должность следователя всего без году неделя, сидел на большой кухне за большим деревянным столом, незаметным взглядом осматривая евроремонт кухонного помещения и неосознанно думал, сколько же деньжищ было вбухано во все это. Это дело отдали ему более опытные коллеги, посчитав, что молодой специалист самостоятельно и главное быстро справится с делом о бытовой ссоре между супругами, на почве которой произошло убийство, а в следствии него и самоубийство. Куча свидетелей уже подтвердила это, если из их показаний убрать весь тот мистический бред о ведьмах и порчах.

Напротив следователя сидела исхудавшая девушка в положении. Не расчёсанные чёрные волосы неаккуратно были убраны в высокий пучок. Черные глаза, необычные анатомически, не двигаясь изучали лицо следователя. Щеки впалые, скулы острые, выпирающие. Расслабленные губы, влажные чуть-чуть приоткрытые, будто девушка вот-вот что-то скажет, но она молчала. Черная майка подчеркивала истощенную фигуру девушки и налившуюся из-за беременности грудь, на которую следователь то и дело кидал быстрые взгляды.

– Ну что ж, Александра, – сказал он, сфокусировав, наконец, взгляд на глазах девушки, – я хотел бы задать Вам несколько вопросов. Давайте еще раз представлюсь, меня зовут Владимир Никитич…

– Вы собираетесь предъявить мне обвинение в убийстве? – перебила его Саша.

– Нет, – чуть улыбнулся мужчина, – только вопросы. Я знаю, что Вас даже близко не было к месту преступления в момент совершения убийства.

– Это так, – кивнула Саша, – но я желала им смерти.

Следователь нахмурился. Его взгляд потяжелел и честно он потерялся на несколько секунд, не зная, что сказать.

– Желать смерти и убить – разные вещи, – тихо сказал он, вновь окинув взглядом кухню.

– Вы можете закурить, – Саша внимательно посмотрела на мужчину.

– Я… – замялся он, уставившись на девушку, – … только подумал об этом.

– Не стесняйтесь. Здесь хорошая вытяжка, как Вы уже успели заметить.

Владимир Никитич достал пачку сигарет, прикурил и посмотрел на девушку. Он уже навел справки о ней и знал, что она неоднократно наблюдалась у психиатров, но до сих пор так и не имеет какого-то конкретного диагноза и плана лечения. Да и в принципе с точки зрения психиатрии девушка вроде как бы здорова. Но, глядя на нее, Владимир Никитич ясно понимал, что барышня-то со странностями. Может это беременность влияет?

– Хорошо, Саш… Э-м, – он замолчал на секунду, – могу я обращаться к Вам так?

– Я предпочитаю Александра.

– Александра, хорошо. Я шел к Вам, задавая сам себе вопрос: за что жители этого поселка так ненавидят Вас и даже побаиваются?

– В любой отдельно существующей социальной кучке людей всегда есть такой человек, которого ненавидят и даже побаиваются. А если говорить о деревнях, то в каждой из них обязательно есть ведьма. Злая или добрая, но ведьма. В нашем поселке этот человек – я.

– Почему люди так решили?

– Ну Вы бы спросили у людей об этом, – улыбнулась Саша как-то злобно, что у Владимира Никитича мурашки пробежали по спине.

– Я спрашивал, – ответил он.

– И что же молвит людской глас? – с усмешкой спросила Саша.

– Население считает Вас виноватой во множестве смертей, случившихся в поселке. Я не только о последнем инциденте.

– Вы же сказали, что не можете предъявить мне обвинения в убийстве только потому, что я желала смерти кому-то.

– Я ничего не предъявляю. Я общаюсь с Вами.