Беспечная жизнь Миши Л. Автобиографические рассказы

Еще будучи подростком я обнаружил, что танцы приносят мне большую радость и расслабление, и эта любовь продлилась всю жизнь. После работы в ресторане я садился на свой 350-кубовый мотоцикл марки «Ройал-Энфилд» и отправлялся на одну из дискотек Катманду. Их организаторам каким-то образом всегда удавалось заполучить новейшую танцевальную музыку, и я, не теряя времени, оказывался на танцполе и растворялся в беззаботном мире прекрасных мелодий.

В то время ночная жизнь Катманду ограничивалась несколькими дискотеками, самыми популярными были «Медный пол» («Copper Floor») в Лазимпате и «Фут-таппер» («Foot Tapper») в Наксале. Помимо этих двух дискотек было еще несколько небольших заведений в районе Фрик-стрит (Freak Street), предлагавших посетителям напитки, еду и музыку, и где курение марихуаны и гашиша не просто разрешалось, а даже поощрялось. Фаворитами среди них были рестораны «Инь-Ян» («Yin-Yang»), «Не проходи мимо меня» («Don’t Pass Me By») и еще одно место под названием «Эдем гашиш-центр», над его входом висела огромная вывеска со словами: «Лучший гашиш в городе! Предлагаем попробовать бесплатно!»

Обстановка в «Медном поле» была более интимной, в то время как «Фут-таппер» располагался в нескольких больших комнатах старого дворца. Клиентура в обоих заведениях представляла собой невероятную смесь людей из разных стран и разных социальных слоев: члены непальской королевской семьи, государственные чиновники и офицеры иммиграционной службы, высокопоставленные лица из разных посольств, хиппи, туристы, тибетские торговцы и воины-кхампа, международные торговцы антиквариатом, наркодилеры, непальские бизнесмены, экспатрианты, которые долго жили или работали в Непале – этот список можно продолжать бесконечно!

В «Фут-таппере» регулярно вспыхивали драки. Отдавая предпочтение алкоголю перед гашишем и сильными наркотиками я, в основном, довольствовался танцами в одиночестве часами напролет, лишь иногда принимая пару затяжек от друга. Однажды вечером в «Фут-таппере» произошел забавный инцидент. Я сидел в конце бара со своим напитком, а на другом конце стойки расположился высокопоставленный офицер непальской иммиграционной службы. Он был печально знаменит тем, что создавал иностранцам серьезные проблемы во время продления виз, требовал абсурдно высокие взятки и выслеживал тех, у кого истек срок действия визы.

Пока офицер сидел, потягивая ром с колой, два знакомых мне американских арт-дилера подошли к бару, заказали пару бутылок пива и заговорили с ним. В момент, когда внимание офицера было занято одним из говоривших, я заметил, как второй быстро провел рукой над напитком офицера. Вскоре американцы отошли и уселись в нише, откуда начали наблюдать за баром.

«Что, черт возьми, эти двое сейчас делают?» – подумал я и пошел танцевать. Вернувшись в бар через полчаса, я присмотрелся и увидел ту же картину: офицер был в баре, а американцы все еще сидели в нише. А через 15 минут дерьмо попало на вентилятор! Сначала лицо офицера приобрело странное озадаченное выражение. Он забормотал, затряс головой, а затем оглядел бар безумными глазами. Затем, бессвязно бормоча, слез с барного стула, встал на нетвердые ноги и, мгновение спустя, стал мочиться, пока его штаны полностью не промокли! После этого, всё еще мотая головой и пошатываясь, с выпученными глазами он выбрался из дискотеки.

Позже я узнал, что сделали эти ребята: они добавили в напиток офицера изрядную дозу ЛСД[47 - ЛСД – диэтиламид лизергиновой кислоты, вещество, дающее психоделический эффект.]! Со скоростью лесного пожара эта новость пронеслась по Катманду, к большой радости многих иностранцев, которые оказались жертвами жадности и злоупотреблений этого офицера. А те два американца год за годом возвращались в Непал, их имена так и не были раскрыты!

Глава 10. Схватка с садху[48 - Са?дху (хин.) – в индуизме и джайнизме аскеты и йогины, полностью отрекшиеся от мира ради единственной цели – достижения мокши, освобождения.]

Я всё еще был без работы, а мои родители собирались в Европу, чтобы попытаться собрать средства на новый ресторан взамен «Як и йети», от которого они были вынуждены отказаться. После нескольких месяцев поисков подходящего здания они сняли отдельно стоящий дом в районе Баттиспутали[49 - Баттиспутали (неп.) – название этого района Катманду переводится как «32 бабочки».] (Battisputali), в удалении от центра города. Изначально здание не предназначалось для ресторана, но за ним было достаточно места для парковки, перед ним был сад, на первом и втором этажах большие комнаты, а также большая открытая терраса на верхнем этаже. Планы по реконструкции здания были утверждены, оставалось только начать. Всё, что было нужно – деньги, чтобы превратить его в ресторан, который мог бы соответствовать его имени: «Бо?рис».

За неделю до отъезда родителей в Европу я выпивал в баре отеля «Аннапурна» и случайно столкнулся с хорошим другом нашей семьи, Джимом Эдвардсом, владельцем «Тайгер топс джангл лодж» («Tiger Tops Jungle Lodge»). Джим был прозорливым бизнесменом и за парой кружек холодного пива он сделал предложение, которое мне сразу понравилось. Вместо того чтобы сидеть и ждать денег из Европы, почему бы нам не выпустить облигации стоимостью 10000 рупий[50 - 10000 непальских рупий в середине 1970-х – около 1000 американских долларов.] и предложить их будущим клиентами нового ресторана? Эти облигации могли бы обеспечить владельцам 15-процентную скидку на их счета в ресторане.

«Отличная идея, почему бы и нет?» – подумал я и на следующее утро предложил эту схему отцу. Он согласился, в течение нескольких дней мы составили список потенциальных клиентов, и я начал продажу облигаций.

Пока это происходило, я продолжал посещать ашрам Шивапури бабы, хотя мои визиты были реже. У меня вновь появилось тревожное чувство какой-то внутренней незавершенности, что бы я не делал, я лишь сильнее чувствовал свое бессилие. Вечерами я стал наведываться в Пашупатинатх[51 - Пашупатинатх – шиваитский религиозный комплекс, крупнейшая индуистская святыня, место кремации большинства индуистов в долине Катманду.], он был совсем рядом с ашрамом. Я находил мимолетные моменты утешения в успокаивающей музыке бхаджанов, исполнявшихся на противоположном берегу реки, в этом священном для индуистов месте.

У реки Багмати, немного вверх по ступеням от моста, стояло несколько небольших хижин с соломенными крышами. Они использовались странствующими садху для временных остановок, там они отдыхали и, покуривая мощные чиллумы с ча?расом[52 - Чарас (хин.) – смолистый продукт из конопли.], проповедовали священные писания небольшим группам верующих индуистов.

Однажды поздно вечером, сидя на уступе широкой стены, я услышал доносившиеся из одной из хижин громкие голоса и решил подойти ближе. Войдя под навес, я увидел покрытого пеплом садху, сидящего скрестив ноги перед небольшим костром. Найдя свободное место у стены рядом с ним, я сел на глинобитный пол.

– Зачем ты пришел сюда? – спросил он меня на хинди.

– Я пришел послушать, о чем вы говорите, – ответил я, тоже на хинди.

Слегка озадаченный, он продолжил:

– О, так ты умеешь говорить на хинди?

– Я выучил его в детстве, когда рос здесь, в Непале. Но по-непальски я говорю более свободно, – сказал я, на этот раз на непали.

Он перешел на непали и стал задавать вопросы о моем прошлом. Отвечая ему, я хотел, чтобы он поскорее продолжил ту тему, о которой говорил до моего появления. Вскоре он начал цитировать разные индуистские писания, излагая их довольно подробно.

Примерно через час я понял, что его святые речи весьма однообразны. Его слова казались мне пустыми и лишенными авторитета реального опыта, поэтому я решил поблагодарить его и уйти. Увидев, что я встаю, садху посмотрел на меня и сказал:

– Не уходи, прежде покури со мной чараса!

– Нет, спасибо, я никогда не курил чарас и не собираюсь начинать! – ответил я, вежливо отклонив его предложение.

– Ты должен попробовать это хоть раз! – настаивал он.

Сказав это, он тут же взял лежавший рядом плотно забитый чиллум, громко произнес «джай, Шива-Шанкар[53 - Джай, Шива-Шанкар (а)! (санскр.) – приветствие, обращенное к Шиве.]!» и поджег его раскаленным угольком. Глубоко затянувшись, он протянул его мне. «Какого черта, только один раз для пробы!» – сдался я с изрядной долей опасения. Взяв чиллум, я сделал одну долгую затяжку.

– Еще немного! – подбодрил меня садху.

Сделав еще один вдох, я быстро передал трубку обратно. Мгновением позже меня словно ударили кувалдой! Веки стали тяжелыми, я с трудом держал глаза открытыми. Услышав смех садху, я попытался спросить, почему он смеется, но слова выходили невнятными и звучали совершенно бессмысленно. Всё вокруг приобрело эфемерное и призрачное качество, и меня начал заполнять сильный страх потерять контроль над разумом.

Чувствуя отчаянную потребность в свежем воздухе и просторе, я медленно поднялся на ноги и, спотыкаясь, выбрался из хижины. Делая один нерешительный шаг за другим, я добрался до низкой каменной стены и лег на спину. Здесь я почувствовал себя защищенным, так как оказался ближе к месту самадхи Шивапури бабы.

Луна уже зашла, и осеннее небо надо мной было усеяно красивыми звездами. Постепенно мое тело стало расслабляться, сильный страх, который угрожал парализовать мой разум, утих, а потом я задремал. Проснувшись от заунывных стенаний и плача людей, прощавшихся с усопшими, я всё еще не мог должным образом сосредоточиться. Тело затекло на каменной лежанке, я смотрел в небо, окрашенное в пастельные тона нового рассвета.

Медленно поднявшись, я начал искать источник плача. На противоположном берегу реки я различил длинную процессию людей, медленно приближавшихся к месту кремации. Четверо мужчин несли носилки, на которых лежало тело в белых одеждах. Еще один мужчина нес металлическую подставку с капельницей, от которой к телу шла прозрачная трубка. Человек на носилках был еще жив. Женщины, участвующие в процессии, причитали.

Всё еще находясь под сильным воздействием чараса, я гадал, не происходит ли это поразительное зрелище во сне? Через несколько минут носильщики подошли к каменным ступеням, спускавшимся к реке. Они осторожно наклонили носилки, чтобы ноги умирающего погрузились в реку, и закрепили носилки так, чтобы они не скользили.

Как завороженный я сидел на стене и наблюдал за происходящим. Я видел, как кремируют умерших людей, но никогда не был свидетелем перехода человека из живого состояния в мертвое! В этот момент голова человека склонилась, и он умер! Плач и крики усилились. Это была моя первая близкая встреча со смертью, в этот момент у меня появилась абсолютная уверенность в собственной смерти когда-нибудь в будущем.

Я просидел там еще час, наблюдая за тщательными приготовлениями к кремации. Затем, используя одно из упражнений на восприятие, которому я научился на гурджиевском курсе, я собрался с силами, перешел через каменный мост и направился к своему мотоциклу. Через полчаса я крепко спал дома в мягкой постели!

В течение следующего месяца я посетил садху еще два раза. В обоих случаях мне удалось отклонить его настойчивые предложения выкурить с ним еще один чиллум. Вместо этого мы пили чай и дискутировали на непали о духовных вопросах, обычно в присутствии небольшой группы людей, которые молча нас слушали.

К сожалению, наши разговоры двигались по кругу, не принося ни нового понимания, ни новых идей. Поэтому, планируя последний визит к этому садху, я решил немного оживить нашу беседу и принес ему в подарок бутылку шотландского виски. Это сработало, потому что, вскоре после того, как виски был выпит, мы вступили в затяжной жаркий спор, который закончился тем, что садху стал выкрикивать непристойности в мой адрес! Убедившись, что больше ничего интересного от него не услышу, я выкрикнул ему в ответ: «У тебя нет истинной мудрости! Ты просто болтаешь много святой чепухи!» Затем я ушел, чтобы больше никогда к нему не возвращаться!

Глава 11. Пирушка в Пашупатинатхе

Но мои визиты в Пашупатинатх на этом не закончились. Несколько недель спустя вместе с тибетскими друзьями я проводил ночь на дискотеке «Медный пол», наслаждаясь танцами и выпивкой. Около полуночи один мой знакомый датчанин-антиквар упомянул о вечеринке в доме его друзей у ступы Боднатх[54 - Боднатх – самая большая буддийская ступа за пределами Тибета. Место поселения тибетских беженцев после китайского вторжения в Тибет в 1951 году.]. Сказав, что мне будут рады, он дал адрес. Через полчаса я ехал на мотоцикле в Боднатх.

Когда я приехал туда около часа ночи, вечеринка была в самом разгаре. В прилично укомплектованном баре был большой выбор спиртного высшего качества, по заполненным людьми комнатам плыл тонкий туман от дыма марихуаны, все танцевали под ревущую музыку. «Эх, мой мальчик, возвращаться домой на мотоцикле тебе будет нелегко!» – сказал я себе. «Но раз уж я здесь, что ж, будем наслаждаться!»

Часа в три утра, один из датчан предложил мне здоровенный косяк: «Привет, Миш, я только что получил этот чудесный чарас из Афганистана. Я знаю, что ты редко куришь, но попробуй, это нечто!»

Я уже выпил, я знал, что если еще и покурю, то навлеку на себя настоящие неприятности. Но, отбросив осторожность, сделал три или четыре затяжки. И это было очень большой ошибкой! Я настолько одурел, что танцевал без остановки следующие 2 часа!

Внезапно вспомнив, где нахожусь, я подумал, что мне нужно возвращаться домой на мотоцикле, выпил две чашки крепкого черного кофе и почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы ехать домой. Поблагодарив хозяина, я сел на своего надежного коня и медленно поехал.

Солнце уже взошло, и дувший в лицо прохладный ветерок немного меня отрезвил. Я проделал уже три четверти трудного пути домой, когда проезжал поворот на площадь у главного входа в Пашупатинатх, окруженную с трех сторон домами и храмами. Решив немного отдохнуть и выпить чашку горячего и сладкого непальского чая, я свернул в переулок и припарковал мотоцикл. «А где все?» – подумал я.

Было еще слишком рано, чайные на площади не работали, но мне удалось найти одно место на углу, где я сел, потягивая обжигающий чай из небольшого стакана. Через некоторое время стали открываться лавки, и я просто наблюдал за происходящим. Тут мое внимание привлекло нечто странное и необычное. Я увидел, как из обращенных к реке домов, один за другим, начали осторожно выходить люди в лохмотьях. Они выглядели какими-то инвалидами, у некоторых были забинтованы руки или ноги. Когда некоторые стали приближаться, я с ужасом осознал, что в них было странным! Раньше я видел людей с такой болезнью только на фотографиях, но сразу понял, что у всех была проказа на разных стадиях. Некоторые подходили совсем близко, и я начал беспокоиться.

– Кто эти люди? – спросил я владельца чайной на непали.

– Ой, не бойся! – успокоил он меня, – это несчастные прокаженные из святого Пашупатинатха. Они не опасны, около сорока человек всё еще живут здесь.

– Если я предложу им чай, вы их обслужите? – поинтересовался я.

– Да, я подам им чай в пластиковых стаканчиках. Но, знаете, они будут намного счастливее, если бы вы предложили им ра?кси[55 - Ракси (неп.) – дистиллированный рисовый самогон.]! – добавил он со смехом.

Видеть этих несчастных человеческих существ с частично отгнившими конечностями, изгнанных, одиноко доживающих свой век в изоляции, было невыносимо, это было душераздирающее зрелище. И внезапно я подумал, что мог бы привнести в жизнь этих бедных людей хоть немного радости, хотя бы на несколько часов!

Я не потратил все свои деньги прошлой ночью, в кармане у меня оставалось около 700 рупий. На эти деньги можно было многое купить в дешевых окрестных чайных. Обратившись к владельцу моей чайной, я объяснил, что хочу сделать: «Не могли бы вы организовать всё для пирушки, которую я хотел бы предложить всем здешним прокаженным? Вы можете закупить ракси и чанг[56 - Чанг (тиб.) – популярное в долине Катманду домашнее тибетское пиво, изготавливают из ячменя, пшена или риса.] в местных лавках и подать эти напитки в бумажных стаканчиках? А из еды мы можем подать им буйволятину с чхуро?й[57 - Чхура (неп.) – сухой плющенный рис.] в одноразовых тарелках из сушеных листьев». Затем я отсчитал 600 рупий и, вручив ему деньги, сказал:

– Этих денег должно хватить на еду и выпивку примерно для 60 человек и на вашу работу. Сможете это организовать как можно быстрее? Если денег будет недостаточно, скажите, я привезу еще. Я вам полностью доверяю, ведь мы находимся в священном Пашупатинатхе!»