Раскол Панкеи

Он не удивился, что застенчивый Уроборос не смог принять себя в роли убийцы. Что он не смог стерпеть пытки страха и нервотрёпку от предстоящего бегства. Но внутри всё равно что-то оборвалось.

– Где ты застрял? – послышался недовольный тон Фтора. – Опа, – остановился он за плечом Пустыни, – трындец, – только и изрёк.

– Блядь, что же происходит, чёрт вас дери?! – поспешил взведённый Везувий.

Троица зависла перед жирной гусеницей обнажённого тела и не знала, как реагировать на ситуацию.

– Его поведение вполне логично, – зачем-то прокомментировал Пустыня.

– Не нагоняй жути, – также дико отозвался Фтор.

– Да чего вы его хороните уже? Может быть, жив ещё толстяк? – сглотнул Везувий.

– И что? Ты предлагаешь его в больницу везти? Голого в мороз? И нам светиться, чтоб наверняка поймали и за решётку упекли? Или ему руки перевязывать? Я точно не буду возиться с его тушей! Решил помирать – пусть помирает! А я не мать Тереза, чтобы спасать эту гниду! И вообще, вы хоть понимаете или нет, что его смерть нам на руку? – быстро шипел Фтор.

– Ты о чём? – не понял Пустыня.

– Не тупи! – разозлился Фтор. – Если что, свалим всю вину на него! Якобы стрелял только Уроборос, а мы сами не ожидали его нападения. Потому ноги и унесли.

– А как же очевидцы? – заинтересовался Везувий.

– Всё равно камер нет. Они могли напутать. Находились, мол, в состоянии шока.

– Твоя схема не выдержит критики и провалится при первом же допросе, – скептично прижался к дверному косяку красноголовый.

– Никакого допроса не будет, если вы заткнёте свои пасти и свалите отсюда! Уясните раз и навсегда, что стрелял один барабанщик. Если совсем прижмёт, то идея принадлежала ему, и запугивал он нас, и угрожал, и всё в этом духе, понятно вам? – злобно сплюнул Фтор.

– Так Уроборос ещё наверняка жив! – изумился Пустыня. – Мы не можем просто так смыться и оставить его помирать!

– Нет, можем, – шикнул на него Фтор, – мы много чего можем. Его спасение нам невыгодно, а выживает, как известно, сильнейший, – рассудил панк.

– Приспособленный, – буркнул Пустыня.

– Чего? – скривился Фтор.

– Выживает самый приспособленный, – поправил его патлатый.

– Сильнейший! Приспособленный! Какая разница? Суть остаётся одна! – разозлился Фтор.

– Мы будем лясы точить или пятками сверкать? – прекратил их перебранку Везувий.

И тройка беглецов выпорхнула в подъезд. Времени на то, чтобы помыть пол и стереть свои отпечатки, не оставалось, но это не шибко заботило криминальных новичков. Всё равно до Уробороса доберутся нескоро.

Плохие или хорошие новости

– Почему фы так долхо? – завозился напряжённый Фрикаделька. Его волосатые ноги покрылись мурашками.

– Уроборос покончил с собой, – холодно ответил Пустыня. Почему он всегда сообщает плохие новости? Или же эти новости хорошие?

– Не может быть! – не поверил фрик, вытягивая лицо так, словно Эдвард Мунк срисовывал с него свою знаменитую картину «Крик».

– Он вскрыл себя вены. Не следовало оставлять парня одного, – кисло сказал Пустыня то, что должен был сказать, – пришлось его бросить, а нам договориться о строгом молчании. Теперь каждый будет придерживаться той версией, что зачинщиком спектакля был Уроборос, – вкратце пояснил он.

– Боже, что мы наделали? – ахнула Фанси. – Он ведь умер по нашей вине!

– По твоей, Фанта, – уточнил Везувий.

И Фургон двинулся на Восток. Все ехали подавленными и опустошёнными. Выпитыми. Лишёнными чувств. Фанси знала, что таким образом сознание защищается от боли. Смягчает удар. Отупляет, чтобы происходящее можно было вынести. Но даже с этой скидкой как можно вытерпеть ужасы реальности?

– Главное, выехать за город, – ворковал Пустыня, стараясь сохранить здравый рассудок, – а дальше необходимо перекрасить фургон или вовсе сменить машину. Такая громадина нам больше ни к чему.

– И хде мы возьмём другую машину? Ухоним? – поднял проколотую бровь Фрикаделька.

– Не знаю, – хмуро ответил Пустыня, – знаю, что в магазин будет ходить одна Фанси. Нас слишком легко опознать.

– У-у-у, – поморщилась девушка так, словно у неё сводило живот.

Теперь на неё возлагали ответственность, а ей хотелось просто отключиться и стать чем-то вроде овоща.

– Ещё эта лютая зима некстати, – простучал зубами Фрикаделька. Он, видимо, сильно мёрз.

– На, возьми куртку, – предложил Пустыня, протягивая ему мешок с верхней одеждой, какая завалялась в «Сахаре». Конечно, кожаная вещица не могла сравниться с пуховиком, но всё равно укрывала плечи.

– Нам нужно избавиться от телефонов, – обронила Фанси, подумав, что мать точно станет её искать.

– Ты права, – кивнул Пустыня, – будем проезжать по мосту и выкинем, – пообещал он. Так компания и поступила. Бурный удав Енисея никогда не замерзал из-за сильного течения, и с удовольствием принял на своё дно пять дорогих смартфонов. – Даже на душе полегчало, – постарался выдохнуть Пустыня, но нигде у него не полегчало.

Торг

– Думаете, как его похоронят? – рассматривала секущуюся прядь волос Фанси. – Кто выберет гроб? Пригласят ли священника? Кто придёт его проводить? Что скажут над свежей могилой? – уныло гадала она.

– Как-нибудь, да закопают. Гроб выберут крепкий, широкий, чтобы вошёл, – цинично ответил Везувий, хрустя завалявшимися чипсами.

Но от его грубого рассудительного ответа девчонка только сильнее сжалась в клубок.

– Мы можем проводить его сейчас, – сухо предложил Пустыня.

Внутренние голоса мучили его. Совесть терзала за то, что он не помог приятелю и ушёл, когда мог спасти. Теперь он понимал тех неправильных врачей, которые увезли Помпею.

– Он был вежлив и мягок, – начал Фтор, умалчивая об его тупости и лени.

– Его бесило, когда трогали его барабаны, – присоединился Везувий.

– Он постоянно заботился о птицах и пауках, – вспомнил Пустыня.

Фанси не желала участвовать в этой смешной театральной постановке. Она не могла выдавить ни звука, так как корила во всём себя. Зачем она призвала артистов к стрельбе? Почему настаивала? Зачем подстрекала? В глубине души девушка знала ответ на этот вопрос: вина и сожаление приглушали боль от потери любимого, и ей легче было продолжать жить. Конечно, она безумно скучала. Её удручала невозможность обнять друга и увидеть его живым. Она до сих пор не понимала, что Помпея прекратился. Закончился. Но теперь к горькой тоске примешивались свежие впечатления. Оказывается, Фанси ещё та циничная стерва.

Ближе к ночи ей удалось задремать, но темнота, которая её окружила, противно липла к телу, присасывалась к нему и затягивала в пучину скользкого брюха стыда. Куда бы Фанси ни побежала, её везде будет преследовать горе и грехи. Шкафные скелеты. Головные тараканы. Скребущие душу кошки. Ни один город не станет её новым домом. Куда она ни завернёт, она очутится в Скариже – городе страха.