Подмастерья бога

– Если они говорили о твоей руке, то значит точно заранее собирались тебя покалечить! И кто-то их надоумил.

– Нет, этого просто не может быть! – замотал головой Глеб. – Если подозревать в таком зверстве близких людей, то можно с ума сойти.

Глеб так разволновался от этого предположения, что Зоя предпочла больше не обсуждать опасную тему и предложила выпить чаю. Тем более, что к чаю были принесены тёти Катины пироги.

Ясный весенний день за окном медленно клонился к вечеру. За сытным угощением Глеб разомлел, подобрел, оттаял душой, и даже, кажется, постоянно терзающая его боль отступила. Ощущать чью-то заботу было непривычно, но приятно. Он с любопытством косился на Зойку, вдруг обнаружив, что недавняя пацанка выросла, уже дотянувшись ему до подбородка, и неожиданно превратилась в тоненькую голубоглазую девушку, уже почти взрослую. «И когда только успела вырасти?» – вздохнул про себя Глеб, но мысленно улыбнулся.

Они пили чай, а хозяин квартиры нахваливал угощение:

– Ммм… какие вкусные пироги у Катерины Васильевны! В жизни ничего лучше не пробовал. Учись, Зойка, кулинарничать, как твоя достопочтенная тётушка. Если научишься печь такие пироги, я сам на тебе женюсь.

Зойка фыркнула и покраснела.

– Больно ты мне нужен, Склифосовский!

Так за шутками и разговорами просидели за столом до самого вечера. Перед тем, как идти домой Зоя принялась мыть посуду и наводить порядок в кухне, проявив неожиданную сноровку. Глеб неловко пытался помогать.

– Да сиди уж, болезный, – прикрикнула на него девчонка, – сама справлюсь.

Глеб только обречённо вздохнул, чувствуя свою ненужность.

– Не представляю, как я просижу целый месяц без дела. Я же с тоски умру!

– Не умрёшь, – заверила Зойка, – я тебя развлекать буду.

– Серьёзно? Вот здорово! Не было счастья, так несчастье помогло: руку сломал, зато персональным аниматором обзавёлся! – усмехнулся Глеб, вдруг почувствовав прилив тепла в душе. А Зайка то в принципе неплохая девчонка, если перестаёт вредничать и выкаблучиваться!

Но тут же от пришедшей на ум новой мысли Глеб стал серьёзным.

– Зой, ты сколько раз в неделю к своему репетитору по английскому ездишь?

– Два. По вторникам и пятницам. А что?

– Во сколько возвращаешься?

– После девяти.

– А от метро через парк идёшь?

– Конечно.

– Не ходи через парк, опасно, – покачал головой Глеб. – Лучше в обход по освещённым улицам.

Девушка уставилась на него, удивленно округлив глаза.

– С ума сошёл? Это ж минут на двадцать дольше будет. Я тогда совсем поздно приходить домой буду.

– Резонно. – Глеб задумался. – А мы вот что с тобой сделаем, Зоя: возвращаясь, ты будешь звонить мне (всё равно мимо моего дома идёшь), а я буду выходить и провожать тебя через парк.

Голубые глазищи чуть не вылезли из орбит.

– Ты серьёзно хочешь меня провожать?..

– Конечно. Так будет спокойнее и Алексею Ивановичу, и Катерине Васильевне, да и мне тоже. Ты ж обладаешь редкостной способностью влезать во всякие неприятности. Лучше перестраховаться.

Глава 6

Карина

Через две недели, когда сошли синяки и поджили ссадины на лице, Глеб заглянул в клинику на своё отделение. Измаявшись без дела в одиночестве, он с таким удовольствием вдыхал привычные больничные запахи, идя по коридору, что слегка кружилась голова.

– Здравствуйте, Глеб Александрович! – приветливо улыбнулась ему буфетчица, с усилием толкая впереди себя грохочущую тележку с горой грязных тарелок. В больнице только что кончился обед.

– Привет, Настюш! – Он еле удержался от желания сгрести в охапку скромницу-буфетчицу в крахмальном колпаке и расцеловать в румяные щёчки, так был рад вернуться домой.

– О, раненый боец к нам пожаловал! – радостно воскликнул анестезиолог Виктор Сергеевич, выходя из палаты и протягивая Глебу руку. – Как твоё ничего?

– Ничего. А как вы тут без меня?

– Как всегда зашиваемся, – старший коллега похлопал Глеба по плечу, приветливо улыбаясь. – Ты, Астахов, давай быстрее выздоравливай, а то нам тут без тебя действительно тяжко. Рук не хватает.

Пока дошёл до ординаторской в конце длинного коридора несколько раз останавливался, чтобы поговорить с больными.

– Здравствуйте, доктор! – окликнул, скрюченный в позе вопросительного знака, старый пациент Глеба с ревматическим пороком сердца, которого тот собирался оперировать, да не удалось. – Что ж вы сами заболели то?

– Да вот не повезло, Иван Николаевич, бывает, – Глеб виновато улыбнулся. – Оказывается, врачи тоже люди. А вы как? Вас Алексей Иванович оперировал? Как самочувствие после операции?

– Вашими молитвами, Глеб Александрович, поправляюсь потихоньку.

– Рад за вас!

– Вы сами-то поправляйтесь!

– Куда ж я денусь?!

И тут же его перехватила дама средних лет в красивом шёлковом халате с павлинами и непривычном для больницы макияже.

– Что ж вы меня бросили, доктор? Я только настроилась на операцию, а вы заболели. Я не хочу лечиться у другого врача.

– Маргарита Брониславовна, дорогая, простите меня, пожалуйста! – Глеб с покаянным видом поцеловал даме ручку с ярким маникюром. – Так уж вышло. А врачи у нас все хорошие. Вас Станислав Геннадьевич лечить взялся. А он заведующий клиникой. Так что считайте, вам повезло. И не расстраивайтесь!

– Но вы будете вести меня после операции? – требовательно спросила мадам.

– Конечно! Обязательно! Как только выйду с больничного, сразу возьмусь за ваше лечение.

Поздоровавшись и перекинувшись парой фраз с половиной отделения, Глеб вдруг всем своим существом осознал, что уже стал частью этого особого мира, врос в него своими корнями, каждой клеточкой собственного тела пропитался больничным духом. Прошло каких-то три года после окончания университета, а он стал на равных среди тех, для кого спасение человеческих жизней – призвание и каждодневная работа. И эти умные, крепкие мужики с сильными и чуткими руками, ежедневно выдерживающие за операционным столом нагрузки, сравнимые с нагрузками пилотов сверхзвуковых истребителей, приняли его в свой круг. Он полной грудью вдохнул воздух, пропитанный запахами лекарств и дезинфицирующих средств. И это был запах счастья!

Получив от общения с коллегами и пациентами приятнейшее ощущение собственной нужности, Глеб вошёл в ординаторскую. А там сквозь многоголосый шум и смех звучал звон бокалов с шампанским.