София. В поисках мудрости и любви

– Похоже на какой-то розыгрыш, как у Малевича, – попытался на ходу причесать сбивчивые мысли Евгений. – Но потом начинаешь задумываться…

– Над чем? – дунув на свисавшую со лба прядь волос, спросила Оксана.

– Над тем, какую роль в познании сыграла теорема о сумме квадратов и что может скрываться за этим символом.

– Например? Что именно? – дерзко приподняла она подбородок.

– Плутарх писал, что последователи Пифагора и древние египтяне рассматривали квадрат как выражение божественной любви, – предложил свой вариант Константин Анатольевич, очевидно, не слишком веря или совсем не веря тому, что говорит.

– Ну вот, опять про любовь, – разочарованно вздохнула она. – Почему квадрат не может быть просто квадратом? Зачем пытаться видеть сложное там, где все очень просто?

– На проверку простые вещи чаще всего оказываются самыми сложными, – с иронией заметил Вячеслав. – Один квадрат плюс два квадрат равно пять квадрат, а корень квадратный из пяти плюс-минус один, разделить на два равно божественной пропорции.

– Они собираются здесь, чтобы преодолеть интеллектуальное пресыщение, – вдруг объяснила Оксана суть посиделки. – Что-то типа клуба анонимных алкоголиков, только для ненормальных людей, увлеченных творчеством.

– Окси, ты мне сейчас напомнила Магу Хулио Кортасара.

– Слава богу, я не читаю твоих чудовищно неприличных книжек.

– Как раз поэтому ты мне ее и напомнила, – сказал художник.

– Думаешь, это умно? Никогда не сравнивай меня с другой девушкой.

– Даже с придуманной и несуществующей?

– Тем более с придуманной и несуществующей девушкой, никогда не делай этого.

– Она сегодня не в духе, – виновато усмехнувшись, приподнял бровь Вячеслав.

– А ты что думаешь о любви? Она существует? – спросила Оксана у Женича.

– Трудно сказать, возможно, все так же запутано, как в этой картине. Математики используют выражение «квадратный корень из пяти», совершенно не задумываясь, есть ли в нем смысл. Таким же образом люди говорят о любви, не зная, что это такое – иллюзия или реальность.

– На самом деле каждый образованный человек знает, что квадратный корень из пяти – иррациональное число. Такой арифметический корень можно искать бесконечно, и он никогда не найдется, поскольку числа, удовлетворяющего условиям поиска, не существует, – произнес Константин серьезным тоном университетского преподавателя.

– Получается, любви тоже не существует, – насмешливо резюмировала Окси, убеждаясь в правоте какой-то своей женской теории или, быть может, не своей и не женской, а вычитанной в каких-нибудь «житейских правилах» и «мудрых советах», которыми нашпигованы социальные сети.

– Можешь сколько угодно это отрицать, но я-то знаю, что ты меня любишь, – шутливо возразил Вячеслав. – Или мои деньги… ну, или меня и мои деньги.

– Любовь действительно иррациональна, – продолжал Константин. – Сперва не знаешь, как без нее жить, потом не знаешь, как жить вместе с ней. Вот такой структурализм де Соссюра.

– Евгений? – Вячеслав перевел взгляд на Женича, ожидая от него ответа, как будто между ним и Константином Анатольевичем завязался философский диспут.

– По правде говоря, все эти «на самом деле» в математике мало что значат, все зависит от того, в какой арифметике выполняется поиск.

– Ну как? – оценивающе спросил Вячеслав. – Есть в нем что-то такое, да?

Филолог скрестил на груди руки и с удовольствием расхохотался.

– Знаешь, Славик, что я на это скажу? – вздрагивал он от хохота. – Не обижайся, Евгений, но эту милую глупость даже как-то глупо опровергать.

– Пусть продолжает, – прервала его хохот Оксана, поставив изящные локотки на скатерть и прислонивши кулачки к щекам.

– Да что тут продолжать?! Предлагаю оставить эту тему и поговорить о чем-нибудь другом. В следующий раз Евгений принесет нам собственный учебник арифметики, и мы обязательно найдем в нем квадратный корень из пяти. Договорились?

– А что, если один из таких корней уже найден? – невозмутимо сообщил Евгений. – Математики ищут несуществующий «с?», площадь которого должна без остатка делиться на пять малых квадратов. Но такого «квадрата» нет ни геометрически, ни арифметически, ни, тем более, физически. К примеру, нельзя просто взять пять квадратов по 1600 квадратных единиц каждый и составить из них квадрат площадью 8000 квадратных единиц.

– И какой «с?», по-твоему, существует? – спросил у него Константин, полагая, что Евгений пытается его каким-то образом одурачить.

– Квадрат со стороной из 89 единиц и площадью 7921 квадратная единица. До 8000 ему не хватает 79 единиц, но в арифметике дробей период можно задать вычитанием либо прибавлением единицы. Прибавив единицу к числу 79, мы получим 80 единиц, которые снова разбиваются на 8000 более мелких квадратных единиц и весь процесс воспроизводится.

– То есть, если надо получить квадрат из 8000 квадратных метров, ты предлагаешь составить квадрат чуть меньших размеров, а недостаток восполнить новым разбиением с добавлением одного квадратного метра. Но тогда общая площадь составит 8001 квадратный метр. Из такой арифметики следует, что нас постоянно обсчитывают. Откуда у тебя берется дополнительный метр? – усмехнулся Константин, довольный тем, что нашел некий подвох.

– А откуда берется толщина линии, когда мы изображаем квадрат? Откуда появляется и куда исчезает разрядная единица, когда мы записываем тождество 8 равно 7 целых и (9) в периоде? Математики думают, что можно построить квадрат с помощью линии, не имеющей толщины, но это иллюзия, вызванная пренебрежением к реальности, где любая линия имеет свою толщину, где любой луч имеет свою частоту и длину волны.

– Я не силен в математике, – присоединился к обсуждению Вячеслав. – Но могу вам сказать как художник. Если взять кисть без толщины и нарисовать квадрат линиями без толщины, такой квадрат никто из нас не увидит.

– Ничего не понимаю в ваших вычислениях, но это очень напоминает сказку про голого короля, вам не кажется? – легкомысленно обронила Окси.

Своей репликой она, видимо, окончательно разоружила Константина Анатольевича, который примирительно развел ладони в стороны. Евгений был сражен этим сравнением не меньше, к своему стыду он не читал сказок про голых королей. Но он, разумеется, знал в общих чертах, о чем шла речь, и был уверен, что аналогию Оксаны мог бы по достоинству оценить сам Герман Вейль.

– Если математика и вправду царица всех наук, то практически вся история математики – сказка про голую королеву, которая заказывает то один, то другой роскошный наряд у портных-мошенников, – поправил он образ короля на свой лад. – В ХХ веке голландский математик Лейтзен Брауэр даже объяснил, почему королева наук ходит голой. Само по себе выполнение портными неких операций еще не является доказательством существования действительно «сшитого платья». Несмотря на это, математики по-прежнему дружно нахваливают несуществующие наряды королевы.

– Может быть, им просто нравится смотреть на свою голую королеву? – захохотала Окси.

– Конечно, это лучше, чем одежда, сшитая из заплат и не по размеру, – усмехнулся Евгений. – Когда репутация королевы никого не заботит, она может ходить и нагишом. Это раньше математику связывали с чем-то божественным. Теперь считается, что это лишь продукт человеческого интеллекта, удовлетворяющий наши потребности. Не Бог создал человека, а человеческий интеллект придумал Бога по своему подобию и для своих потребностей, вот что, по сути, утверждается. Это не проблема только науки, это общее свойство всей культуры, где забыто само понятие чести. Зачем шить наряд для королевы, если можно его сымитировать и получить за это те же самые деньги?

– М-да, признаться, после «Нимфы и кентавра» Хьюго Жилле, после восхитительно парящей над морем «Афродиты» Хосе Росвельта и спящей Галы, которая, похоже, не спит по-настоящему, а только прикидывается спящей, я думал, мы обсудили обнаженную натуру вдоль и поперек. Но про голую математику мы еще точно не говорили, – закинув ногу на ногу, сказал Вячеслав.

– Наука не в лучшую сторону изменила человека, – задумавшись о чем-то своем, отозвался Константин Анатольевич. – Хотя человек в принципе никогда не меняется к лучшему. Он может только постараться не стать хуже, чем есть. Знаете, о чем я думаю, когда смотрю на мусорные инсталляции, которые выдают за современное искусство? Какое же счастье, что большую часть жизни я прожил, не зная о том, что писсуары, пластиковые бутылки, вымазанные краской топоры и бревна будут выдавать за произведения искусства.

– Ты считаешь, в этом виновата наука? – Вячеслав собрал пальцы в пучок, словно удерживая в них кисть.

– А что же еще? Что позволяет подогнать индустриальные отходы и мусор под определение произведений искусства? Искусствоведение. А искусствоведение – это наука. Понимаешь, Славик, это не искусство, это наука. Это мы с тобой пытаемся понять, что такое искусство. Ты даже, черт возьми, его создаешь, хотя не являешься ни ученым, ни критиком. Нет, в чем-то Евгений прав. Наше сознание сузили и затолкнули в бутылку перевернутых категорий. Мы продолжаем думать об одном значении искусства, а действует другое, созданное наукой, которое легализует любой искусственный заменитель. В основе всех нынешних сдвигов лежит наука. Возможно, когда-то ученье было светом, но сейчас…

Сейчас мы видим, что наука – совсем не то, чем хочет казаться. Нам впендюривают, что мы живем только благодаря науке и для науки, только благодаря инновациям и прочей хренотени, которая якобы делает жизнь людей приятнее и проще. Но научное мировоззрение не делает людей ни лучше, ни благороднее, ни хоть капельку мудрее.

– Прошу заметить, – специально для Евгения пояснил Вячеслав. – И это нам говорит бывший филолог, а ныне коммерческий директор крупнейшего в регионе поставщика услуг связи.

– Да при чем тут это? Стив Джобс сказал бы, наверное, то же самое в частной беседе. Какими бы добрыми и пушистыми намерениями ни прикрывалась наука, она делает людей примитивными и единообразно тупыми. Это же невероятно выгодно. А с научной точки зрения рационально только то, что приносит выгоду – а что приносит наибольшую выгоду? Обман! И он не перестает быть обманом от того, что другие не в состоянии его распознать.

– Как в Замятинской антиутопии «Мы»? – спросила Оксана.

– Окси, тебя тоже пугали в школе этой книжкой? – удивился Вячеслав.

– В университете вообще-то, – снисходительно уточнила она.

– Именно так, – согласился Константин. – Эта книга не про советских людей и даже не про фашизм, с которым они боролись побольше других. Я же в деревне вырос, и мне не надо рассказывать, как все было на самом деле. Это про науку в чистом виде, без полутонов и градаций!