Охота на мудрецов. Неизданное

– Только бахилы в кейсе, найдешь сам?

Генерал опускает спинку сидения, открывая доступ из салона к багажному отделению. В медицинском кейсе действительно есть бахилы и операционная накидка. Легкая и почти прозрачная, нет смысла ее надевать, лучше уж в одеяле.

– Придется в бахилах, – морщится Наилий, – потерпи, все равно, как прилетим, в капсулу ляжешь, снова раздеваться придется.

Киваю, соглашаясь, и быстро обуваю синтетические мешки на резинках. Смешно в них выгляжу до икоты. Но мне с психиатрическим диагнозом можно. Жаль, что военные таких нюансов не знают и будут смотреть не на мудреца, а на любовницу генерала. Бездна, я опозорю любимого мужчину!

В гигантском грузовом отсеке тяжелого транспортного катера остро пахнет машинным маслом и отработанным топливом. Полукруглые ребра жесткости корпуса напоминают скелет огромного морского млекопитающего. Меня словно проглотили вместе с красной машиной Публия, черными внедорожниками, двумя легкими катерами и толпой вооруженных цзы’дарийцев. Мужчины вполголоса переговариваются, но стоит Наилию выйти из машины, замолкают и выстраиваются живым коридором. Из люка в потолке по узкому трапу спускается капитан. От неловкости мне кажется, что все смотрят не на генерала, а на меня. И одеяло постоянно норовит упасть.

– Ваше Превосходство, – приветствует офицер.

– Капитан Крон.

Наилий держится уверенно и с достоинством, не смотря на рваную рубашку и трехдневную щетину. А я краснею и бледнею под взглядом офицера. Догадываюсь, о чем может подумать, увидев мои голые ноги и растрепанные волосы. Улыбку на тонких губах капитан старательно прячет.

– К обеду будем на месте, – докладывает он и, посомневавшись мгновение, добавляет, – прекрасный бой, Ваше Превосходство.

– Все видели? – мрачнеет генерал, и я чувствую, как напрягается, вытягивая спину еще сильнее. – Заснять успели?

– Никак нет, Ваше Превосходство, никаких записей! – капитан округляет глаза и сразу становится ясно, что притворно, а потом оборачивается ко мне.

– Дарисса Дэлия, – подсказывает Наилий.

Офицер протягивает руку, ожидая, что я вложу в ладонь свою для поцелуя вежливости. Игнорировать жест нельзя, поэтому я долго выпутываю из складок одеяла перебинтованную руку под очень пристальным и крайне внимательным взглядом.

– Вас можно поздравить со спасением, дарисса Дэлия? – улыбается капитан и легко касается поцелуем моей ладони там, где нет пластыря.

Молчу не от смущения, а потому что не знаю, как можно ответить. За то время, пока была военной тайной, я привыкла, что у военных любая мелочь может сойти за разглашение информации. Насколько капитан посвящен в детали?

– Можно, – отвечает вместо меня генерал и обнимает за талию. – Кабина сопровождающих свободна?

– Конечно.

– Капитан Назо? – зовет Наилий медика, но он качает головой, не вставая с водительского сидения:

– Я здесь останусь, Ваше Превосходство.

Наилий кивает и разворачивается вместе со мной к хвостовой части транспортника. Теперь точно все смотрят на меня, и я, пунцовея от стыда, пытаюсь сбросить руку генерала. Но на удивление в глазах рядовых нет насмешки или осуждения. Только интерес и радость.

– Здесь еще ни разу не было женщин, – шепотом рассказывает Наилий, провожая к трапу. – Просто привести любовницу дурной тон, но спасти ее из беды – поступок. Поэтому можешь не краснеть.

Стараюсь, хотя рука генерала на талии весьма однозначный жест. Так хищники метят территорию, а мужчины обозначают свою собственность. Сейчас это приятно, и я расправляю плечи, поднимая взгляд. Тяжелый разговор о моем бегстве из особняка Наилия еще только предстоит, и не менее сложный о произошедшем с Агриппой. Не знаю, как буду оправдываться, найду ли слова, чтобы вымолить прощение. Отношение генерала дарит надежду на лучшее, но это на глазах у посторонних, а между нами был единственный поцелуй в машине. Чувствую себя нашкодившим ребенком и жду, когда поставят в угол. Наилий обязан меня наказать. Запрет в особняке? Надолго? Навсегда?

Рядом с любимым мужчиной бросает то в жар, то в холод. Хочу забраться к нему на колени и обнять, положив голову на плечо. Приехал за мной, с боем увез обратно, поцеловал, ни одного упрека я так и не услышала. Не заслужила такой доброты. От раскаяния муторно и страшно. Во рту привкус горечи, а на глазах собираются слезы. Трап в кабину сопровождающих расплывается до нечетких пятен, промахиваюсь ногой мимо перекладины и чуть не падаю, но генерал ловит.

– Осторожнее, держись руками за перекладины, чтобы легче стало забраться.

Вздыхаю, торопливо утирая не выступившие слезы, и медленно карабкаюсь наверх. Потолок в кабине полукруглый и низкий. Почти касаюсь макушкой ламп освещения и, не глядя, усаживаюсь на ближайшее кресло. Здесь явно отдыхают между вахтами. На столах деревянные доски для игры в Шу-Арлит и пахнет печеньем. Но от аромата сладости меня тошнит, и живот скручивает спазмом.

– Наилий, – зову генерала, не в силах больше откладывать разговор, – прости, пожалуйста, я глупо поступила. Ни одна Великая Идея не стоит того, чтобы потерять тебя.

Он садится в кресло напротив и складывает руки на столе в замок. Внимательный, сосредоточенный, будто знает, что хочу сказать, ждет, а мне каждое слово дается с трудом. Через прорехи в генеральской рубашке видно белый пластырь. Царапины на теле заживут, а другие раны? Те, что причиняют боль и жгут обидой, стоит вспомнить, как я отвернулась, наплевав на обещание не уходить никогда.

– Я бесконечно виновата, что бросилась неизвестно куда, не поговорив, не объяснив и не выслушав тебя. Дала волю придуманной обиде и незаслуженно сделала тебя врагом. Прости, пожалуйста. – Теперь глотаю настоящие слезы и держусь изо всех сил, но признание само рвется с языка. – Я люблю тебя, Наилий, хоть и не имею больше на это права. Ты можешь выставить меня за дверь, едва доберемся до особняка, я заслужила…

Он встает с кресла, как мне кажется, чтобы уйти, и это словно ударом выбивает слезы. В рыданиях невозможно говорить, мысли рассыпаются. Я все испортила! Не жалости к себе хотела совсем. Не выношу шантажа слезами, а они все катятся и катятся по щекам.

– Тише, – шепчет генерал, садясь на подлокотник кресла и водя рукой по моей спине, – никуда я тебя не отпущу.

Убираю руки от лица и пальцами стираю с ладоней соленую воду, а Наилий обнимает, целуя в макушку, а потом в висок.

– Родная, я давно простил, только больше так не делай, пожалуйста.

Трусь щекой о его колкую щетину и болезненно всхлипываю, прогоняя остатки истерики. Жар накатывает волнами, а слабость вот-вот утянет в черноту обморока. Цепляюсь за генерала с отчаянием спасенного, целую, не видя, куда попадают губы. Я искала тайну Вселенной, не зная, что она уже со мной. Ароматом апельсинов и хрупкостью эдельвейсов, жаром утонувшего в океане светила и звенящим холодом вечных ледников. Никогда мне не будет нужен никто другой. Мое чудо, моя жизнь и любовь. Наилий.

Глава 13. Доверие

Наилий

Вожу пальцами по стеклянным створкам медицинской капсулы, рисую Дэлии глифами просьбу отдохнуть, а она кивает и улыбается. Связана по рукам и ногам, перетянута ремнями и стыдливо прикрыта салфетками. На ней столько белого, что мне кажется, одета в погребальное платье. Ассоциация идет холодом по спине, и я заставляю себя смотреть не на перебинтованное тело, а в глаза и на улыбку. Несуществующий ветер с равнины четвертого сектора приносит эхом воспоминания о лодке, укрытой брезентом. Мой страх потерять Дэлию настолько велик, что я верю любой фантазии. Слишком много монет положил на лбы мертвых друзей в дар несуществующим богам. Себя в саркофаге представляю реже, чем Марка, Аттию, Публия, мастера. Болью, как ножом, вырезаю шрамы от будущих ран. Мечтаю уйти первым и не видеть смертей близких. Никто не вечен, но впервые я прошу Вселенную отложить этот миг, чтобы, как можно дольше смотреть в глаза любимой женщине.

– Спи, – говорю ей, а сам кладу голову на руки, вдыхая запах свежевыглаженного комбинезона.

По дороге сюда заезжали в генеральный штаб, я побрился, переоделся и забрал у Флавия одежду для Дэлии. Либрарий все пытался напомнить о службе, но не решался, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Я промолчал и теперь совесть грызла за это. Планшет в кармане комбинезона, там сотни неоткрытых писем в почте, а я взгляд не могу оторвать от Дэлии. За дверью раздаются тихие шаги. Поднимаюсь на ноги, убирая локти с капсулы. Публий увидит, будет, как всегда, ворчать.

– Наилий, пойдем, ты мне нужен, – заявляет военврач с порога, а я прикладываю палец к губам, требуя тишины.

Привычка и только, Дэлия не слышит нас. Публий реагирует на жест и переходит на шепот, тоже забыв про звукоизоляцию медкапсулы:

– Тебе поесть нужно, а то самого придется в капсулу рядом укладывать.

Пытаюсь отказаться, мотая головой, но осмелевший медик, наплевав на уважение к званию, берет меня за локоть и тянет.

– Стоп, – осаживаю его, выдергивая руку из хватки, – я никуда не пойду. Дэлия столько вытерпела сегодня, от меньшего кошмары мучали до удушья. Я рядом должен быть.

Публий замирает, задумчиво постукивая планшетом по бедру. Знаю, что проблема слишком реалистичных снов не решается быстро. Нет от нее лекарств, и тот факт, что полукоматозная пара разлучена и более не опасна, утешает слабо. Дэлия и без них кричала и металась в бреду.

– Во-первых, автоматика капсулы не даст ей задохнуться, – отвечает военврач, – а, во-вторых, можно еще кое-что попробовать. У сна пять стадий. От дремоты со сноподобными галлюцинациями до быстрого сна с самыми яркими и запоминающимися кошмарами. Снотворное не спасет, но есть другое средство.

Склоняю голову на бок и терпеливо жду разъяснений, но Публий, ни слова не говоря, уходит. Тьер, иногда медики со своим странностями слишком сильно напоминают мудрецов. Оснастил ему здесь несколько лабораторий, так теперь Назо не только в операционной пропадает, но и с лаборантами в ночные ходит. Не отвлекает никто, думается лучше. Рассказывал уже, что подняли старые записи об анабиозе, состав главного препарата воспроизвели, и сейчас медики Сципиона перенастраивают медкапсулу на новые параметры. Я не люблю отложенные на потом проблемы, но если иначе не получается, то стоит ввязаться в авантюру.

Публий возвращается с инъекционным пистолетом в руках и решительно подходит к медкапсуле с Дэлией.

– Это что? – с подозрением спрашиваю, пока он открывает шлюз для подачи лекарств.

– Экспериментальное снотворное. Побочная ветвь от разработки технологии анабиоза. Стадию клинических испытаний прошли, а в серию не запустили. Разбудить от этого снотворного невозможно. Тихо, не нервничай, его опробовали на добровольцах. Спят крепко и никаких снов не видят. Вообще.

Манера Публия экспериментировать на всех подряд раздражает, но такая наглость дает плоды. Разжимаю кулаки, глядя на то, как военврач заряжает лекарство для внутривенного введения и говорит: