– Почему нет?
Генерал вешает на плечо вещмешок и легко перепрыгивает через забор. Препятствие низкое, но я не рискую. Перешагиваю. Аромат цветов апельсиновых деревьев кружит голову. Пропитывает одежду и вымытые утром волосы. Вернусь в особняк и буду благоухать сильнее, чем от парфюма. Деревья раскидистые, с густой зеленой кроной. Мелкие цветы стыдливо прячутся за жесткими листьями. Скоро ветки отяжелеют от оранжевых плодов и будут устало ронять их в траву. И тогда запах станет еще ярче. Как от Наилия на пике его силы. Генерал срывает белый цветок и подходит ко мне.
– Когда я летел на равнину, чтобы стать майором пятой армии, у катера отказал двигатель. Пилот сотворил чудо и посадил машину. Прямо на апельсиновые деревья. Мы выбрались наружу, вызвали транспорт и сидели, ждали. И в какой-то момент я почувствовал этот запах. Первый чужой запах на равнинном материке. Крутил головой как дурак и не мог понять откуда. Неужели такой маленький цветок способен вытеснить все остальные запахи? Просочиться в каждую щель и прочно обосноваться, так что вытравить невозможно. Я мял его в руках и думал, что тоже смогу все. Стану здесь своим и буду держать сектор крепко. И получалось, пока не появились мудрецы.
К концу фразы на переносице генерала появляется глубокая морщина. Перемена настроения разительна. Он сам как жесткий лист. Заденешь неосторожно острый край – порежешься.
– Ты считаешь нас проклятием? – осторожно спрашиваю я.
– Я не знаю, что с вами делать.
Полководец роняет цветок в траву и молча стелет тренировочные коврики. Укладываюсь рядом с Наилием, положив голову ему на плечо.
– Где сейчас Сновидец с Телепатом?
– Коматозник в медкапсуле, – сухо отвечает генерал, – а Сновидец в карцере. Разделили мы их, чтобы больше не хозяйничали в чужих снах.
– И на сделку вы с Марком не согласились?
Наилий вздыхает и поджимает губы. Закидывает руки за голову и несколько мгновений лежит с закрытыми глазами. Думает. Значит, не принято еще решение.
– Возможность влиять на сознание напрямую – мощное оружие. Но где гарантия, что они снова не обернут его против нас? Как их контролировать? Ты сможешь?
Вот зачем он вывез меня за пределы особняка и завел этот разговор. Никаких отгулов и совместного любования природой. Генерал всегда остается генералом. Вздыхаю. Мне ли жаловаться?
– Смогу, наверное, – говорю и думаю одновременно, – если буду держать обоих за руки и постоянно перебирать привязки. Удачно, что у мудрецов их гораздо меньше, чем у генералов. Есть шанс, что не упущу момент, когда они снова решат кого-нибудь убить.
Остаток мысли вслух не произношу. Паразит будет трудиться на износ, а мне придется не вылезать из постели Его Превосходства или искать иной способ кормить Юрао. И это еще не все проблемы.
– Долго я не выдержу. От усталости перестану видеть и чувствовать привязки совсем. И тогда Сновидец и Телепат снова будут делать то, что хотят.
Хотя они и под моим неусыпным контролем будут свободны и ничем не ограничены. Я увижу только результат. Если увижу.
– А еще я должен буду оставить тебя в горах, – добавляет генерал, – потому что вам троим нужно прикасаться друг к другу. По планшету вы работать не можете.
Хочется развести руками, но, лежа на тренировочном коврике в объятиях Наилия, не до театральных жестов. Забавно, что, путешествуя по другим планетам и упиваясь высокими технологиями, цзы’дарийским мудрецам так необходим физический контакт. Интересно, если бы я могла видеть привязки по телефону, позвал бы меня Наилий на бал? Или жажда рационально использовать время и ресурсы перевесила бы легкое увлечение странной дариссой в больничной форме? Генерал снова думает, а я не мешаю. Рассматриваю пуговицы на его рубашке. Пересчитываю их от ворота до пояса брюк и любуюсь бликами от лучей светила.
– Тогда Телепата и Сновидца придется убить, – ровно и совершенно безразлично говорит Наилий.
Красота апельсиновой рощи после этих слов выглядит издевательством, а жизнерадостное щебетание птиц – насмешкой. Не думала, что смертные приговоры выносятся при свете дня в расслабленной позе с любимой женщиной под боком. Будто не приговор вовсе, а шутка.
– Казнить, ты хотел сказать? Да? После трибунала и обвинения в покушении?
– Нет, – хмурится Наилий, – трибунала не будет. У нас нет доказательств, кроме слов одного сумасшедшего, который утверждает, что всю операцию организовал во сне. Нас с Марком на смех поднимут. Именно убить. Телепата достать из капсулы, и он скончается сам, а Сновидцу сымитировать самоубийство. Свежую Шуи он уже ел горстями, пусть вены себе вскроет.
Приподнимаюсь на локте и заглядываю в чистые голубые глаза генерала. Не шутит. Предельно собран и серьезен. Вдыхаю аромат эдельвейса, цепляясь за якорь настройки, и падаю в облако привязок. Две черные пульсируют хищно. Напитаны так, что сомнений нет – будут реализованы. В животе тугой узел скручивается, тошнит от ужаса. Не верю.
«Ты живешь с убийцей, Мотылёк».
«Я живу с генералом! Война…»
«Какая? Освободительная? За правое дело? Здесь и сейчас? Он наемник и убивает за деньги тех, на кого покажет заказчик. Безжалостно и безразлично. Забудь про его шрамы! Каждый он заслужил не один раз! Нет доблести воина в убийстве двух больных цзы’дарийцев, один из которых в коме! Они могут защитить себя? Поднять против него оружие?»
«Они трижды пытались убить и его и меня. Слабые, беззащитные».
Понимаю, что Наилий прав. Возражаю Юрао, но не могу убедить себя. Сознание отчаянно сопротивляется. Не могу представить, как военные по приказу генералов придут в карцер, схватят ничего не понимающего Сновидца, свяжут и порежут ножом вены. А потом охранники будут ждать, пока мудрец уснет от потери крови. И обновлять порезы, чтобы они не затягивались. Может быть, даже отнесут в теплую ванну, чтобы процесс шел быстрее. Придут врачи, констатируют смерть и сожгут труп в крематории медицинского центра. Не будет почестей, речей, плача родственников. У мудрецов ничего нет. Стараниями все тех же генералов.
– И нет никакого шанса оставить их в живых? – спрашиваю Наилия. Попытка отчаянная и глупая. Вынося подобное решение, кто будет слушать собственную любовницу?
– Нет, – качает головой генерал, не думая ни мгновения, – они бесконтрольны. Риск слишком велик. Кто знает, как быстро мудрецы научатся общаться без физического контакта и им станет все равно, насколько они далеко друг от друга? Что тогда будет? Снова ракеты? Твоё удушье?
Наилий прав настолько, что у меня опускаются руки. Никто не станет носить на поясе бластер, зная, что он может в любой момент выстрелить в хозяина. Неуправляемое оружие признается опасным и подлежит немедленному уничтожению. Сажусь на ноги, отодвигаясь на коврике в сторону. Генерал тоже садится.
– Дэлия…
– Не надо.
Нет смысла вспоминать про обещание Сновидца помочь с кошмарами, снять печать и сделать тройкой. Ничего из этого не перевесит четвертого покушения. Мудрецы приговорены и доживают последние дни, а может быть, часы.
– Отвези меня, пожалуйста, обратно, – тихо прошу я.
Наилий выжидательно смотрит, но я молчу. Не спорю и не отговариваю. На совести мудрецов жизни двух лейтенантов пятой армии и пилота девятой, взорвавшихся в катере. А еще, быть может, связиста и разведчика, передавших информацию для ракетного удара по резиденции. Их ждет трибунал и казнь в наказание за предательство. Пятеро военных, виновных только в том, что поддались чужому внушению. Мудрецы ими пожертвовали, не сожалея.
Обратно едем молча, и я закрываю уши, чтобы не слышать пронзительного крика большой птицы, парящей высоко в небе. Трель звенит высокой нотой и заканчивается переливами. Раз за разом, будто зовет кого-то. Жалобно, со стоном. А я все думаю, насколько опасной сочтет меня Наилий, когда стану тройкой? Кому прикажет меня контролировать? Или сам запрет в спальне и не выпустит оттуда?
Весь день в особняке как во сне. Брожу по третьему этажу из комнаты в комнату. Нахожу библиотеку и остаюсь там надолго. Перебираю книги, поглаживая пальцами корешки. Старые, редкие. Страницы шелестят музыкой, и даже извечная пыль не раздражает. Смотрю на глифы, пытаюсь читать, а вижу только лицо Телепата в медицинской капсуле. Но и он подергивается дымкой, превращаясь то в Марка, то в Наилия. Бледных, неподвижных. Сколько раз чаша весов качалась от жизни к смерти? А сколько еще будет? Генерал находит меня в кресле с книгой в руках. Говорит, что уже поздно, и почти заставляет идти спать, уже полусонной рассказывая, как уйдет завтра рано и оставит одну до вечера. Это не пугает и не радует. Должна привыкнуть, что не всегда будет со мной. Хотя за семь дней почти в это поверила. Напрасно.
Утром постель успевает остыть. Но тонкий запах парфюма напоминает о том, что Наилий спал рядом. Подскакиваю, испугавшись, что проспала и виликусы уже ушли. А они – первое звено в придуманном вчера плане. Наспех одеваюсь, мечусь по комнатам и нахожу черную тень на стремянке в столовой. Рядовой протирает пыль на шкафу. Имени не знаю, как вежливо обратиться – тоже.
– Простите, можно задать вопрос?
Виликус не реагирует. Не слышит? Подхожу ближе и замечаю странные черные ботинки. У Наилия совсем другие, да и у остальных офицеров тоже. Обувь словно сделана из металла. Блестит. Рядовой тянется выше, и штанина задирается. Несуществующие боги, шарниры! Это не ботинки, а нижняя часть протезов.
– Извините, – подхожу ближе и случайно запинаюсь об лестницу. Пока мысленно ругаю свою неуклюжесть, виликус ныряет взглядом под локоть.
– Дарисса? Что-то случилось?
Голос низкий и хриплый, а речь кажется синтезированной. Будто дрон со мной говорит, а не живой цзы’дариец. Но двигается проворно. По крайней мере, с лестницы спускается куда быстрее, чем умею я. Издалека и не скажешь, что на протезах. Проклятье, нужно перестать на них смотреть!
– Я ищу лейтенанта Прима, – смущенно говорю виликусу. – Либрария Его Превосходства. Вы не видели его?
Рядовой расцветает теплой и очень приветливой улыбкой. А голос по-прежнему звучит искусственно.
– Лейтенант Прим в это время обычно в штабе, но сегодня задержался. Пойдемте, дарисса, успеем застать в дверях.
Виликус достает из кармана пластиковый пакет, кладет в него влажную тряпку и прячет обратно. Пока идем на второй этаж, раз пять себя одергиваю, чтобы не следить за ним. Давно не маленькая девочка, впервые увидевшая покалеченного бойца. Не задумывалась раньше, где они служат. Почему в особняке генерала? Другие виликусы выглядят здоровыми. Только этот на протезах.
– Сюда, дарисса, – кивает он на дверь в крыло, где живут офицеры. Допуска у меня нет, электронные замки открывает виликус. Уверена, он один из немногих, для кого в особняке не существует запретных мест. Мыть пол и протирать пыль нужно даже в комнате строгого майора Рэма.