Охота на мудрецов

Наилий смотрит на него через прищур, но кивает и позволяет сделать второй укол. Я уже понимаю, что подобный тон в разговоре с собой генерал позволяет только ближнему кругу. На кого он не смотрит свысока и чьим мнением дорожит. Тем более мне не нужна привязка к капитану. Публий оборачивается и говорит:

– Садитесь на кушетку, дарисса, и рассказывайте. Я правильно понял, что из-за вас Наилий не спал прошлой ночью?

Звучит как обвинение, и хмурая складка у бровей капитана соответствующая. Выполняю указание, усаживаясь на дальний от медика край кушетки. Так будет надежнее, и раздражение Публия нам с ним в помощь. Врач, пациентка и не больше.

– Мне приснился кошмарный сон. Его Превосходство разбудил и сказал, что я задыхалась.

Короткий рассказ, под конец которого я краснею. Кого еще мог разбудить ночью генерал? Только любовницу. Призналась в двух словах, хотя, думаю, капитан догадался намного раньше.

– Раньше с вами такое бывало?

Показательный вопрос. По нему легко можно сделать вывод, что мою историю болезни Публий не читал. Либо читал, но теперь собирает полный анамнез с самого начала. Проклятье, не хочу я рассказывать обо всем в присутствии Наилия. Придется дозировать информацию.

– Да, только не задыхалась.

Капитан кивает и достает из ящика стола фонендоскоп. Архаичный инструмент медиков, позволяющий выслушивать хрипы в легких. В современном и напичканном техникой кабинете он выглядит странно. Но еще удивительнее фонендоскоп смотрится поверх военного комбинезона. Врач вешает его на шею и подходит к кушетке.

– Раздевайтесь до пояса, дарисса.

Скоро начну ругаться, как Марк. Дивизиями, гранатами и торпедами. Раздеваться в мои планы не входило никак. Комкаю в руках край свитера и отрицательно качаю головой.

– Нет.

Жду, что Публий рассердится, но он выдерживает паузу и спокойно отвечает:

– Я врач, меня не надо стесняться.

Привязку не надо провоцировать. Готова поклясться, что на осмотр к капитану приходили великолепные, умопомрачительные красавицы и мне его нечем удивить, но сейчас особый случай. Смотрю на сжатые кулаки, качая головой. Военврач медленно выдыхает сквозь зубы и резко разворачивается к генералу.

– Наилий, выйди!

Генерал даже не думает вставать со стула, и тогда медик бесцеремонно берет его за локоть и тянет вверх.

– Оставь меня наедине с пациенткой. Захочет, чтобы ты узнал диагноз и назначенное лечение, сама расскажет. Выйди.

Провожаю Наилия испуганным взглядом, вкладывая в него мольбу не оставлять меня одну. Тянусь вслед, но театральные жесты остаются без внимания. Публий закрывает за ним дверь и повторяет требование:

– Раздевайтесь. Мне нужно прослушать легкие. Возможно, у асфиксии есть объективная причина. Через ткань одежды я ничего не пойму.

Довод звучит веско. Тон голоса у медика ровный, деловой. Помоги мне, Вселенная. Подчиняюсь, не выпуская из вида тонкую зеленую привязку. Бледную, едва ощутимую. Надеюсь, что такие сильные личности, как Публий Назо, живут разумом, а не эмоциями. И похоть не будет руководством к действию. Даже жгучее вожделение императивной привязки не должно толкнуть капитана на флирт. Поворачиваюсь к нему голой спиной, комкая платье в руках. Жалею, что не в больничной форме, уже в сотый раз. Осталась бы в штанах. А сейчас из одежды только тонкое кружевное белье. Чувствую ледяное прикосновение кружка фонендоскопа. Рефлекторно дергаюсь и отклоняюсь вперед. Зря. Военврач берет за плечо, возвращая обратно. Руку не убирает. Зеленая энергия ощущается жаром. Он проникает внутрь и лишает рассудка, будит инстинкты, растекаясь по телу сладостным томлением. Роняю комок одежды на пол и в панике прикрываю грудь.

– Руки по швам, – холодно и тихо говорит Публий.

– Не трогайте меня, пожалуйста, – всхлипываю я.

Капитан замирает, но пальцы с плеча убирает. Спиной чувствую его взгляд и с болью разглядываю успевшую растолстеть привязку. Беда.

– Дарисса, я сомневаюсь, что вы на осмотре в первый раз. Откуда такая острая реакция?

Нужно срочно придумать причину. Что-нибудь логичное и весомое. Не говорить же правду. Он сам даже не понимает, что сейчас происходит. Если почувствует, то много позже и очень смутно. Сочиняю на ходу, понимая, какой это бред:

– Я – мудрец. Физическим контактом вы провоцируете мои способности. А они отбирают силы, которых и так почти нет.

Запинаюсь и молчу. Все, тупик, не знаю, что врать дальше. Военврач переступает с ноги на ногу и выдыхает мне в спину:

– Мотылек?

Ненужная известность начинает пугать. Такое ощущение, что о моей шизофрении знают точно или хотя бы наслышаны все, с кем я встречалась за последнюю неделю.

– Верно. Поэтесса про меня рассказывала?

– В том числе, – отвечает медик, – но я не помню, чтобы к вам запрещали прикасаться. Кажется, физический контакт усиливает видения, но ненамного. Что-то изменилось?

На то он и глава медицинской службы, чтобы знать всё. Тогда почему не узнал меня с порога?

– Нет, – вздыхаю я.

– Тогда не заговаривайте мне зубы, дарисса, – раздраженно говорит Публий, – от фонендоскопа еще никто не умирал.

Минуту молча слушает, а мне стыдно. Так глупо проколоться. О чем он сейчас думает? Наверное, жалеет Наилия, что у него такая ущербная любовница.

– Чисто в легких, можете одеваться, – говорит Публий и уходит за стол. – Поскольку мудрец, то данные обследования невролога и психиатра самые свежие. Не буду мучить вопросами. Но если вы желаете что-нибудь рассказать, то я слушаю.

Не могу признаться, что два мудреца, один из которых в коме, наслали на меня духов, чтобы задушить в постели. После такого обязательно вернусь обратно в карцер, и даже генералу вытащить меня оттуда будет непросто.

– Нет, капитан Назо, обычные ночные кошмары и только.

– Слово «обычный» мудрецам не подходит, – ворчит медик, не сводя с меня пристального взгляда. Холодного, колючего, неуютного. Сразу забываю про привязку. Глупость. Зазнайство наивной девчонки, считающей себя раскрасавицей. Стыдно так, что хочется сквозь этажи провалиться. Не дождавшись больше ни слова, Публий вешает на ухо гарнитуру и жмет на кнопку вызова на планшете.

– Капитан Дар? Публий Назо. Перешли мне, пожалуйста, историю болезни мудреца Мотылька. Генерал в курсе, да. Тоже теперь моя, верно. Благодарю. Отбой.

Кутаюсь в свитер и жду, пока военврач прочтет с экрана планшета про все мои срывы и разговоры с Луцием о паразите. Вспоминаю, на какие темы мы иногда беседовали и как глубоко копал психиатр. Это даже хуже, чем раздеться.

– Жаль, что нет специалиста по мудрецам, – тихо говорит медик, отодвигая планшет в сторону. Осанка офицерская, прямая и несгибаемая, а в глазах на миг проскальзывает растерянность. Слова будто идут фоном, а мысли текут параллельно.

– По всем признакам обычная паническая атака. И лечение длительное, но стандартное. Покой, отдых, расслабляющий массаж, бассейн. Ограничение умственных и физических нагрузок, успокоительное и снотворное. Зря вы не принимаете положенных при вашем диагнозе препаратов. Возможно, стало бы легче.

– Они мешают работать, – сухо отвечаю я, вспоминая, как мы с Поэтессой выворачивались наизнанку, имитируя угасание способностей после таблеток. Надеюсь, она не разболтала наши хитрости капитану. – И как долго лечиться?

– Цикл, не меньше, – жестко говорит Публий, – а с вашими осложнениями два или даже три.

Достаточно, чтобы способности Сновидца или что-нибудь другое доконало меня. Жизнь рядом с генералом какая угодно, но только не спокойная. Наилий так надеялся на помощь, а вместо неё я услышала то, что давно знала. Встаю с кушетки и сдержанно благодарю:

– Спасибо, постараюсь выполнять ваши рекомендации, капитан Назо.

Киваю на прощание, разворачиваюсь к двери, но военврач останавливает:

– В медицинской карте нет записи о постоянной стерилизации. Почему?