Сын гадюки

Не раздумывая, Мека собралась на праздник. Она взяла кинжал с нефритовым лезвием в качестве подарка на день многолетия, благодарности за спасение, а заодно извинения за произошедшее. Кинжал изготовил отец Меки Кутроп – шаман племени кано. По словам Кутропа, кинжал обладал большой силой в руках того, кто в состоянии с этой силой справиться.

Дойдя до поселения куроки, Мека узнала, что ее спаситель при смерти и поспешила к его хижине. Закончив петь, она присела на колени и оставила свой подарок на груди Чаушина. Сын гадюки сжал кинжал, не открывая глаз.

– Спасибо! – еле слышно прохрипел Чаушин.

– Возвращайся! Ты мне нужен! – ответила Мека и поцеловала его в лоб.

– Что ты сейчас пела? – поинтересовался Уомбли, наблюдавший столь трогательную сцену.

– Эта песня помогает душе-страннице найти путь назад, – ответила Мека, вставая в полный рост, – отец научил меня ей.

– Бесполезно… – с грустью заметил шаман, – духи сказали, что Чаушин все равно умрет.

– Что конкретно они сказали? – Мека пристально посмотрела на старика.

– Они сказали, что помочь Чаушину сможешь только ты, но… «он все равно умрет».

Глава 7. Поистине королевский щелбан

Сын гадюки достал из кожаных ножен кинжал, полученный в подарок. Нефритовое лезвие сверкнуло ярким изумрудным светом.

– Быть может, эта штука способна убить Аскука? – подумал он.

– Зачем ты собрался его убивать? – поинтересовалась проекция.

– Он мучит мою маму. Не станет Аскука – некому будет отравлять ее разум.

– Ты поверил бизону?

– Может, он и бизон, но на человека похож больше тебя!

– Думаешь убить Царя змей вот этим ножиком? – спросила проекция с нескрываемым скепсисом. – Не глупи!

– Да замолкни ты! – мысленно гаркнул Сын гадюки.

Чаушин стоял посреди поляны, которую снова заволокло тьмой. Как это частенько бывает, ответ сам собой появляется в голове, когда вопрос уже теряет актуальность. Ему явилась та самая девушка, которую Сын гадюки нашел связанной в Баобабовой роще. Что она делала в Лесу души? И действительно ли это она? Быть может, еще одна проекция? Потому и появилась, что не забывается. Несмотря на слова про варежку, несмотря на средний палец, что-то было в этом всем недосказанное. Их история не могла закончиться вот так. Чаушин не знал, почему именно, но не могла, это очевидно.

– Красивая девушка, – бархатный голос говорил неспешно, откуда-то сзади. – Ты уже водил ее на берег Зеркального озера?

Чаушин резко обернулся, оставив за спиной руку, сжимающую обнаженный кинжал. В темноте лесной чащи светились два огромных белых глаза с черными, как уголь, вытянутыми вертикально зрачками.

– Аскук? – дрожа от ужаса, спросил Чаушин.

– Для кого-то Аскук, а ты можешь называть меня просто папой, – последнее слово голос протянул с особенным удовольствием.

На поляну выползла кобра, тело которой было не тоньше ствола добротного баобаба. От кончика хвоста вдоль хребта шли два ряда острых шипов, заканчивающиеся недалеко от глаз. Аскук свернулся в несколько колец, вытянул переднюю часть тела так, чтобы смотреть на Чаушина сверху вниз, и широко расправил капюшон.

– Извини, но папа – это как-то слишком странно, – ответил Чаушин, запинаясь. Он весь напрягся от страха разозлить Царя змей таким ответом.

– Я понимаю, – голос Аскука, словно теплое течение, мягко обволакивал Чаушина, – странно, потому что ты не привык. Но это только пока. Нужно время. А у нас с тобой времени сколько угодно. Впереди вечность. Назовешь меня папой, как только будешь готов.

– Что еще за вечность у нас впереди?

– Самая настоящая, – с усмешкой объяснял Аскук. – Духи не стареют. Ты разве не знал?

– Знал, но я человек, – смутился Чаушин. – Люди стареют.

– Неужели мой сын так хочет быть человеком? Зачем? Чаушин, разве ты еще не понял, что в Мире живых тебе не место. Ты там чужой! Для всех странный, никому не нужный. Но они не догадываются, кто ты на самом деле.

Слова Аскука проясняли те смутные чувства, которые Чаушин испытывал всю жизнь. Словно появившийся по ошибке, он совершенно не понимал, что делает в том мире, в котором живет. Баобабы растут каждый день, а роща остается такой же, как и вчера. Бизонов пускают на убой, но приходят новые, и стадо продолжает щипать траву, которая тоже не кончается. Соплеменники умирают от старости, и вчерашние дети сегодня занимают их места. Все в целом – какой-то бессмысленный цикл, где Чаушин так и не смог найти подходящего места, а просто занял наиболее удачное из неподходящих.

– Кто же я, по-твоему?

– Наследник великого Аскука, грозы Междумирья. Сюда попадают все умершие, но только по-настоящему сильные духом остаются в Междумирье навсегда. Тебе повезло быть одним из таких. Мои гены одарили тебя нечеловеческой силой. Но чтобы она вырвалась наружу, ты должен перестать быть человеком. Умри в Мире живых, не бойся. Твое место здесь. Твое предназначение – доказать, что законы Иной Вселенной для меня не писаны.

Голова змея мерно покачивалась из стороны в сторону, действуя убаюкивающе. Чаушин видел в Аскуке самое опасное существо в Иной Вселенной, но уже не боялся. Его страх мирно дремал где-то глубоко внутри, а разум туманили сладкие обещания внезапно объявившегося отца.

– Какие законы? – с блаженным лицом спросил Чаушин.

– Духи не могут иметь детей – так мне сказал верховный жнец, повелитель слуг смерти. Я ответил, что это бред. Он заявил, что Иная Вселенная так не работает, и мы поспорили.

– На что поспорили?

– На щелбан.

Чаушин мигом вышел из дремы, в которую погружали его баюкающий голос и маятниковые движения Аскука.

– Чего?! – глаза Чаушина стали почти такими же большими, как у Царя змей.

– Твое удивление понятно, – невозмутимо продолжил Аскук. – Как я могу поставить щелбан без рук? Потому его поставишь ты.

– Щелбан?

– Не забывай, скоро твое тело в Мире живых погибнет, и дух обретет великую силу. Это будет поистине королевский щелбан! Такой, что у верховного жнеца череп треснет!

– Щелбан? – в голосе Чаушина чувствовался разгорающийся гнев.

– Не цепляйся к словам. Дело не в щелбане. Дело в том, что отныне я – закон Иной Вселенной.

– А я был нужен для подтверждения твоей правоты?

– Взгляни с другой стороны – ты чудо, в которое никто не верил.

– Ради которого ты использовал мою мать?

– Прости, я, может, чего-то не знаю… – Аскук перестал покачиваться, – были другие претенденты стать отцом ее ребенка?

– Какая разница, были они или нет? Это не дает тебе права распоряжаться судьбами людей, словно игрушками!