Сын гадюки

– Больше не придет, Сэр… Аскук теперь в Мире мертвых, – жнец кивнул в сторону колодца с черепом на крышке.

– Значит, это все-таки произошло, – неподдельно удивился Сэр. – Чаушину удалось победить.

– И да и нет… Чаушин победил, но все равно отправился в Мир мертвых, вместе с отцом.

– А вот это непорядок! – верховный жнец резко подскочил к колодцу с черепом. – Время Чаушина еще не пришло…

– Как это не пришло? – возмутился Чак. – Он погиб в схватке с отцом и в полном соответствии с нашими законами отправился на вечный покой.

– А вот так не пришло! – на этих словах командующий жнецов отодвинул в сторону крышку с черепом.

Под крышкой виднелась огромная темно-синяя воронка, подобная той, что затянула души Аскука и Чаушина, только намного больше, и вихрь энергии в ней был быстрее в несколько раз. Сэр сунул туда руку и начал что-то искать на ощупь.

– Сэр, если вы собираетесь сделать то, о чем я подумал, это ошибка! Большая ошибка! – продолжал протестовать Чак. – Во все времена смерть была безусловным явлением. Никто и никогда не возвращался из Мира мертвых. А что теперь? Сначала Уомбли, теперь Чаушин. Не мы устанавливали этот порядок, не нам его нарушать.

– Ты знаешь не все порядки, Чак… – Сэр хотел продолжить, но прервался, потому что наконец нащупал то, что искал, и вытащил руку из колодца.

Верховный жнец крепко держал за ногу дух Чаушина, беспамятный и бессильный, болтающийся, словно тряпичная кукла. На фоне огромных размеров Сэра Сын гадюки выглядел не больше кота или курицы.

Внутренний протест Чака нарастал все сильнее. Он служил смерти с момента возникновения Иной Вселенной и был твердо уверен, что ни у кого нет права возвращать мертвых к жизни, даже если этот кто-то – верховный жнец, который никак не может решиться обзавестись новой мебелью в своих покоях, но с такой легкостью нарушает незыблемые правила.

– Сэр, я вам этого не позволю! – Чак набросился на своего командующего и схватил его за горло.

Верховный жнец сопротивлялся и хрипел от удушья. Дух Чаушина упал на пол и просто валялся без признаков сознания. Руки Чака все сильнее сжимали горло Сэра. Жнец обезумел, защищая то, во что верил, и не оставлял командующему даже малейшего шанса объясниться. Сэр терял сознание и уже не мог сопротивляться.

– Ты не будешь оживлять мертвых просто потому, что тебе так хочется! – закипел от ярости Чак. – Есть законы, которые выше наших жела-а-а-а… – не успев договорить, жнец закричал от боли и ослабил хватку.

Вырвавшись из лап обезумевшего подчиненного, Сэр увидел причину, по которой кричал жнец: хищное растение вцепилось в голень Чака многочисленными зубами. Не теряя времени, командующий жнецов схватил взбунтовавшегося подчиненного за грудки и швырнул прямо в открытый колодец, из которого только что достал дух Чаушина.

– Хороший мальчик! – сказал Сэр, поглаживая своего спасителя.

Зубы цветка окрасились красным цветом от крови Чака. Это было не просто хищное растение, питающееся плотью. Немногие в Междумирье вообще знали о его существовании. А те, кто знал, называли его «дарующий жизнь». Обладатель цветка, дарующего жизнь, имеет право на великую сделку с верховным жнецом – обмен растения на душу умершего. Во всем Междумирье есть только один «дарующий жизнь». Аскук не просто принес подарок для Сэра – он провел великую сделку, выменяв душу Чаушина заранее, когда сын был еще жив. Если бы Чак подождал всего минуту, узнал бы это от командующего.

– Вот ведь нахал! – возмущался Сэр, закрывая колодец крышкой. – Весь балахон мне измял.

Верховный жнец стал отряхиваться и поправлять свои одеяния, но вдруг услышал человеческий стон. Дух Сына гадюки начинал приходить в себя и шевелиться.

– Чуть не забыл! – спохватился командующий, быстро отодвинул со второго колодца крышку с нарисованным сердцем и сбросил в него Чаушина.

Сын гадюки очнулся, когда летел вниз, где-то в темноте. Чаушин почувствовал удар обо что-то твердое и открыл глаза: он лежал на ритуальных носилках. Юноша оказался в полном неведении, кто он такой и что здесь делает.

Чаушин встал и огляделся. Перед ним была толпа людей, а рядом стадо бизонов. Во главе парнокопытных стоял дух огромного бизона со светящейся золотом шерстью. Когда Чаушин остановил на нем взгляд, дух подмигнул. Из толпы людей шаг вперед сделал седой старик и сказал так тихо, как только мог:

– Не делай резких движений! Не провоцируй львов!

На плечах у старика Чаушин увидел двух духов – больших тропических жаб. Крут и Онита в Мире живых были не такими огромными, как в Междумирье, но кроме Чаушина их все равно никто не видел. Ни один человек не обладал таким даром, лишь Уомбли мог похвастаться тем, что слышал голоса своих духов-покровителей. Благодаря этой способности он узнавал, что жабы ждут его в Междумирье. Во время переговоров об окончании Трехдневной войны Онита шептала на ухо старому шаману, что нужно говорить, чтобы куроки и кано не перебили друг друга. Но видеть духов в Мире живых так же, как обычно видишь баобаб или озеро, даже старому шаману ни разу не доводилось.

Сидящая на правом плече Онита, раздувая щеки, сказала Уомбли:

– Он ничего не помнит, даже собственного имени.

– Прямо как ты, – добавил Крут, сидящий на левом плече.

Тэхи, услышав голос Уомбли, открыла глаза и радостно обняла воскресшего сына. Вдруг Чаушин услышал за спиной рык. Он обернулся и увидел львиный прайд. Посреди прайда стоял большой седой дух-лев. Дух сделал шаг вперед и сказал:

– Чаушин, Сын гадюки и Брат бизона, Аскук предупредил нас о твоем появлении. Мы пришли поприветствовать тебя. Поздравляем с возвращением в Мир живых!

Все львы подошли к Чаушину и преклонили головы к его ногам. Чаушин стоял посреди поляны и не понимал абсолютно ничего из происходящего. Единственное, что ему стало ясно за последние пять минут, – его зовут Чаушин, он Сын гадюки и Брат бизона.

ЧАСТЬ 2. ЗАПРЕТНАЯ ИСТИНА

Глава 10. Они дружат с волками

Междумирье представляет собой бесконечное космическое пространство, в котором свободно летают, как им вздумается, планеты. На каждой планете свои жители и свои законы. Ты никогда не знаешь, где именно окажешься, но можешь быть уверен – Междумирье отправит тебя именно туда, куда тебе нужно прямо сейчас.

Каждый шаман, отправившийся в Междумирье, должен знать: визит туда – это урок. Нельзя слетать в Междумирье на праздную прогулку и вернуться точно таким же, каким был до начала путешествия. Полученный урок обязательно тебя изменит. Может быть, самую малость, а может, полностью, до неузнаваемости. Одно известно наверняка – изменения неизбежны. Ради внутренних трансформаций шаманы и отправляются в мир духов.

Далеко не каждый готов быть шаманом. Меняться не только на словах, не просто делать вид, а преображаться по-настоящему, на самых глубинных уровнях себя – это невероятный процесс. Для одних он схож с превращением гусеницы в бабочку, для других же становится настоящим кошмаром.

Людям, вцепившимся в свои взгляды и убеждения мертвой хваткой, меняться страшно, сложно и больно. Они уверены, что уже все давно знают о мире, себе и собственных возможностях. Отказавшись от прежних взглядов на реальность, они чувствуют себя голыми, лишившимися панциря черепахами. Настоящие внутренние изменения для них равносильны гибели. Мне понятны эти страхи и переживания. Шаман тоже умирает во время таких изменений, но он готов к этой гибели, чтобы родиться заново и вернуться в Мир живых иным, обновленным.

Чаще всего мы путешествуем по Междумирью в поисках ответов на вопросы, которые не дают нам покоя. И если очень повезет, мы находим то, что во много раз ценнее любого ответа – свободу. Свободу от вопросов. Такое освобождение я испытал пять лет назад, когда оказался на Планете плачущих камней.

Планета плачущих камней – странное название, но если связываешься с Междумирьем, странное становится нормой. Несложно догадаться, что та планета населена камнями, которые постоянно плачут – у каждого из них собственная грустная история.

Я познакомился с булыжником, который рассказал мне, что когда-то был великим охотником на гепардов, но как-то раз сам стал добычей гепарда. Мой новый знакомый потерял руку и больше не мог охотиться. Очевидно, что этот рассказ требует небольшого пояснения. Ты когда-нибудь слышал выражение «Камень лежит на душе»? Так вот, эта планета была завалена такими камнями, которые лежат на душах живых. В каком-то из племен Мира живых однорукий человек никак не мог найти себе покоя, скорбя о потере.

Я обошел планету вдоль и поперек, будучи уверенным, что где-то здесь валяется и мой камень. Пришлось выслушать множество печальных рассказов, сопровождавшихся плачем, всхлипами, стенаниями и истериками. Маленькая девочка винила себя в том, что ее мама сошла с ума сразу после ее рождения. Храбрый воин сгорал от стыда, разграбляя мирные деревушки племен, неспособных дать отпор. Наткнулся на гигантское поле камней, причитавших о том, что они лишены выбора и живут не своими жизнями. В общем, Мир живых полон личных трагедий – такова данность.

Наконец мне удалось найти свой камень. Им оказался огромный валун, высотой достающий до колена, постоянно ноющий об утерянном прошлом. От духов-покровителей я узнал, что на той планете есть великодушный вулкан. Если ты сможешь сбросить в его жерло свой камень, вулкан исполнит одно твое желание.

Я катил валун очень долго. За это время он сильно утомил меня жалобами.

– Теперь я не знаю, кто я… – причитал камень.

Восхождение к вершине вулкана с моим камнем стоило больших усилий. Сложно сказать, что создавало больше проблем: вес валуна или его бесконечное нытье. Поначалу оно казалось таким знакомым и понятным, но уже к середине пути я был полностью выжат, мне хотелось есть, пить, спать. Казалось, что я уже давно пропустил обед и вот-вот прохлопаю ужин. Как выяснилось гораздо позже, это путешествие заняло у меня три дня по меркам Мира живых. Но на Планете плачущих камней дни и ночи не сменяются. Там всегда закат, в какой бы ее части ты не оказался.

Несложно представить, что нытье валуна за это время осточертело мне, как племени кано вкус свеклы. В то же время стало очевидно, что этот камень в своей душе я таскаю все время, пусть и пытаюсь не обращать на него внимания, пусть мне и кажется, что я об этом почти не думаю. Но он со мной уже десять лет, и я ни дня больше не хочу с ним жить.

– А вдруг в моем прошлом осталось что-то важное, о чем я даже не подозреваю? – не успокаивался мой округлый собеседник.

К тому времени я был уже на вершине конуса и поставил валун аккурат на краю кратера.

– Знаешь что, друг… – сказал я своему камню.

– Что? – унылым голосом переспросил тот.

– Пошел ты! – не мешкая, я толкнул его в жерло.