Сын гадюки

Для Аскука было очевидно, что в Мире живых нет существа более разумного, чем он. Все эти рычащие, хрюкающие и щебечущие безмозглые создания, что копошатся вокруг в поисках пищи и партнеров для спаривания, разве могут они что-то знать о смысле существования? Ими движут лишь инстинкты выживания и размножения – больше ничего. Поиски смысла зашли в тупик. Аскук погрузился в экзистенциальное отчаяние, которое даже разделить не с кем. Гигантский змей решил больше никогда не спускаться со Змеиного дерева и просидел на нем много-много лет, пока однажды не началась страшная гроза. Разряд молнии ударил прямо в баобаб, тем самым забрав сразу две жизни: Змеиного дерева и Аскука.

Дух гигантского змея очнулся в Междумирье, среди всепоглощающей тьмы Пещеры раздумий.

– От тебя пахнет горелой курицей! – сказал картавый голос.

– Чего? – спросил змей.

– Да, именно курицей, которую кто-то спалил. Наверное, готовить не умел. Знаешь, я бы сейчас не отказался от хорошо прожаренного окорочка, ну или крылышка. Ребрышки, в общем-то, тоже ничего. Но вот окорочка – это лучшая часть курицы. У тебя есть с собой окорочок?

– Нет у меня никакого окорочка!

– Эх, жаль! Я-то уже понадеялся…

– Ты кто вообще такой?

– Мое имя Китл. Я тут живу с недавних пор. А тебя как зовут?

– Никак меня не зовут. Ты первый, кто об этом спросил.

– Без имени в Междумирье нельзя.

– Почему вдруг?

– Не знаю. Просто не принято как-то. Тебе нужно выбрать имя. У меня идея: сейчас я начну перечислять все имена, которые когда-то слышал, просто для вдохновения, и ты себе выберешь подходящее. Значит, слушай: Крут, Онита, Кезер, Битл, Ситл…

– Аскук.

– Уже?

– Да, меня зовут Аскук. Я – Царь змей.

– А змеи в курсе, что ты их царь?

– Да мне все равно. Если кто-то не согласен, пусть скажет мне это в лицо, – Аскук сверкнул глазами, и красное горячее свечение озарило жука-носорога, что стоял прямо перед носом змея.

– Ай, ты что делаешь? Горячо же! Я сейчас сам стану, как жареная курица.

«Ничего себе, как я умею, оказывается», – подумал Аскук и спросил нового знакомого: – В Междумирье всегда так темно?

– Нет, только в Пещере раздумий. Как только ты поймешь, что ищешь в Междумирье, появится выход. Не думай, что это легко. Некоторые проводят здесь века в поисках… а, ты уже ушел, – тихо прошептал Китл, глядя вслед выползающему через небольшой просвет Аскуку.

Аскук точно знал, чего он хочет – найти ответ на главный вопрос. С этого момента начались скитания царя змей по Междумирью. Он обыскал все уголки мира духов, опросил всех, кого только встречал, уговаривал и запугивал, торговался и давил на жалость, но никто не мог сказать Аскуку, кто он и для чего родился. Предназначение – это что-то, что находится внутри тебя. Если ты его еще не почувствовал, значит, время не пришло – так говорили все, кто умел говорить. Неистовый поиск своего предназначения в Междумирье закончился тем же, чем и в Мире живых – полным фиаско. Царь змей смирился с тем, что время уже не придет. Игра проиграна.

Великой силе так и не нашлось применения за целую вечность, отчего она полностью утратила ценность. Аскук решил, что пришло время раствориться в Мире мертвых. И все же ему хотелось оставить после себя в Иной Вселенной хоть что-то или кого-то. Тогда Аскука посетила мысль, до которой ни один другой дух никогда не додумался бы – наследник. Царь змей нашел не только идею, но и способ сделать это. Он выбрал в Мире живых девушку, лишенную детства, которая была не в ладах с собой.

Царь змей увидел Тэхи в тот момент, когда она назвала Гудэха «вождь – полторы извилины». Впервые за многие тысячелетия своей жизни Змеиному царю стало смешно. Его хохот был слышен в каждом уголке Иной Вселенной. До этого момента даже сам Аскук не знал, что он способен смеяться.

Не все в этой истории было гладко. У Аскука не получилось стать полноценным отцом, который растит и воспитывает Чаушина. Единственное, что он мог себе позволить – посещать сновидения девушки, подарившей ему смех, а затем и сына. Во время беременности у Тэхи появились не только змеиные зубы, но и особые железы, превращающие злость и обиду в яд. Долгие годы железы копили отраву, чтобы однажды выплеснуть ее наружу и освободить мать Чаушина от прошлого. Пока Тэхи спала, Аскук изводил ее своими визитами, бередя старые душевные раны, отчего железы работали все сильнее. Ко дню многолетия Чаушина процесс был завершен. Осталось только одно – найти того, кто примет на себя этот яд.

Укус Чаушина стал символичным финалом в процессе исцеления Тэхи. Всю жизнь Сын гадюки был емкостью для ментальных токсинов матери, а в этот раз принял их физически. Аскук просчитал все от и до. Тэхи избавляется от яда, его сын попадает в Междумирье, где и состоится передача силы. Аскук должен был спровоцировать бой, в котором произойдет отцеубийство. Спор с верховным жнецом на щелбан – это ложь, откровенная провокация. Царь змей хотел задеть сына за живое, разозлить его, заставить атаковать. Дать Чаушину шанс на победу, а себе – на освобождение. В очередной раз все пошло немного не по плану. Погибли оба. Хотя Аскук предусмотрел и это.

События обрели смысл, а вопросы нашли ответы в один бесконечно малый миг, пока Аскука и плененного в его нутре Чаушина затягивал портал Мира мертвых. И вот уже кончик хвоста некогда самого грозного духа Междумирья пропал в воронке темно-синей энергии.

– Ну здравствуй, территория небытия, – подумал Чаушин последний раз в своей жизни.

Мир мертвых оказался ничем, пустотой. Там не было времени, пространства, воспоминаний, ничего. Все ответы и озарения, полученные Чаушином при жизни, теряли смысл. Даже смысл терял смысл. Попав туда, Сын гадюки становился пленником небытия или его гостем – разницы, в общем-то, уже не было, потому что больше не было того, кто мог бы почувствовать эту разницу.

Жнец по-прежнему стоял на поляне, где только что закончилась схватка Аскука и его сына, не в силах поверить в произошедшее. Неужели великий Царь змей пал? Для Иной Вселенной это можно назвать концом эпохи. Один из самых древних духов покинул Междумирье навсегда. О таком значимом событии должно сообщить командующему.

Жнец посмотрел на лес вокруг, который после гибели Чаушина окончательно заволокло тьмой, и даже луна с неба куда-то делась, а затем исчез. Так слуги смерти передвигались по Междумирью – исчезали в одной точке и тут же появлялись в другой, иначе везде не успеть. А жнецы не могут позволить себе такой роскоши, как опоздание.

Жнеца, отправившего Аскука и его сына в Мир мертвых, звали Чак. Чак считал себя одной из множества рук великого уравнителя Иной Вселенной – смерти. Силы, что нельзя увидеть или почувствовать, но которая следит за каждым и давно уже решила, когда и кто с ней встретится. Чак считал существование верховного жнеца лишь формальностью. Его так называемый руководитель не сопровождал души в Мир мертвых, а все время просиживал у себя в замке и вел никому не нужные записи погибших духов. В глубине души Чак был уверен, что даже если верховного жнеца не станет, никто разницы не почувствует. Смерть все равно не отменят.

Появившись в центральном зале замка верховного жнеца, Чак увидел, как тот неспешно расхаживает туда-сюда и осматривает стены. Командующий слуг смерти был так же худощав, как и Чак. Кожа да кости – применительно к жнецам, это не метафора, а точное анатомическое описание их организмов. Вся внешняя разница между верховных жнецом и обычным заключалась лишь в том, что балахон верховного был обрамлен широкой темно-синей каймой.

– Скажи, Чак, тебе не кажется, что место, в котором я живу, выглядит как-то мрачно? – спросил верховный, заметив посетителя.

Чак осмотрелся по сторонам. Стены сложены из черепов с кровавыми пятнами, стулья и столы собраны из костей. Под потолком висит люстра со свечами из черного воска. Они горят зеленым пламенем. Света совсем мало, отчего дальние углы комнаты погружены во тьму. В комнате царит могильный холод. Ничего нового. Ничего необычного.

– Сэр, я думаю, для командующего слуг смерти это самая подходящая обстановка, – уверенно выпалил Чак.

Верховный жнец по имени Сэр остановился у одного из темных углов.

– Мне кажется, если вот здесь повесить картину, – костлявым пальцем Сэр указал на одну из стен, – будет немного веселее, а то кругом сплошное уныние. Что думаешь?

– Сэр, вы здесь главный, вам решать.

Чак слушал эти идеи веками. Если сложить все разы, когда верховный жнец собирался сделать обстановку своего замка повеселее, в привычной нам системе счисления получится то, что называют астрономическим числом. Но за все это время идеи так и остались идеями. Сэр бесконечно раздумывал, не поменять ли что-нибудь, но никогда ничего не менял. Так что мнение Чака здесь не играло никакой роли, да и мнения по этому поводу у него в общем-то не было.

Пока Сэр размышлял о том, какую бы картину повесить у себя на стене, прямо под его ногами по направлению к темному углу пробежала облезлая крыса. Как только грызун скрылся во тьме, оттуда раздались хриплый писк и хруст костей.

– У вас появились мышеловки, Сэр? – с удивлением спросил Чак, не ожидая увидеть в замке даже таких крохотных изменений.

– Нет! Это решение гораздо элегантнее, – гордо сказал верховный жнец и выволок из темного угла на свет тяжеленный горшок с землей, в котором росло огромное хищное растение – исполинская версия венериной мухоловки. Из его захлопнувшейся пасти торчал крысиный хвост.

– Ну и гадость! – с отвращением сказал жнец.

– Это не гадость, а подарок. Ну-ка, помоги мне!

Слуги смерти взяли горшок с двух сторон и отнесли его прямо под люстру.

– Теперь он сыт, так что пусть пока постоит на самом видном месте, – переводя дух, сказал верховный жнец.

Зубастый цветок переваривал свою добычу, стоя в центре комнаты между двумя колодцами, накрытыми огромными деревянными крышками. На одной из крышек был нарисован череп, на другой – сердце. Так выглядели врата в Мир живых и Мир мертвых.

– Кто подарил вам эту гадость, Сэр?

– Аскук! Вчера заходил. Ты на него все время наговариваешь, а он очень вежливый дух, без подарков не приходит.