Мертвая топь

Толпа поредела и рассыпалась на отдельные стычки. Воины исступленно секли, резали, рубили, давили ногами и катались по земле, намертво вцепившись друг другу в охрипшие от рева глотки.

Рогдар осекся, машинально укрылся щитом, и удар раскрошил его щит в щепки. Рогдар грохнулся на землю, с трудом поднялся на ватные ноги, пошатнулся и встряхнул оглушенной головой. Перед глазами мутным водоворотом крутилась густая пелена.

Холодная сталь ужалила в бок. Злая боль обожгла нутро, обильно хлынула горячая кровь, пропитывая одежду. Шершавое лезвие резко выдернули, толкнули Рогдара в спину. Удержался, лишь опустился на одно колено, пытаясь совладать с болью и накатившей слабостью. Сознанием завладела сильная сонливость, взгляд помутился, дыхание сперло, подступила мучительная тошнота.

Его толкнули. Беспомощно рухнул, по спине кто-то пробежался, вдавливая его в землю. Он неотрывно смотрел расширенными зрачками на двери княжеского терема, куда кинулись прорвавшиеся варяги.

Громко и тяжело дышал, отчаянно стиснув зубы. Надрывно зарычал, брызжа красной слюной, что пенилась на его губах. Приподнялся, попытался ползти, чтобы добраться до викингов, которые уже принялись рубить двери топорами. Вновь приподнялся, но рухнул на землю и бешено завыл.

От оскалившегося лица отлила кровь, на багровых выпученных глазах лопались сосуды. Отчаянно всадил нож в землю, ударил кулаком и потянул скрюченные злобой руки к варягам.

Колотая рана треснула от усилий, словно разрываемая ткань, блестящие глаза мгновенно потускнели, потухли, и сознание погрузилось в густую черноту.

Топоры злобно гремели наперебой, кроша дубовые двери. Оголенные по пояс варяги рычали, пробивая вход. Двери треснули, расшатались и проломились внутрь.

Варяги разошлись, почтительно уступая дорогу главарю. Он спокойно вошел в терем, остановился и оглядел жавшихся к противоположной стене женщин с перепуганными детьми и беспомощными стариками. Громко потянул воздух, принюхиваясь, и усмехнулся. Медленно снял с головы боевой шлем и всучил стоявшему рядом варягу.

– Подумать только, – проговорил он, прищурив властные глаза. Суровый, нещадно битый жизнью, но закаленный ею, как обожжённая пламенем сталь. Его взгляд явственно говорил о том, что видел излишне много на своём веку. В этих свинцовых глазах никогда не было проблеска отрады.

– И эти люди хорохорились.

Сделал к ним шаг, однако на его пути внезапно оказалась Каля. Выставив перед собой рогатину, она направила острое перо наконечника ему в грудь, неотрывно глядя на него большими испуганными глазами.

Спохватившись, свита выстроилась перед вожаком, закрывая собой, и ощетинилась топорами. Исгерд, злобно поджимая губы, сверлила Калю безумно вытаращенными немигающими глазами.

Каля невольно попятилась. Главарь спокойным жестом заставил своих людей опустить оружие и расступиться, шагнул девушке навстречу. Поднял руку, которой за волосы держал отрубленную голову псковского князя.

– Бей челом в пол. – Сказал ровно, сухо. – Перед тобой псковский князь… Не весь, правда. Но всё же князь.

Сделал к ней шаг. Она пригрозила ему рогатиной, но он продолжал медленно приближаться.

– Поди прочь! Клянусь, я убью тебя!

На его лице мелькнула снисходительная улыбка. Бросил голову Исгерд. Однако Исгерд нарочно не поймала ее. Голова с глухим стуком упала на пол, покатилась и наткнулась на ноги одного из викингов.

– Исгерд, будь так добра. Подержи псковского князя. И развлеки его по-всякому.

Главарь вновь шагнул к Кале. Она неуклюже, неумело ткнула в него рогатиной. Мгновенно перехватил древко и вырвал из ее рук.

– Глупая, но смелая. – Опираясь на рогатину, как на посох, присел на лавку, не отрывая от Кали проницательных задумчивых глаз. – Я восхищен. Эта девушка взяла оружие. Одна против нас всех. А ее господин – вот этот князь – ползал у меня в ногах и умолял о пощаде, пока я ему голову резал. Как тебя звать?

– Мое имя тебе знать незачем, пес.

– Я не пес, кукла. Зовут меня Хольгер. Я – конунг Ладоги, Новгорода и еще каких-то земель – не помню. И теперь – хозяин вашей земли. Видишь? Не так трудно быть вежливым.

– Вежливым? – возмутилась она. – Вежливым?! Да как ты… Выгляни ты наружу и посмотри, что ты натворил! Здесь же полно невинных людей! Я тебя прошу. Прекрати эту бессмысленную бойню!

– Причем здесь я? – Хмыкнул нарочно громко. – Ты на людей моих посмотри. Это всё они. Я вышел к ним, сказал, что надо Псков захватить. Они пошли и захватили. Клянусь, так и было.

– Будь же ты человеком!

– Да мы все здесь люди. И те снаружи, рожденные людьми, людьми так и остались. Никто из них не лаял, не рычал и шерстью не покрылся. Ни одно животное не учинит такой бойни. Эти особые способности дарованы только человеку. Понимаешь? Человек – это не то, чем он пытается казаться. Не питай иллюзий по поводу рода людского.

Каля не стала раздумывать. Осознав природу этого человека, она махнула со стола топор, замахнулась и шагнула на Хольгера. Конунг даже не успел сообразить.

Исгерд мгновенно оказалась на ее пути, прошила девушку мечом насквозь. Топор выскользнул из ослабших рук, глухо стукнул в пол. Пялясь Кале в глаза, Исгерд вырвала из нее меч, девушка невольно рухнула, хватая воздух ртом. Она посмотрела на свою ладонь, на которую упало несколько капель крови, подняла на Исгерд растерянные глаза, не понимая, что происходит.

Исгерд замахнулась мечом. Хольгер жестко перехватил ее руки, стиснул их.

– Я тебя просил? – Отпихнул и всыпал ей тяжелую оплеуху. Исгерд пошатнулась, схватившись за обожженную болью щеку, боязливо попятилась при виде его глаз.

Каля плачущим голосом громко застонала, всё еще не понимая, почему из живота и горла течет так много крови. На распахнутых глазах обильно выступили слезы, отупевший взгляд расширенных зрачков плавал, словно искал выход. Прижала дрожащую руку к кровоточащей ране, но не испытала боли.

Хольгер холодно взглянул на нее, присел на корточки, внимательно рассматривая, как она отчаянно и беспомощно пытается ползти прочь, но ничего не выходит. Ее кожа, покрывшись липкой испариной, стремительно бледнела, теряя кровь. Девушка становилась вялой и сонливой, неуклюже сворачиваясь на холодном полу. Давилась кровью, под распахнутыми глазами проступали черные тени. Хриплое дыхание прерывалось, взгляд тускнел, глаза уже не бегали.

Вздрогнула и застыла.

– И ничего не исправить, – задумчиво проговорил Хольгер. – Жизнь всё-таки омерзительная паскуда.

Перевел взгляд на Исгерд. В его глазах не было укора: лишь задумчивая тоска мерцала в блестящих зрачках.

– Зачем? – холодно спросил он.

Исгерд мельком глянула во двор, где струился алый пар, поднимающийся от посеченных тел.

– Затем что могла.

– Верю. – Провел рукой по лицу Кали. – Каких смелых сыновей она могла родить. Как думаете? Она смогла бы родить мне сыновей?

Викинги загоготали. Не улыбался только Хольгер. Он поднял Калю, встал, и она повисла в его объятиях. Медленно, задумчиво, несколько сонно раскачивался с ней, танцуя и монотонно напевая какой-то мотив в нос. Гоготавшие викинги вдруг умолкли, стали недоуменно переглядываться. Хольгер взглянул на лицо Кали, погладил ее по голове и вдруг отпустил. Она мешком рухнула на пол.

– Жизнь – омерзительная сука, – сказал он и неспешно направился к выходу.

– Хольгер? – Исгерд не отводила от него взгляда. – Что с пленными?

Остановился в дверном проеме и сказал через плечо:

– Всех под нож.

Хольгер медленно шел по улице, ведущей к городским воротам. Вслушивался в истошные вопли и мольбы, что доносились со стороны княжеского терема. Уходил подальше, чтобы не слышать.

Вдруг остановился. На крыльце одного дома лежало тело растерзанной девочки. Разорванная снизу рубаха, багровые пятна на нежных ногах, разбитое невинное лицо, выбитые зубы. В мокрых глазах застыло жалобное смирение, безысходность. В окоченевших руках она сжимала изодранную куклу: ее пытались вырвать, но девочка вцепилась насмерть.

Хольгер вошел в дом. Разграбленный, вывернутый наизнанку, опустевший. На стенах черными кляксами блестела свежая кровь. Из погреба, праздно пошатываясь, вылез охмелевший варяг. Руки его мелко дрожали, лицо черной гарью покрывал налет минувшей бойни. Он заливал глаза хмельным, чтобы снять животное напряжение.

Штаны его были расстегнуты.

– Конунг?