К лету, уже привыкнув к процессу со всеми его тонкостями, мне пришлось ускориться, дабы поспеть закончить сбор к суперЛунию семнадцатого октября следующего года. Если же в январе была необходима передышка в четыре дня после встречи, то в мае я практически полностью отходил уже на следующий день. А сейчас даже не май, сейчас – душный городской август.
Мы обусловились встретиться у неё на Спасской под вечер, когда пыл дня сойдёт на нет. Она караулила меня у пешеходного перехода напротив входа в метрополитен, такая красивая и лёгкая. Снизу вверх: виднелись её пяточки в чёрных слингбэках; гладкие ноги скрывали брюки-клёш, с максимально зауженной частью в коленях, а поддерживали на подвздошной кости их тонкий кожаный ремешок; грудь третьего размера сглаживала хлопковая молочная футболка; шею украшала кружевная бархотка; вороньего цвета волосы собраны в пучок; а на носике прямоугольные окуляры с тонким стеклом. Очертания лица строго-сексуальные: с чёткими, но не грубыми линиями; с аккуратным подбородком и пухлыми губами, выделанных естеством; а также с прелестно в меру торчащими ушами. Как только я подошёл ближе к ней, запах краски, недавно нанесённой на скамейки поблизости, и доносящийся чуть ли не до эскалатора подземки, смешался с чудным ароматом лалары. Жженый сахар и летучие органические соединения – невкусно.
– Пойдем в магазин! – приказала она, и, живо подхватившись за мою руку, повела меня быстрым шагом куда-то в переулки.
– Надо взять перекусить! И тебе достанется! – на ходу делилась она, обгоняя вместе со мной статистов.
– Сегодня как обычно играем в шахматы? – разведывал я, пытаясь передать ей своё неутолимое желание её через эпидермис наших соприкасающихся предплечий в локтевых участках.
– Скорее.. как обычно я выигрываю несколько раз, а ты так и уезжаешь неудовлетворённый. И от игры, и от вздутой мошонки! Но всё в твоих руках! О! Как получилось! В твоих руках.. и там и там в твоих руках! – она рассмеялась. – Ну ты понял! – и снова залилась смехом.
– Сегодня я уверен в своей победе! Точнее в трёх! – заявил.
На самом же деле я не был в этом уверен вовсе; лишь чувствовал, что сегодня мне поможет Она. Да и не могу я, посетив её уже шесть раз, удалиться и в этот раз без цепей. Иногда и такие попадались… Однако с такими и сам акт ярче, да и получается добыть гораздо больше за раз. Причины возникновения таких исключений мне не были известны. И всё же сонар никогда не ошибался…
– И с чего бы это? Вот.. то есть.. только так фигуры теряешь-теряешь.. и опа.. вдруг всё наоборот?!
– До этого я поддавался как мог!
– Не верю!
– Ну, и не верь!
Дискуссия прервалась на входе в магазинчик, где я остался ожидать. Вернулась она с упаковкой зернёного творога со сливками в одной руке, и парой спелых инжиров в другой, напоминавших китайские музыкальные шары баодинга в таком положении.
Дома она первым делом закурила, прямо в разложестой гостиной с высокими обшарпанными потолками и арочными замутнёнными окнами; ещё, прямо там же, с сигаретой в зубах, мастерски, никак эту сигарету не потревожив, сняла с себя футболку. Видно она подготовилась: и была сразу в том самом красненьком браллете… Или в нём, или в тёмном бюстье её чертовски изумительная грудь была по обыкновению на протяжении всех наших партий, и ничем более не прикрытая. Признаться, во время мозгового поединка это здорово завораживало и тем самым отвлекало; но всё же соперницу это не волновало.. как она выражалась – это должно меня мотивировать… Издёвки! И только… Так как на кону у нас всё же был секс; а я так и ни разу не выигрывал. Вот так и сидела она всё время передо мной в браллете или в бюстье: то ноги раздвигает, то поигрывает ими, то гладит их, а то и вовсе снимает штаны, и сидит практически в чём мать родила, пуская дым… Получался у нас своеобразный шахматный перфоманс; где я – зритель, она – сама грация-гравитация.
Обмакнув кончик злодейки и выбросив в урну, решила похозяйничать: обмыла плоды фигового дерева; обдала кипятком; и отрезав хвостики, аккуратно порезала на дольки, а затем на масенькие кусочки; далее, вытворивши две глубокие чаши, разделила творог по посуде и добавила в него фрагменты субтропической сказки.
– Творог со сливками! С добавлением смоковницы обыкновенной! – презентовала она и вручила угощение.
Остатки сливок смывала струя воды, а новая сигаретка уже смаковалась очаровательницей.
– Вкусно! Возьму рецепт на заметку! – ёрничал.
– Ещё бы! – невозмутимо поступил ответ.
Табачный дым трудно выбирался из помещения – селился в обивку или копился в трещинках наверху. Его понемножку поджимала еле заметная и ещё неощутимая свежесть, тянувшаяся с Фонтанки, крадущаяся по переулку. Она заняла позицию на кожаной софе с закруглённой низкой спинкой; между нами, привычно, помимо нарастающего притяжения, находился невысокий двухъярусный книжный столик с игровой доской и разбросанными по нему пешками, конями, ладьями, офицерами.. также с пепельницей, портсигаром и огнивом на этажике повыше; и с тонким слоем пыли на нижнем. Я уместился на шофрезе…
– Расставляй! А я пока докурю.
Молча сосредоточив по позициям наши войска и не начиная битву, я поднялся и подался варить кофе, а она, докуривая, о чём-то долго думала, будто бы куда-то провалившись; её мысли были точно не в той квартире… Её разбудил стук кружки о столик.
– Ого! Ты точно знал, что я сегодня и позабыла даже выпить кофе с корицей. Даже запомнил, что по четвергам я маюсь такой ерундой?! А у меня что-то совсем из головы вылетело. Ну ты молодец! А то осталась бы без денег… – хоть она и склонила голову, было видно, как она улыбнулась, закончив реплику.
Внимание к мелочам, своим и чужим – вот ещё один ключик к сердцам. Да и записывал я такие мелочи обо всех в заметки, разумеется.. всего бы не запомнил.
– Угу, ещё без сахара и очень крепкий, как ты любишь.
Первый бой выдался нудным; мои съеденные фигуры неохотно лезли за бархотку на шее их пожирающей, по чуть растягивали ткань и придушивали. По моим подсчётам, так туда вмещалось максимум шесть-семь фигурок, а после она вытаскивала их и освобождалась от мягкого ошейника. Перемещая деревяшки, наклонялась к доске и, как бы невольно, жгуче дразнила ниспадающими персями.
Как и предвещал: три победы оказались за мной. Единичная ничья оказалась за нами; так и проиграли до двух ночи с перерывом на ужин. Мадмуа удивила вчерашним классическим «гранатовым браслетом», и ничего.. выдалось у неё и правда замечательно…
– Да вчера после работы так скучно было.. вот и придумала чем занять себя… – хвасталась и жаловалась она одновременно, аккуратно собирая чайной ложкой оставшиеся отделившиеся зёрнышки на тарелке.
Отужинав, сняла и штаны.
– Теперь моё пузико свободно! – заявила так, будто бы меня там и не было…
В третий раз король пал; и сразу же полетели все солдатики по сторонам, туда-сюда… Моё окаменевшее тело выпрямилось, зашагало под окном, заловило голубоватое свечение раскрепощённого небесного полотна, и точь забурлило, предвкушая заслуженную, причём где-то выстраданную, награду.
Подошёл и уселся рядом; она повернулась ко мне, молчала.. приближаясь, я пытался разглядеть её карие глаза через лазурные пятна на тонких стёклышках.. безуспешно… Соприкоснувшись, наши суховатые губы причмокнули.. и ещё раз.. и ещё…
…Пожалуй, я немного расскажу и о себе… После окончания магистратуры несколько лет назад я устроился на неплохую и хорошо оплачиваемую работу в офисе. Работал так, работал.. около пяти месяцев, попутно, как и раньше, пописывал рассказы в стол.. и вот, тогда же.. на меня свалилось крупное наследство от дальнего родственника в виде квартиры и нескольких десятков миллионов рублей. Что делать с такими деньгами я сразу не сообразил и поначалу никуда их не пристроил, лишь уволился, а после собрал все свои истории в сборник и издался, немного потратившись на пиар-компанию. Позже, часть денег вложил в расписки на золото, часть отправил на обычный вклад, квартиру оставил наживать стоимость, а сам же снял местечко поменьше, где и поныне живу. Сейчас же большой процент приносит растущее золото, средний – вклад, а малый – два опубликованных сборника. На то и живу. Вполне хватает и на аренду, и на еду, и на постоянные свидания. Не на что жаловаться… И вот, когда у тебя что-то есть, то всегда чего-то и нет, и постоянно хочется то ли прежнего, то ли другого…
И вот, с приходом таких сумм меня будто бы отксерили на принтере, при этом оригинал намертво приклеили к счетам этих самых сумм; осталась чёрно-белая копия меня, никому не интересная, по сравнению с оригиналом.. хотя признаться, ничем они не отличались друг от друга.. разве что.. а впрочем.. неважно… Так и осталась копия одна… Я не винил в случившемся наследство, не винил людей, не винил себя.. только лишь остыл ко всему и ко всем, и только. Не остыло только моё некое неравнодушие к Ней… Луна всегда манила меня: как свидетельница тайн и укроев; как безмолвная сообщница, то ли бедная, то ли, напротив, счастливица; как светило душ человеческих; как ключик к их сердцам, закрытых по дню… Но, казалось мне, что совершенно одна Она – тогда я пристрастился разговаривать с Нею, целиком отдавался Ей в ночи, стараясь разделить тяготы затерянности вместе. И тогда же, ответила мне и поведала о мечте своей Она, и моё одиночество скрасила… Так и осталось нас двое…
Рассказала тогда о большой тайне соединения, что если к суперЛунию семнадцатого октября завладеть некими цепями суммарной длиною в триста пятьдесят семь тысяч сто восемьдесят два километра, то ровно в три часа и сорок семь минут ночи возможно объединить наши одиночества в одну величайшую исключительную любовь. Объяснила всю подноготную и все риски сего процесса; не торопила с решением; внимала каждому вопросу… Осветила подробности процесса:
– Я дарую тебе способностью видеть и чувствовать боль, боль разную, боль чужую; научу придавать ей форму; и похищать её через близость душ.. твоей и душ страдалиц. Девы чаще ощущают полноценнее и чаще им сложнее; и от этого ужаснее их путь. Покажу как её хранить до назначенной даты; буду помогать во всём, поддерживать, буду для тебя почти всем…
– А что станет потом? Ну, после соединения? – поинтересовался я у Царевны ночи…
…Наконец-таки, созрели цветы реальности.. и ночная собеседница решилась на рандеву. Сошлись на «Сан-Галли», ей там очень нравилось, отмечала она…
Поймались у входа, у чугунной ограды; неспешно минули «Рождение Афродиты» и скрылись в тени пышных крон и флёре сладострастий. Уселись на скамейке меж ярких соцветий, там.. где до нас редко добирались посторонние взгляды. Она была в белом летнем платьице, в шёлковых мюлях с невысоким каблучком, с серебряным кулоном на шее.
И всё бы ничего.. однако с момента, как мы встретились, а потом дошли и приземлись, она не издала и звука. Совсем. И если же сначала я думал, мол застенчива моя сопутница, и разбавлял томное молчание с удовольствием, то в дальнейшем даже насторожился. Тут то она это заметила, вытянула из сумочки телефон, тапнула разок-другой по экрану и протянула коммуникатор мне. Тоже молча…
Оказалось, что эта рыжеволосая молчанка вовсе не моя душа по медным проводам, а её приятельница.. к тому же.. немая. В огромном тексте, насыщенном оборотами и в целом скомпонованном как-то даже идеально, говорилось о том, что с рождения она только и мечтает обладать голосом; что разговаривала со мною её подруга, не заинтересованная во мне, в отличие от неё; что всегда слушала меня, пока сообщница развлекалась и серьёзна не была.. хоть могло показаться обратное; что так она и влюбилась меня.. вот только сказать об этом не может.. только написать… Каждые три-четыре предложения разделяла одна и та же фраза: «только не пойми меня неправильно, и не сочти за сумасшедшую».
Наверное, я всё же счёл её таковой, однако убегать не собирался.
Когда я дочитал, она впервые издала хоть какой-то звук – похоронно хмыкнула.
– Я не убегу. Выполняю сегодня любые капризы.
Она что-то начала печатать, весело помахивая ножками.
– Будет сделано!
А что мне оставалось? Да и буду откровенен, её недуг никак меня не смущал и не отталкивал. Такой недуг только будоражил сознание: каково всю жизнь молчать, когда все вокруг говорят.. такое рождает заполняющиеся цепями глубокие омуты всевозможных алгий. А такие стечения обстоятельств – возможность освободить кого-то, кому это невыносимо необходимо.
Сначала мы отправились кататься на трамвае по кольцевому маршруту, где в солнечных осколках она теплилась на моём плече, почитывая Акутагаву, а я просто молчал, слушал тихонькое дыхание да шелест тонких страниц. Пару раз, в перерывах от чтения, она мурлыкала какую-то песенку, что крутилась у меня в голове, но никак не вспоминалась.
Задремал в тех уветливых минутах, а она развеяла их, пихая меня и подсовывая телефон.
«Возьми меня у меня дома, пожалуйста».