Конченая луна

Её прервали. Явилась кавычка-скобка вся психованная: войдя, кинула габаритную сумочку вглубь помещения, швырнула куртку на пол, прямиком на коврик для ног, и потрудилась нормально снять лишь обувь; после смылась в уборную, херанувши за собою дверь.

– Прости.. подожди немного… – сказала уже скобка-скобка.. когда она хотела мне что-то рассказать, в тот миг её аура поменялась.

К-к возвратилась; приподнявшись на носочки у плиты, прихватила бутылку и чашечку; и прямиком в гардеробе нырнула под одеяло, предварительно расположив инструментарий у подушки.

– Шесть аптек обошла! Твари! Бу-бу-бу.. срок рецепта закончился… Бу-бу-бу.. к сожалению, мы не сможем вам продать… Бу-бу-бу.. продлите рецепт у специалиста. Да пошёл он.. этот специалист непутёвый… Все они…

– Завтра ещё я схожу. Или может.. нам его подделать? Мм? Я об этом уже подумывала.

– Делай что хочешь.

Я молча бездействовал в углу у окна. С-с подлетела и прижалась ко мне, стараясь точно так же, как и сестра, где-нибудь да спрятаться от колючего окружающего мира; и тут хорошо сгодились мои объятия. Хрупкий цветок, который так боишься потерять. Хрупкий цветок, который так боишься потерять.

– Мы тебе не рассказывали, и, возможно, ты сам уже догадался.. догадался, что у нас у двоих едет крыша. Три года назад поставили диагноз.. хотя мы, разумеется, замечали странности ещё раньше.. диссоциативное расстройство идентичности. По-простому, расщепление личности. Ходили на сеансы, но становилось только хуже… К разным врачам… И вот, с лета.. исключительно на таблетках и держимся. Только вот рецепт недавно истёк. Мы думали, что и так продадут.. но как видишь… – говорила мне в ключицу с-с, а на последних словах приподняла голову.

– Может.. вам продолжить лечение полноценно?

– Да ну брось! Вокруг одни ментальные инвалиды. И мы такие же.. и наш папаша.. зачем от этого избавляться… – высунулась к-к.

– Раньше она говорила, что вокруг одни тупые материалисты, – шепнула мне на ушко с-с.

– Она хочет сказать.. не переживай за нас, пожалуйста, – перевела с-с…

…Получается, будто бы должны были они родиться в разных мирах, но почему-то оказались в одном. Должны были, по задумке, жить по разные стороны.. всё так же вместе, но в одном теле и в одном экземпляре себя…

…Ту упоительную зиму я проводил исключительно с ними, безостановочно похищая их запутанные цепи. Не успел оглянуться, как вместо снега стали лить дожди.. дожди, которые смыли скобку и кавычку.

Много слухов бороздило интернет: говорили, что повесились они; что перебрались в другой город; что отправились на лечение в санаторий… Писали, мол поседели две сестрицы даже, исхудали и совсем свихнулись; и никого им больше не нужно, «мэтчи» никому не ставят; на свидания не ходят… И только я точно знал… Они просто-напросто растаяли, стоило потеплеть. У меня осталось от них лишь одно – их единственное несходство – родинки. В виде уникальных и по форме, и по размеру песчинок, насыпанных в точном, соответствующем каждой из них количестве по двум стеклянным баночкам. В баночке скобки их насчитывалось шестнадцать, а в баночке кавычки – девять. Да, заморочились они однажды над этим необычным и даже странным, точно таким же, как и они сами, памятным подарком, пока считали друг у друга на белых телах эти чёрные пятнышки холодным вечером.

Коллизия или гумоз

Сделалось к заветной дате совсем мне тяжело и невыносимо: награбленные кандалы намозолили нутро и тело, сдавливали диафрагму, нейроны, мышечные волокна; просочились в кости и сосуды; особенно в кости и сосуды шеи; головы поднять уже практически не мог, а спать боялся – казалось, что и артерии вот-вот перекроет сон. Казалось, задушат меня, сорвут сердце с предназначенного места, разорвут внутренности. Оставалось совсем немного освободить… Актов шесть-семь низкого качества. Всего лишь.

Третьи растущие сутки за окном; на небосводе путешествует тоненький месяц; Санкт-Петербург беспокоят дожди, давящее серое небо и отголоски бабьего лета; до соития ещё тринадцать дней…

Утром аж позвонила мне, хотя таким прежде не отмечалась, вся взбудораженная и импульсивная.. такая, как и всегда.

– Алло! Меня слышно? Да? Что у тебя с настроением? Ты сегодня думал о смерти? Я вот… – не останавливалась она, хотя я и не на один вопрос ответить не успел.

– А я вот думала, представляешь?

– Ты вот сейчас, по-моему, в рутинном рабочем эллементе, а звонишь и такие вещи спрашиваешь в лоб…

– На перерывчике я, кофейничаю.. ах да, ну прости-прости.. я по другому поводу… – перебила она.

– Внимаю.

– Короче.. ты завтра свободен? В обед?

– Для тебя я почти круглосуточно гарантирован!

– И почему же почти?!

– Ну.. так скажем.. остальные несколько часов уходят на моральную подготовку к твоим иногда чокнутым вопросикам.

У меня получилось её рассмешить.

– Вот и отлично. А то у меня по календарю завтра день.. чтобы быть соской-нереалкой. И я подумала, что будет достаточно обидно, если ты меня не увидишь… Я подмигиваю сейчас.. если что.. тебе…

– Ладненько, – и бросил трубку.

Локация и точное время прилетели следом в сообщении вместе с дополнением:

«Постараюсь особо без чокнутых вопросов:*».

«И всё же, они мне чем-то нравятся ведь…» – забежала такая мысль в думалку. Однако месседж с чем-то схожим в ответ не услал.

Помниться, усмотрел её ещё далеко впереди, наркотически тревожащую жёлтые краски длиннющего проспекта, похищающую оглядки встречных пешеходов. Чудную такую; энергичную; в двубортном твидовом ореховом пальто; в панамочке из аналогичной ткани, из-под которой высовывались завитушки золото-медных коротких волос; в угольных брюках в пол; в кожаных оксфордах, стремительно постукивающих мне навстречу. В чудном настроении и расположении духа.

– Долго ждёшь? – зашевелились карминовые губы.

Её чересчур вымазанные красной помадой губы так и отпечатались на несколько минут в моём подсознании. Решение вычурно разукрасить свои уста вызвали: то ли её низкая самооценка; то ли незнание или неприятие того факта, что она чудесно бы выглядела и без броского «пятна» на своём лице; то ли и то и другое было одним и тем же. Так и убило всю её «чудесность» это пятнище.

– Ничуть.

Час пролетел незаметно: что-то спрашивала у меня, останавливаясь; я же отвечал словоохотливо; иногда задавал вопросы и ей, но не такие как она; непрерывно восхищался ею. Однако всю нашу прогулку я ощущал себя как-то непонятно.. не то чтобы был весь на иголках.. скорее.. не в своей тарелке…

И когда она попросила рассказать ей, кто я есть, и если б можно было не врать, я бы сказал:

«Только перед сном замечаю, что верхний ряд зубов давит на нижний; не люблю людей, а когда они любят меня – я люблю себя и своё эго; привык что всё само собой или же вселенской помощью идёт ко мне в руки и случается в конце концов наилучшим образом, даже если это и кажется обратным; но тогда стоит ли переживать за жизнь целиком, и её невзгоды, и мою болезнь? Способен только лишь представить, что чувствуют люди, но никак не прочувствовать или разделить эмоции с ними, и получается – вот так вот всё время имитирую чувства; но сам всё-всё чувствую; юморной, и по-чёрному тоже, и верно это является защитной реакцией или же эрудированностью.. не знаю; по-своему добр, видимо пытаясь загладить вину и приглушить редкую совесть; глубоко несчастлив, однако природа делает меня временами счастливым; засыпаю плохо, хочу высыпаться долго-долго с яркими снами, и покоя хочу… Тянусь только к небу, звёздам, особенно когда они поют свою мелодию, а они ее поют; особенно к Луне, и потому что-то значимое делаю; Она напоминает, шепчет, ругается, хвалит».

Одну правду я сказать мог.. и тогда ответил: «Я тот кому нужно затащить тебя в постель и забрать твои томные цепи. Цепи соединения с Луной, потому что я люблю её, а она меня. Вот кто я».

Заметил, что только расстроил её таким ответом, но ничего поделать не мог: язык не поднимался. Она потухла и зашагала дальше; я же остался на месте, не понимая что со мной происходит… Всё же догнал вопросительный знак, поймал с ней ногу, и растерянно параллелил. Она замерла; я тоже застыл; повернулась ко мне, и уставилась, влажными голубыми большими лупетками.

– Почему ты сейчас здесь? – вымолвила она, сжимая кулачки.

Вдруг, резкий порыв ветра поднял золотую листву под нами, а вместе с ней же и пласт души моей, где-то кем-то покинутый и забытый; загнал мне в глаза песчинки; и вместе с ними же задул в ухо странную мысль… Мысль, что мне её жаль. Она вмиг развеялась. Чувство мимолетное и неправдивое: мне было жаль себя – что я здесь; что я с ней; что я не там, где хотелось бы быть; и что поступаю отвратно…

Без лишних слов, вспоминаю, взял и ушёл тогда, потирая глазницы.

Ещё один ключик – интрига. Разумеется, не такая… Дам будоражит наша глубина, будь то глубина мышления, глубина чувств или, например, глубина увлечений. Так я часто врал, что будто бы в свободное время только и пишу прозу и стихотворения; или, только и стою у плиты, комбинируя всяческие рецепты одного блюда в поисках наилучшего; или, только и собираю жестяные банки… С последнего, конечно же, девицы только и посмеивались. Да, уверяю, так досуг я проводил.. но не круглосуточно ведь.

Позже до меня достучалось, что то размышление частично высунулось откуда-то из прошлого, и также частично смешалось с настоящим, тем самым занесло возбудитель инфекции в подкорки собственного мозга-пристанища.. что-то вроде неспецифической микрофлоры ненормально разросшейся и приведшей к летальному исходу носителя…

Опечаленной красочностью обливался и факт того, что временами мои действия с мимолетными пассиями, если же их всё-таки дозволительно было так обозначить, обливались этаким самоуспокоением. А именно: я преподносил в их жизни возможности, которые они не исполняли в нужный миг, а после сожалели об этом. Даже если данное деяние, в силу своей узости мышления, они не понимали и после, не говоря и о своевременности вышеупомянутых сожалений. Главное – дабы я сие понимал: так я сводил к нулю свои прошлые упущенные уникальные случаи. Моё самоупоение возможно было бы приравнять к самообману и отпрыскам аутоэротизма, однако, вероятно, с пространства взгляда мироздания, с его многогранным взором на происходящее, оно имело и истинную правдивость…

В таких рассуждениях потерялось несколько дней и ночей; а помню лишь.. как уже приехал к ней.. в середине дня.. в середине дня она топила баню.. отвлекал я её от дел бытовых.. что же оставалось…