Фотография легла набок. Косички повисли вниз, голова точно лежала на подушке. Губы прошамкали:
– Спасибо, что пришёл. Я ждала тебя.
«Ждала. Тебя», – повторили пираты. Морская карусель вертелась с хохотом и визгом. Ждала – мужской грубый голос, тебя – детский голосок.
– Открой глаза.
Сон замуровал их.
– Открой глаза.
«Глаза», – мерзкое шипение. «Рой-йй, рой-йй».
– Открой глаза.
Карусель болталась и скрипела, круг за кругом: скрип, скрип, скрип. На искусственных лошадках нарисованные медведи, лисички и зайчики.
– Открой-й-й, – змеиный шёпот.
– Открой! – громкий крик.
– Открой глаза! – Мои плечи сотрясали чьи-то руки. – Не спи, не вздумай спать. Открой глаза, миленький. Ну, пожалуйста, – детский голос. – Не спи, только не спи.
Жжёт, и больно открывать веки. «Веки», – горячее дыхание в затылок.
– Миленький, пожалуйста.
Больно! Карусель сорвалась с оси и полетела, рассекая воздух, ударяясь о руки, колени, лавку, землю. Оборот на полной скорости, удар, удар, удар.
Меня вырвало. Я лежал на земле, передо мной – могильный холм, на лице тёплая и неприятная жидкость. Пол-литра водки не пошли впрок.
Встал, вытер лицо полотенцем, которым закрывают калитку, кое-как отряхнулся, убрал в сумку пожитки и сел отдохнуть перед дорогой.
– На кладбище вообще нельзя есть, – услышал я.
Оглянулся вокруг – никого.
– Кто здесь?
Неприятный холодок пробежал вдоль спины.
Тишина в ответ.
А меньше пить надо.
– Принимая еду на кладбище, открываешь путь злым духам. Они проникнут в тебя и завладеют телом.
– Да кто ты? – я встал.
Может, за деревьями кто-то прячется?
Оглянулся – никого.
– Ты где?
Вокруг только сосны, берёзы и траурные ограды.
– Сам знаешь.
Нет, нет и ещё раз нет. Земля на месте, фотография молчит, трупы выходят из могил только в фильмах ужасов.
– Поговори со мной, пожалуйста.
– Я…
Вокруг берёзы и сосны. И ни души.
– Я, – страх перехватил дыхание. – Я откопал тебя?
– Да, – ответ-гвоздь, пронзающий доски.
Я опустился на лавку и окунулся лицом в ладони.
– Ты откопал меня ночью, а утром меня зарыли, – сказала девочка. – Но это ничего. Теперь ты меня слышишь, а, если бы не помог мне, тогда не слышал бы. Знаешь, как тяжело быть одной? До скончания времён. И они уже закончились. Знать, что вокруг тебя полно людей и до них не докричаться. Земля глушит звуки. Я чувствую, как ходят наверху, знаю, что кругом такие, как я, но не могу дотянуться до них. Есть только я.
Новый ноготь на среднем пальце так и не вырос, вместо него – корка мяса, напоминание о первом спасённом покойнике.
Я умею говорить с мёртвыми. Я слышу девочку, а значит, должен слышать и других. На кладбище должен быть рой голосов. Оно кишит ими: мужские, женские – всякие. Голоса, они повсюду.
Я повернулся, открыл дверь и вышел.
– Ты куда? Подожди. Не покидай ме…
Фраза оборвалась, как только я пересёк границу между миром девочки и свободой.
Быстрым шагом, срываясь на бег и ломая ветки деревьев, добрался до могилы брата, дрожащими руками открыл дверь, упал на колени перед памятником.
– Паша, скажи что-нибудь.
Прислонился ухом к земле, стараясь поймать звуки из-под неё, но слышал только щебетание птиц.
– Что-нибудь, пожалуйста.
Прильнул губами к земле и прошептал:
– Что-нибудь. Паша, ты меня слышишь?
Вкус земли во рту. Да кто тебя услышит? Но ведь должно быть полно голосов.