Так говорил Ихтиандр

2

Я даже имени его не знал, как едва знакомые алкаши здороваются на улице.

– О, привет ты куда?

– Да так…

Еще я видел, это он убил тех детей, летом на нашей улице. Пьяные подростки носились на автомобилях наперегонки каждую ночь и было им все похую. Ревели моторы, девочки хлопали в ладошки, лето, жара, окна настежь. Короче – беда.

И вдруг, однажды бабах!!! Крики, топот я не поленился, вскочил с кровати посмотреть. Машина валялась на спине, блестел узор выхлопной трубы, колеса крутились, маленькая детская рука торчит из-под груды железа. Автомобиль, вероятно, на бешеной скорости потерял управление, подскочил на паребрике, сальто и бум-с. Девочки в истерике, довольные морды в окнах, тихо появилась полиция. И он на крыше пятиэтажки, что напротив, танцует какой-то безумный эфиопский рок-н-ролл. Он не прятался, даже показалось, помахал мне рукой.

Утром на улице я нашел несколько «ежиков» смертельные инсталляции из перехваченных холодной сваркой гвоздей. Сколько раз я желал смерти этим детям, и вот свершилось.

…Первый раз он подошел ко мне в «Сиреневом тумане», есть у нас такой сарай без окон, сколоченный из голубой пластмассы. Февраль, на улице вьюга и минус двадцать.

– Извините. Прошу прощения, – он сел напротив, – давайте я вам ебальник разобью.

– Зачем?..

– Ну не знаю, вы так тихо сидите, никого не трогаете.

Неподалеку, облепив столик со всех сторон, пили пиво бабы в шубах и лосинах. Они смотрели на нас. Я удивился – маленький, похожий на умную мышь, вылитый Микки Маус. Стало смешно.

– Эксзимуа, – отвечаю, – боюсь, у вас не получится.

– Да? Тогда будем танцевать!

Из колонок громыхнула заводная мелодия, он вскочил, стал отжигать тот самый африканский рок-н-ролл, призывно тыкая пахом в сторону баб в лосинах. Бабы заржали. Заткнулась музыка, он перевернул им столик, они вынесли его на руках на улицу, помню, как тихо стало в сарае.

Первый раз в жизни пошел в отпуск летом. Обычно я предпочитаю быть на работе в густой тени железобетонных стен, и где функционирует кондиционер.

Яркий, оранжевый, раскаленный пятак на небе сводит с ума. После десяти утра на улице невозможно находиться. Этим летом с «Радио рокс» исчезли все пиздаболы ди-джеи, алкоголь с восьми утра, и на рекламных панелях по всему городу, светилась умилением и приглашала в магазины «Дикси», морда омерзительной старухи. Ну и реклама, о чем только думают?

Он узнал меня возле кас в «Универсаме».

– Я буду звать тебя Бимбо!

Идиот, думаю, если б сейчас была осень или зима, я бы послал его подальше, обычно мне не нужны собутыльники, я прекрасно общаюсь сам с собой, спорю, доказываю, соглашаюсь. Но в июльскую, блядскую погоду, короче и так все плохо, почему бы и нет. Еще подумал, как бы его обозвать.

– Ты куда?

– Да никуда…

У него на футболке лозунг на немецком языке, готической вязью, я спросил, что это значит?

– «Войну мы проиграли, но жизнь удалась»

– Красиво…

На Пятаке у ворот «Универсама» многолюдно – центр деловой активности штата Всеволожск, последние прайсы на героин и пизженые телефоны.

– Куда пойдем? – он открыл свою бутылку.

– Есть одна скамеечка, вон за большими домами из розового кирпича, там тихо и никогда никого нет.

– Не может быть! Обычно только присядешь в парке, обязательно доебется какой-нибудь веселый пьяница.

– Или протопает чурбан на каблуках…

– Предлагаю нажраться.

– Сегодня? Что ж, с превеликим…

Рулон денег в кармане мои отпускные не уменьшался. С самого первого дня отпуска я таскаю все деньги с собой, лень было откладывать, пересчитывать по любому итак все пропью.

Теперь почти каждое утро, где-нибудь у «Пирамиды» или на перекрестке где «Пятерочка», слышу:

– Бимбо!

– О, Крыса…

– Почему Крыса?

– Ну, ладно – Мики.

– Ники?

– Да, не – Мики, как Микки Мауса.

Начинал всегда он, как будто продолжал прерванный вчера разговор. Война, война, все наши разговоры только о войне. Ему почему-то нравилась эта тема.

– И дело не в этих вечных мировых кризисах, и не потому, что мир раскололся на черное и белое, просто народу стало дохуя. Тесно. Посмотри, чего творится…

Он пил, что есть на данный момент, предпочтений не существовало. Пиво, так пиво, есть водка, наливай. Я ни разу не слышал, что бы у него звонил мобильный телефон, кажется, его совсем не было, что не сказать о деньгах, скидывался он, не глядя на купюры. Частенько я опохмелялся за его счет, а что делать, если дает тысячу, и так же не глядя, прячет сдачу в кошелек.

Пару раз в его разговоре промелькнуло словечко – мы и – у нас. Кольнула зависть, с удовольствием бы сейчас ошивался в какой-нибудь команде, или коллективе, или, как там сейчас это называется. Шваркнуть бы «Сбербанк» и, как сказал один великий мошенник – погоня, это прекрасно, во время погони больше ни о чем не думаешь. Особенно, если эта беготня затягивается на годы. Когда я пришел из армии, было много разных «обществ» с ограниченной общественностью. Разумеется, я, как прогрессивный молодой человек был в одном. Недолго. Пришлось бежать за границу на время, пересидеть «ледниковый период и изменение климата».

Сейчас не так, сейчас «все есть», наверняка живут где-нибудь парни, как из кинофильма «На гребне волны». Насрать на машины размером с танк, телефоны в алмазах и крепости на берегу Финского залива.

– Деньги нужны, только для того, что бы никогда ни на кого не работать…

А может здесь политика? Но я пока не замечал ничего революционного. Никаких лозунгов и портретов товарища Че. Только злость. Как у обычного человека.

Я ни о чем не спрашивал, мы вообще никогда ни говорили о личном. Никаких вопросов типа ты женат? Или – на этой улице живешь? Так мы общались с «коллегами» в начале девяностых. Я был уверен, что он прятался, и этот городишко не его масштаба, ему скучно на этих пятиэтажных перекрестках. Вероятно, где-то его, мягко говоря, не ждут.

Я, конечно, ни о чем не спрашивал, но совру, если скажу, что мне было не интересно что-нибудь услышать. Я даже для затравки рассказал, как мы в девяносто втором нахлобучили одну контору, типа «Хопер Инвест». У них филиалов было на каждом углу, принимали у людей деньги в обмен на фантики. Зашли сразу после закрытия, охранник, он же наводчик не сопротивлялся, дал себя связать. Положили кассирш на пол, пересыпали деньги из коробок в мешки, и спокойно удрали. Делили добычу шваброй в комнате в коммунальной квартире на улице Восстания. Гора налички с мой рост, за окном ночь, комната без мебели, лампа на проволоке под потолком, наши гигантские тени мечутся по обоям. На полу бутылка «Портвейна», граненые стаканы и маленькая магнитола. Поет по-французски «Радио Ностальжи» и шуршит швабра. Тебе, тебе, мне. Тебе, тебе, мне… Утром, на улицу выходили по очереди. У меня две спортивных сумки, забитые деньгами, еле «молнию» застегнул, и рюкзак за плечами.

– Молодцы. Я тогда в седьмой класс пошел…