Она засмеялась.
– Здравствуй.
– А, это ты…
Вышли у Финляндского вокзала, до электрички еще полчаса, я купил банку «Гринолса», она попросила себе такую же. Высосала джин – тоник залпом, как лимонад.
– Что это такое?
– Понравилось? Девять градусов, – говорю, – как в шампанском.
– С ума сошел, я сейчас упаду.
– Тогда еще куплю…
Едва не опоздали на поезд, сели друг напротив друга, вагон почти пустой. Электричка набирала скорость, мчалась по насыпи, внизу под ногами проплывали улицы с трамваями, перекрестки, заводы, через забор видно, как у столовой сидят рабочие на скамеечке и курят. Детская площадка, мячик на крыше сарая, мамаши с колясками, снова заводы из красного кирпича, трубы дымят. Через распахнутые форточки сквозняк, запах надвигающейся осени.
На Пискаревке ворвалась толпа, стало шумно и тесно, заиграла гармошка…
– Бернгардовка, следующая – Всеволожская.
От станции пошли пешком. Она была сегодня в гостях у лучшей подруги, подруга не пригласила на свадьбу, сказала, приходи на второй день, у нас стульев мало.
– А недавно, нашла котенка пьяного, под машиной, от него так водкой разило, напоил кто-то, бывают же негодяи. Котенок протрезвел и стал гавкать громко так, тяв – тяв. Бабушка его соседям отдала.
Она все говорила и говорила, а мне нравилось слушать. Сегодня мы уже не расстанемся. Я потерял счет баночкам, уже давно стемнело, мы ушли на самый дальний берег города, на мою любимую скамейку. Она еще, что-то вспомнила, я перебил:
– Пошли ко мне.
– Да, нет…
– Тогда к тебе.
…Мы быстро уснули, я особо и не старался, какие-то слабые трепыхания ранним утром. Лишь потом, когда ничего не оставалось, как только бежать, я проклинал себя за упущенные секунды и за то, что мои руки совсем не помнят ее тела.
Разбудил детский мат и крики учителей у нее за окном школа со стадионом. Хотелось в туалет, голова трещала от вчерашнего джина, я сел на кровати. Она не спала, еле слышно бубнил телевизор.
– Гоу, энд донт эфрайд ноубади.
– Чо?
– Иди, и никого не бойся.
– Понял. Я подумал…
– Иди. Бабушка ушла на работу, а я пока оденусь.
Она свободно болтала на английском, изучала немецкий, я видел стопку учебников и пособий рядом с компьютером. И еще на полу кучу журналов с нашей родной типографии…
Я нашел ее под сосной в парке. Было воскресение, середина августа, утро. Накануне Всеволожск праздновал свой юбилей, гремел салют, грандиозный концерт на стадионе – пели Мадона, Бритни Шпирс, «Любе» и Таня Родимова. Были горки с батутами, карусели, шведский стол за деньги, и украинское пиво название не помню.
Утром мертвая тишина. Старухи шарили по кустам, шмонали тела уставших за ночь, я нашел около ста рублей бумажных денег и беспонтовый телефон, вдруг слышу, кто-то плачет.
Она сидела спиной к дереву, лбом в коленки, я встряхнул ее на ноги.
– Эй, ты чего?
Молчит. Улыбнулась, перестала хныкать, лицо круглое, глаза огромные, как у девочек в японских комиксах. И она поплелась следом, я поднял пустую банку, бросил в нее.
– Кыш! Давай домой, мне на работу.
Не хочет. Дошли до типографии, я постучался в будку охранника на дальних воротах.
– О, привет.
– Привет. Вот пусть у тебя посидит, я скоро освобожусь.
– Трезвая?
– Не знаю.
– Как раз чай собирался пить.
Он махнул ей рукой.
– Заходи, Пуговица.
Я обошел владения, заглянул в прессовую, пыхтят мои узбеки, все нормально, пьяных нет. Печатники позвали в раздевалку, там праздновали чей-то день рождения. Я едва успел сделать свои дела, распечатать документы на завтра для водителей, заказать солярку, посчитать полеты. В полдень я уже был у грузовых ворот. Охранник сидел на травке читал свежую «Панорамку», она спала в будке на стульчиках в ворохе газет, на лбу отпечатались строчки.
Когда вышли на улицу, впервые услышал ее голос, она попросила подождать и скрылась в зарослях лопухов и барбариса. Я, ни секунды не раздумывая, нырнул в переулок на Бернгардовку, спустился к ручью и по тропинке пошагал в сторону станции.
Во вторник увидел ее в нашей столовой, чуть не охуел. Сначала даже не узнал, в белой рубашке, синей юбке, стоит в очереди, улыбается, уже пиздит с кем-то. Мне сказали, что да, она теперь работает у нас, в отделе маркетинга. А где их кабинеты, хрен его знает. Мне было все равно.
…Куда бы я ни оглянулся, куда бы ни посмотрел, везде была она. В курилке, столовой, на перекрестках наших коридоров. Часто видел ее с моей подружкой Лерой, оказывается, они знакомы, и даже учились в одной школе.
И вот середина сентября, мы в маршрутке и в электричке с Финляндского вокзала, и эта единственная ночь все, что у нас есть. И не надо ничего больше. Я еще сопротивлялся, но это не подвластно воле и разуму. Я знал, чувствовал еще несколько телодвижений, фраз, открывающих все ее тайны, и теплая, маленькая ладошка заберет мое сердце. Я же просил Тебя, умолял больше не влюблять меня вот в таких. Было уже несколько лет назад, хватит. Второго раза не будет.
Исчезнуть. Не смотреть в ее сторону, бежать от ее голоса, бежать со скоростью взгляда…
Она позвонила, был вечер, пятница.
– Привет. Чего делаешь? Сижу на нашей скамейке, вот баночку пью, мне понравилось…
– Слышь, Серега, давай попозже, я не один.
Тишина, как после выстрела. Гудки.
Два дня ее не было на работе, появилась в среду, в джинсах и футболке, поздоровалась, как обычно. В тот же день я написал заявление.