Вилльям Шекспир. Статья I

Вилльям Шекспир. Статья I
Дмитрий Васильевич Аверкиев

«Изв?стное сочиненiе Гервинуса „Шекспиръ“ переводится въ настоящее время на русскiй языкъ г. Тимофеевымъ. Покуда вышелъ первый томъ. Книга Гервинуса, безъ сомн?нiя, книга весьма почтенная и для нашей критики, которую нельзя обвинить въ глубокомъ знанiи и пониманiи Шекспира, даже весьма полезная. На безлюдьи и ?ома дворянинъ. Если бы мы желали п?ть въ унисонъ съ нашей многоученой литературой, то мы бы ограничились восторженными похвалами сочиненiю Гервинуса, даже и ту общеизв?стную истину, что Шекспиръ великiй поэтъ, подтвердили бы цитатой изъ его почтенной книги, – къ несчастiю, мы полагаемъ, что русская мысль им?етъ право на самостоятельность и потому отнесемся къ труду многоученаго професора критически…» Произведение дается в дореформенном алфавите.

Дмитрий Васильевич Аверкиев

Вилльям Шекспир. Статья I

La crainte du g?nie est le

commencement du go?t.

    Victor Hugo.

I. Г. Гервинусъ о Шекспир?

Нечего искать у н?мцевъ правды.

    П?сня о Любушиномъ Суд?.

Изв?стное сочиненiе Гервинуса «Шекспиръ» переводится въ настоящее время на русскiй языкъ г. Тимофеевымъ. Покуда вышелъ первый томъ.

Книга Гервинуса, безъ сомн?нiя, книга весьма почтенная и для нашей критики, которую нельзя обвинить въ глубокомъ знанiи и пониманiи Шекспира, даже весьма полезная. На безлюдьи и ?ома дворянинъ.

Если бы мы желали п?ть въ унисонъ съ нашей многоученой литературой, то мы бы ограничились восторженными похвалами сочиненiю Гервинуса, даже и ту общеизв?стную истину, что Шекспиръ великiй поэтъ, подтвердили бы цитатой изъ его почтенной книги, – къ несчастiю, мы полагаемъ, что русская мысль им?етъ право на самостоятельность и потому отнесемся къ труду многоученаго професора критически.

Для лучшаго опред?ленiя значенiя книги Гервинуса постараемся отыскать исходную точку его разсужденiй. Гервинусъ принадлежитъ къ числу н?мцевъ недовольныхъ туманной германской философiей; къ числу н?мцевъ толкующихъ о практической д?ятельности и по вс?мъ в?роятiямъ онъ состоитъ членомъ безчисленныхъ National-Verein'овъ. Онъ осуждаетъ т?хъ, кто смотритъ на Шекспира съ философской точки зр?нiя.

«По моему взгляду на вещи» – говоритъ онъ, "мн? кажется, что наша философская метода разсматриванiя неум?стна, неудобоприм?нима къ поэтическимъ произведенiямъ такого времени, коего собственная философiя доискивалась истины любымъ путемъ, нежели наша, – неудобоприм?нима къ произведенiямъ поэта, обладавшаго трезво-здравымъ смысломъ (стало быть философiя имъ необладаетъ), поэта, которому глазъ и ухо служили единственными (будто единственными?) лоцманами и рулевыми въ изученiи мiра и жизни, поэта, который обладая въ высшей степени философскимъ глубокомыслiемъ, отстоялъ отъ философiи еще дальше, нежели Гете" (стр. 41).

Мысль, выраженная довольно кудревато, – но въ сущности весьма скудная и ведущая къ разнообразнымъ курьезамъ. См?шно возвращаться назадъ, забыть усп?хъ челов?ческаго мышленiя; странно въ XIX в?к? требовать, чтобы смотр?ли на искуство глазами Бэкона. А въ сущности в?дь именно этого и желаетъ въ данномъ случа? Гервинусъ.

Быть строгимъ посл?дователемъ бэконовой системы философiи въ наше время, значитъ быть воплощеннымъ анахронизмомъ; просто д?ло невозможное. И Гервинусъ, конечно, не могъ совладать съ нимъ вполн?; онъ ограничился проведенiемъ паралели между Бэкономъ и Шекспиромъ.

Однако, усп?шно ли онъ выполнилъ хоть это? Отчасти да; въ общемъ н?тъ. Онъ указалъ сродство Шекспира съ Бэкономъ (въ IV том?), особенно по отношенiю обоихъ къ древности; указалъ на ихъ сродство съ римскимъ духомъ, это сродство съ большею точностiю и остроумiемъ проведено Куно-Фишеромъ въ его сочиненiи о Бэкон?. Но д?ло въ томъ, что Куно-Фишеръ не остановился на этомъ и въ первомъ том? своей исторiи "Новой Философiи" провелъ генiальную паралель между мiровоззр?нiями Шекспира и Спинозы (см. стр. 250–255 русскаго перевода).

Вотъ что говоритъ Куно-Фишеръ о сродств? Шекспира и Бэкона[1 - См. Franz Baco von Verulam. Von Kuno Fischer. Seite 193 et folg.].

«Поэтъ и историкъ», думаетъ Бэконъ, даютъ намъ изображенiя характеровъ; этикъ долженъ брать не эти изображенiя, но только ихъ очерки (Umrisse): простыя черты, опред?ляющiя челов?ческiй характеръ. Какъ физика должна разс?кать т?ла, чтобы открывать ихъ скрытыя свойства и части, – такъ этика должна проникать въ различныя настроенiя души и открывать ихъ тайныя расположенiя и основы. Бэконъ хочетъ, чтобы этика обнимала не только внутреннiя основы, но также и вн?шнiя условiя, отпечатываемыя челов?ческими характерами; вс? т? особенности, которыя сообщаются душ? поломъ, возрастомъ, родиной, т?лосложенiемъ, образованiемъ, счастливыми обстоятельствами и т. д." Словомъ, онъ хочетъ, чтобы челов?ка разсматривали въ его индивидуальности: какъ произведенiе природы и исторiи, совершенно опред?ляемое естественными и историческими влiянiями, внутренними основами и вн?шними д?йствiями. Точно также понималъ челов?ка и его судьбу Шекспиръ: онъ смотр?лъ на характеръ какъ на произведенiе изв?стной натуры и изв?стнаго историческаго положенiя, и на судьбу, какъ на произведенiе изв?стнаго характера. Какъ интересовали Бэкона подобныя изображенiя характеровъ доказываетъ то, что онъ самъ пытался д?лать ихъ. Р?зкими чертами нарисовалъ онъ характеръ Юлiя Цезаря, и сд?лалъ б?глый очеркъ характера Августа (Imago civilis Iulii Caesaris Im. civ. Aug. Caes). Оба изображены имъ въ томъ же дух?, какъ и Шекспиромъ. Онъ вид?лъ въ Цезар? соединенiе всего, по благородству и величiю, по образованiю и побужденiю, что произвелъ римскiй духъ; онъ разсматривалъ этотъ характеръ, какъ величайшiй и страшн?йшiй, какой только могъ быть въ римскомъ мiр?. И что служитъ всегда при анализ? характера пов?ркой вычисленiю, – Бэконъ объяснилъ характеръ Цезаря такъ, что вм?ст? объясняетъ его судьбу. Онъ вид?лъ, какъ Шекспиръ, что у Цезаря было тягот?нiе къ монархическому чувству собственнаго достоинства, которое царило надъ его великими способностями, равно какъ и надъ ихъ уклоненiями; черезъ что онъ д?лался опаснымъ республик? и сл?пымъ относительно своихъ враговъ. «Онъ хот?лъ быть», говоритъ Бэконъ, «не великимъ между великими, но повелителемъ между послушными». Его собственное величiе до того осл?пляло его, что онъ не зналъ бол?е опасности. Это тотъ же Цезарь, котораго Шекспиръ заставляетъ говорить:

Изв?стно
Опасности, что онъ (Цезарь) ея опасн?й.
Мы съ ней два льва: въ одинъ родились день.
Но только я и старше, и грозн?е[2 - По переводу г. Михайловскаго. Переводъ этотъ, пом?щенный въ IV книг? Современника за нын?шнiй годъ, вообще весьма удовлетворителенъ: на немъ зам?тно влiянiе дружининской манеры переводить Шекспира. Антонiй удался г. Михайловскому лучше вс?хъ. Физiономiи и языкъ другихъ лицъ подведены подъ одинъ колоритъ, и это главн?йшiй недостатокъ перевода. Такъ, личность Каспи и его небрежная, медв?жеватая, если такъ можно выразиться, р?чь совершенно упущены г. Михайловскимъ. Мы зам?тили также н?сколько плохихъ стиховъ и даже «съ единены» вм?сто «соединены» – это непростительно. Поэтъ долженъ быть мастеромъ своего стиха, а не наоборотъ. Это все равно, что не ум?я рисовать браться писать большую картину.].

Когда наконецъ Бэконъ видитъ судьбу Цезаря въ томъ, что онъ прощалъ своихъ враговъ для того, чтобы этимъ великодушiемъ обезсилить ихъ число, – то рисуетъ намъ также челов?ка, который возвышаетъ выраженiе своего величiя на счетъ своей безопасности.

Очень характеристично, что Бэконъ между челов?ческими страстями на первомъ план? ставитъ честолюбiе, а властолюбiе и любовь причисляетъ къ нисшимъ. Она ему столь же чужда, какъ и лирическая поэзiя. Но въ одномъ случа? придавалъ онъ ей трагическое значенiе. И именно на этомъ случа? основалъ Шекспиръ свою трагедiю. «Великiя души и великiя предприятiя», думаетъ Бэконъ, "не совм?стны съ этой нисшей страстью, которая является въ челов?ческой жизни то какъ сирена, то какъ фурiя. Однако, прибавляетъ онъ, «Маркъ Антонiй представляетъ въ этомъ отношенiи исключенiе». И д?йствительно, о Клеопатр?, какъ ея изобразилъ Шекспиръ, можно положительно сказать, что она, по отношенiю къ Антонiю, была одновременно и сиреной, и фурiей".

Но съ этой ли точки зр?нiя смотритъ Гервинусъ на Шекспира. В?ренъ ли онъ бэконовскому воззр?нiю на поэзiю?

Отв?тъ будетъ бол?е, ч?мъ на половину, отрицательный. Гервинусъ прибавляетъ много своего, чисто н?мецкаго и притомъ филистерски-н?мецкаго; это не строгое, в?рное себ? и богатое результатами воззр?нiе Бэкона, а часто воззр?нiе самаго обыденнаго моралиста. См?шно, конечно, говорить о безнравственности Шекспира, – но едва ли не комичн?е отыскиванiе въ Шекспир? узкихъ м?щанскихъ понятiй о нравственности.

Вид?ть въ смерти Дездемоны воздаянiе за то, что она вышла за мавра противъ воли родителей – мысль пошлая и съ христiанской точки въ высшей степени безнравственная (сего ради оставитъ челов?къ отца своего и матерь свою), – а къ ней именно приводитъ Гервинуса желанiе опровергнуть т?хъ, которые полагаютъ, "что духовная высота неразлучна съ вольнодумствомъ и свободными нравами".

Удивительно! Шекспиръ пропов?дующiй м?щанскую мораль! Такое практическое отношенiе къ Шекспиру, по истин?, изумительно.

«Что за челов?къ былъ бы Шекспиръ, – говоритъ Куно Фишеръ, – если бы онъ наприм?ръ д?йствительно создалъ въ Ромео и Юлiи трагедiю любви, для того, чтобы показать, какъ гибельна можетъ быть эта страсть, когда она переходитъ надл?жащую м?ру, и что поэтому должно беречься въ подобномъ случа? вести д?ло дальше, ч?мъ сл?дуетъ? Если бы такъ, то онъ съ фантазiею величайшаго поэта соединялъ бы умъ обыкновеннаго (обыденнаго, дюжиннаго) нравоучителя, а подобное соединенiе не могло быть возможнымъ. Д?лать шекспировскихъ героевъ отв?тственными за ихъ страсти было бы д?йствительно столь же умно, какъ еслибы кто вздумалъ сказать облакамъ: у васъ не должно быть такъ много электричества, чтобы вы не бросали такихъ большихъ электрическихъ искръ, такихъ губительныхъ ударовъ; потомучто в?дь вы же видите, что своею молнiею вы легко зажигаете наши дома; поэтому и держитесь въ надлежащихъ границахъ (И. Н. Ф. Т. I, 252)».

Этими именно словами можно отв?чать Гервинусу на его излишнюю заботливость о нравственности; заботливость, доходящую до того, что онъ не безъ па?оса восклицаетъ: "какъ много лишняго щекотанья чувственности[3 - Не принадлежитъ ли Гервинусъ къ ярымъ защитникамъ женской эмансипацiи?] устранялось (въ шекспировское время) и отъ зрителей, и отъ актеровъ только т?мъ обстоятельствомъ, что на сцен? не было женщинъ. Какъ обл?гчало это для зрителей и для актеровъ заботу о сущности искуства" (стр. 163).

Посл? этого такъ и ждешь, что г. Гервинусъ станетъ сожал?ть, что женскiя роли въ операхъ исполняютъ женщины, а не кастраты, какъ это бывало въ доброе старое время.

Это подкладыванiе нравственныхъ сентенцiй подъ шекспировскiе характеры, это непониманiе жизни, вселюбящей и порою иронической, это умышленное тягот?нiе къ выводу нравоученiй, – безъ сомн?нiя сильно препятствуетъ Гервинусу взглянуть Шекспиру прямо въ глаза, спутываетъ его понятiя и доводитъ его иногда до скопческаго мiровоззр?нiя.

И это бэконовская философiя? И это требованiе Бэкона, чтобы люди и ихъ страсти изображались живьемъ, "em ad ivum"?[4 - Гг. нигилистамъ, считающимъ себя посл?дователями Бэкона, не дурно бы принять это къ св?д?нiю, а равно и то обстоятельство, что Бэконъ въ поэзiи вид?лъ н?что «божественное». Или ужь пора и Бэкона по боку? Нев?жество, такъ полное нев?жество!].

У Гервинуса есть этотъ "страхъ генiя", la crainte du g?nie, который по Гюго составляетъ начало вкуса. Пародируя Фейербаха, мы прибавимъ: "но не конецъ его".

Въ самомъ д?л?, во всей книг? многоученаго професора зам?чается, что уваженiе къ Шекпиру не родилось въ груди автора, что это не живое, органическое чувство, а прошлое, зав?щанное преданiемъ. Гервинусъ зналъ напередъ, что Шекспиръ великiй поэтъ; онъ на слово пов?рилъ этому, онъ не почуялъ этого и не ув?ровалъ въ Шекспира. Въ немъ мало любви къ поэту, на изученiе котораго онъ посвятилъ много л?тъ и «изъясняя котораго, извлекалъ для себя благородн?йшiя наслажденiя». Оттого этотъ сдержанный, и даже сухой тонъ; это подъ-часъ утомительное изложенiе. Онъ не любитъ Шекспира душой, вс?мъ сердцемъ и вс?мъ помышленiемъ; онъ хладнокровно изучаетъ его, какъ н?что весьма интересное, «etwas h?chst interessantes». Въ его книг? много д?льнаго краснор?чiя, много прекрасныхъ зам?чанiй, и ни одного племеннаго, задушевнаго слова.

Ищите морали въ Шекспир? и вы, какъ н?кiй (впрочемъ, очень талантливый) русскiй поэтъ, придете къ заключенiю, что Шекспиръ въ лиц? Ричарда III казнилъ тиранство, и въ порыв? обличенiя воскликните: "Яго живъ, да будетъ намъ чуждо коварство", или что нибудь въ этомъ род?.

У Гервинуса н?тъ живаго образа Шекспира; и потому странно объясняетъ онъ отношенiя Шекспира къ его предшественникамъ, его такъ называемыя "заимствованiя". Умъ въ высшей степени оригинальный, Шекспиръ не могъ ни у кого заимствовать въ обыденномъ значенiи этого слова. Иногда Гервинусъ возвышаетъ Шекспира до небесъ, говоритъ, что онъ былъ "выше своего народа и времени"; иногда онъ унижаетъ дотого, что ув?ряетъ, что "остроумный тонъ разговора, комическiе доводы, страсть къ уподобленiямъ, къ изумляющимъ отв?тамъ (у Шекспира) – все это им?етъ свой первообразъ у Лили", и у него заимствовано Шекспиромъ, что вторая и третья часть драматической хроники о Генрих? VI есть просто перед?лка хроникъ Грина: "первой части столкновенiя между двумя славными домами, «Iоркскимъ и Ланкастерскимъ» и «истинной трагедiи о Ричард?, герцог? iоркскомъ», того самаго Грина, который называлъ его, Шекспира – Shakescene (потрясателемъ сцены; если писать Shakespeare, то это будетъ значить – потрясающiй копьемъ), «вороной, украшенной нашими перьями» и «тигровымъ сердцемъ въ актерской шкур?».

Кто выше своего народа? Кто выше своего времени? Не пустыя ли это цв?ты краснор?чiя? "Время на все, что совершается въ немъ", сказалъ Шекспиръ. Носитель и выразитель народныхъ думъ, "каждый вершокъ" котораго англичанинъ (each inch an Englishman), Шекспиръ не требуетъ себ? такой похвалы, что онъ выше своего народа. Ему довольно сознанiя, что онъ высшiй выразитель духа своего народа. "Многообразна жизнь челов?ка въ народ?: – говоритъ Хомяковъ (I, 537) – она своею долею общечелов?ческаго достоянiя, ею схваченную и выраженную въ слов? и быт?, складываетъ въ стройное, живое и сочлененное ц?лое; и челов?къ, принимая въ себя всю эту жизнь, кладетъ стройную и сочлененную основу своему собственному пониманiю. И дал?е: "Ни одинъ изъ живыхъ народовъ не высказался вполн?. Его печатное слово, его пройденная исторiя выражаютъ только часть его существа, он?, если позволите такое слово, не адекватны (не въ версту) ему. Невысказанное, невыраженное таится въ глубин? его существа и доступно только ему самому и лицамъ, вполн? живущимъ его жизнiю". Такимъ именно челов?комъ, "вполн? живущимъ жизнiю своего народа" и былъ Шекспиръ.

Чтобы понять всю силу народнаго духа англичанъ, всю его напряженность въ шекспировскую эпоху, стоитъ вспомнить блестящiй рядъ его знаменитыхъ современниковъ. Бэконъ и Шекспиръ являются въ одно время; оба – великiе представители своей народности, въ обоихъ отразился духъ народа съ двухъ разныхъ сторонъ. И этотъ великiй организмъ, народъ, ниже своихъ представителей!

Такiя мн?нiя могутъ произносить только н?мецкiе демократы! Гейне какъ то нечаянно проговорился, что хотя онъ очень любитъ н?мецкiй народъ, но при встреч? съ гамбургскимъ сапожникомъ, защищавшимъ его мн?нiя, его порядочно покоробило. Я дескать хоть и демократъ, а все бы лучше, если бы у него руки были почище. Квази-аристократическая гадливость м?шаетъ прямо смотр?ть на народъ. Наши разноцв?тные и разношерстные либералы въ этомъ отношенiи посл?довательн?е: они умышленно забываютъ (игнорируютъ) о существованiи народа; они занимаются нивелированiемъ челов?ческаго ума, или выражаясь современн?е, выд?лкою челов?ческаго церебина по изв?стному образцу, еще не патентованному, но на который (успокойтесь)! будетъ въ скорости выдана привилегiя.

Теперь обратимся къ вопросу о "заимствованiяхъ". Повидимому, Гервинусъ совершенно правъ въ своихъ сужденiяхъ объ этомъ обстоятельств?. Комическiй тонъ Лили напоминаетъ Шекспира? Да, Гринъ раньше Шекспира написалъ свои хроники? Раньше. Сценарiй ихъ тотъ же, что во 2-й 3-й части трагедiи о Генрих? VI? Безспорно. Ну – что-же ну? Механически-поверхностный умъ придетъ именно къ тому заключенiю, что Шекспиръ заимствовалъ у Лили и Грина. Озлобленный на искуство "модныхъ бредней дурачокъ" абличитъ Шекспира въ литературномъ воровств?.

И вотъ Гервинусъ незам?тнымъ образомъ оправдываетъ Грина, который своими площадными ругательствами доказалъ, какъ мало могъ у него заимствовать Шекспиръ.

Кажется, что Гервинусъ правъ, что онъ говоритъ д?ло, – exept? que c'est tout-?-fait le contraire, какъ говорилъ одинъ французскiй капралъ, объясняя новобранцу, ч?мъ поворотъ направо-кругомъ отличается отъ поворота нал?во-кругомъ.

Въ чемъ же д?ло? "Художество", по справедливому зам?чанiю Хомякова, "не есть произведенiе единичнаго духа, но произведенiе духа народнаго въ одномъ какомъ нибудь лиц?." Природа не б?дна; она никогда не скряжничаетъ; даже скор?й расточительна. И какъ ей не быть расточительной, когда она обладаетъ неисчерпаемыми, в?ков?чными богатствами? Она высылаетъ въ мiръ предтечь, провозв?стниковъ великихъ людей, которые прiуготовляютъ ему пути. За нимъ она высылаетъ апостоловъ, пропов?дниковъ того слова, которое опред?лено было сказать великому челов?ку. Мы помнимъ имена провозв?стниковъ Шекспира, и этого веселаго Лили, и этого титаническаго Марл?, и даже этого завистливаго Грина, но помнили бы мы ихъ, еслибъ всл?дъ за ними не явился Шекспиръ, которому они прiуготовили пути? Спасибо имъ вс?мъ, даже авторамъ пiесы "Феррексъ и Поррексъ", который ввелъ въ трагедiю такъ называемый англичанами "германскiй" разм?ръ, не совс?мъ точно именуемый Гервинусомъ пятистопнымъ ямбомъ!

Но все что являлось въ предшественникахъ Шекспира разд?льно, выражая отд?льныя черты народнаго духа, это н?что шекспировское, – все это совм?стилось въ немъ сильно, ц?льно органически-стройно. И этотъ колосъ могъ заимствовать что нибудь у кого нибудь?

Все великое, и только великое, оригинально. Веселость Лили разв? это въ сущности д?йствительно шекспировская черта? Н?тъ, этой чертой нельзя характеризовать великаго поэта; эта черта есть въ немъ, но въ соединенiи со множествомъ другихъ, и въ этомъ вид? она совершенно не похожа на веселость Лили; св?тъ и тамъ и зд?сь, но тамъ св?тлякъ, а зд?сь солнце. И что общаго между ними?

Или этотъ титаническiй Марл?, выводящiй на сцену Тамерлана, идущаго по трупамъ народовъ, жестокаго и сверхчелов?чески-мстительнаго "Мальтiйскаго Жида", – этотъ громадный, но нестройный гигантъ (есть въ немъ что-то допотопное, что-то напоминающее ихтiозавровъ и тому подобныхъ чудовищъ) – разв? у него заимствовалъ, какъ полагаетъ Гервинусъ, Шекспиръ свой па?осъ?

Или… но много можно подобрать подобныхъ прим?ровъ, и на вс? одинъ отв?тъ: не правда.

Что это за мозаичный, рецепный Шекспиръ выйдетъ! Возьми веселость Лили, прибавь па?оса Марло, любовь къ исторiи Грина, подсыпь еще кой чего, см?шай все хорошенько и выйдетъ Шекспиръ.