Элизиум. Рок

Иоганна с восхищенной, пусть и упорно сдерживаемой улыбкой, молча подняла бокал.

– Вы не имели права видеть меня такой, какой видели до последних минут, – с чувством глубокого стыда тихо произнесла Корделия Бернгардт, глядя в хрустальные глаза Рейнеке. – Если б вы только знали, как это тяжело…

– Я обречен мирозданьем делать лишь то, на что не имею права, – улыбнулся Рейнеке. – Вы еще проклянете меня.

Он отступил от баронессы, с шутливым сожалением кланяясь и разводя руками.

– Итак, друзья! – воскликнул Рейнеке, танцующей походкой выйдя на середину зала, как артист на сцену. – То, что ожидает вас сегодня, не сравнится по масштабам ни с одной из наших прежних забав! Сейчас мы впервые поиграем с… О, нет, нет, нет! Забудьте про сказочные видения! Отныне не будет никакой другой реальности, кроме той, что существует!

– Этой ночью… – он поднял палец. – (Хотя процесс игры выйдет далеко за пределы текущей ночи) мы поиграем с… человеческой судьбой! Вы изумлены? Казалось бы, чего в этом особенного? Разве не этим мы занимались уже не раз, оттачивая искусство шантажа и обмана в трудах и на досуге? Вы все увидите сами!

Он взмахнул рукой, и прямо в воздухе возникло и заиграло пылающее световое пятно, размером не уступающее экрану в кинотеатре. В следующий миг оно округлилось, приняв вид плоского белого часового циферблата с единственной, похожей на тонкое копье стрелкой. Вместо цифр на сияющем диске проступили написанные от центра к окружности человеческие имена. Их был не один десяток.

– Если кто-то из вас, дорогие собратья, горделиво полагает, что хуже нас в мире нет никого, я вынужден вас огорчить! Здесь приведены имена тех подлых, тщедушных и лживых созданий, рядом с которыми любой из сидящих здесь выглядел бы эталоном чести и благородства. Да… Есть на свете изумительная категория негодяев, искренне считающих себя хорошими людьми, слишком трусливых, чтобы принять собственную природу и уверенных, что их личный всепрощающий бог, конечно же, приготовил им персональное облачко в раю. Ничтожества, которым даже в кругах Дантовского ада не нашлось приличного места! Завистливые, как Каин, продажные, как Иуда, тщеславные, как Герострат и, при том, постоянно ноющие об уродстве и несправедливости мира вокруг. Смотрите! Сейчас эта стрелка сама выберет худшего из них для нашей предстоящей потехи!

Стрелка стартовала с «двенадцати», издав характерный глухой щелчок.

В зале повисло гробовое молчание. Все вглядывались в имена, каждое из которых на секунду вспыхивало огненным шрифтом, едва стрелка касалась его своим острием.

Даже русский поэт, который не имел членства в клубе и, вероятно, даже не понимал английской речи, почему-то стал беспокойно шарить пьяными глазами по фамилиям, точно боясь обнаружить свою.

Все еще сидевший на софе серый джентльмен застыл в каменной позе, вперив свои оловянные булавки глаз в одно имя (на остальные ему было плевать), преисполненный какой-то остервенелой уверенности и напряженного ожидания.

Стрелка продолжала свой медленный ход, неумолимым, зловещим эхом отстукивая каждый шаг.

И вдруг остановилась.

– Евгений Майский! – торжественно объявил Рейнеке. – Он же в прошлом Евгений Цветков! О-о, это любопытнейший персонаж, дамы и господа! Я общался с ним… Похоже, у нас сегодня ночь русских поэтов!

Циферблат преобразился в круглое окно, в котором замаячила физиономия человека лет тридцати, с высоким лбом, большими, вечно чего-то тревожно ждущими глазами и тонкой линией губ, над которой торчали довольно неестественные, точно против воли отращенные усы. Лицо невротика, безвольного труса и закоренелого эгоиста, сходящего с ума от своих страхов, маний и затаенной злобы на весь мир.

– Двенадцать лет назад, незадолго до большевистской революции я прибыл инкогнито в Москву (по договору с кайзером, я должен был помочь вывести Россию из войны). И мне попался он!

В «окне» теперь возник образ сидящего в кресле, внешне ничуть не похожего на Рейнеке, худого, совершенно лысого человека в черном фрачном костюме, цилиндре и черных очках на мраморно бледном лице. На колене у странного типа, свесив тряпичные ноги, сидела большая пальчиковая кукла с гривой серебристых волос и отворяющейся челюстью. Она-то, как раз, и унаследовала от Рейнеке его гротескные черты.

– Фантазм! – с восторгом выкрикнул кто-то из полумрака. – Ах, это вы!

Рейнеке польщенно откланялся.

– Ничего особенного: юный неуравновешенный графоман, не нашедший себя в жизни и плывший по течению. Мне он был совершенно бесполезен. Но то, что произошло потом, о-о… Я передал его в услужение нашему ушедшему другу, осевшему в России чтецу душ и филантропу Генри Беннетту, которому тот понадобился в его магических практиках. Добрый Генри не понял с кем связался и предложил этой скользкой душонке взаимовыгодный контракт…

Селена, содрогаясь, слушала прелюдию к расправе. Она знала Евгения. Они были давними друзьями. Помнила она и доктора Беннетта, не раз гостившего в Коллингвуд-холле. Хотя он всячески старался быть приятным, открытым, добрым и всепонимающим, мало кто питал к нему теплые чувства. Это был настоящий философ двуличия. Только Себастьян, которому доктор через гипноз помог одолеть застарелую болезнь, был от него в восторге. Незадолго до своего отъезда на континент Беннетт запятнал себя позором, попавшись на мошенничестве при игре в вист. Тогда он впервые вдруг вывалился из своего небесного образа: начал сыпать встречными обвинениями, подозревать вокруг себя заговор, и в итоге покинул клуб, а потом и страну.

Селена знала его лишь по голосу. Между тем, в световом пятне уже пылал, сияющий благородством, портрет пожилого седовласого человека, с чуть виноватой улыбкой на светлом, породистом лице.

– Неисправимый идеалист, Генри до последнего пытался сделать мир лучше, – продолжал Рейнеке, артистично вздыхая. – Он отчаялся в гуманизме и начал физически избавлять землю от самых одиозных и вредных ублюдков, порочащих ее лик. Конечно же, не прибегая к физическому насилию! И в этом ему оказался крайне полезен наш непутевый стихоплет, взявший на себя простейшую, но необходимую роль медиума при наложении проклятий. Когда в России произошла революция, Генри предложил своему, как ему хотелось думать другу и коллеге, покинуть страну. Но… Это случилось по пути на вокзал…

На иллюзорном экране теперь замаячили темные образы. Два человека: один с седыми волосами, другой сутулый и боязливо озирающийся, шли по темной, заснеженной улице. Отстав от спутника, сутулый (очевидно, это был Майский-Цветков) вынул из кармана револьвер и выстрелил доктору в спину. Беннетт с мученическим величием рухнул сперва на колени, потом на живот, уткнувшись лицом в грязный снег. Евгений, пуще прежнего трясясь и озираясь, вытащил у него кошелек, книжку для записей, взял саквояж, который убитый все это время нес в руке, и почти бегом скрылся в переулке.

– Убийца и вор! – сквозь зубы вымолвил Рейнеке, скривив от омерзения рот.

Все вдруг потрясенно заметили, что в его глазах поблескивают слезы.

– Если бы на тот момент Генри оставался членом «Крысиного короля», это ничтожество уже достали бы из-под земли! Но существуют законы, по которым вершится месть. Ведь Генри сам отрекся от нас и нанес нам оскорбление… То, что было украдено: а именно, его исследовательские заметки и препараты, представляют собой величайшую ценность. Вы ведь уже догадались, что наш красавец сделал со своей добычей, когда покинул Россию? Распродал! Все это не принадлежало никому, кроме Генри Беннетта: ни родных, ни друзей, ни даже адвоката под конец жизни у него не было. Если бы он только остался с нами!

– Друзья! – воскликнул Рейнеке, смахнув набежавшую слезу. – Десять лет назад я обратился к первоматери всего живого с одним вопросом: целесообразна ли месть? На днях она ответила мне: «Да!» Но месть должна быть искуснейшая, изысканнейшая, масштабнейшая! Месть, которая будет стоить всем сидящим здесь не только немалых денег, но и риска! Мы не просто уничтожим его! О нет… Сначала мы заставим его найти и добыть обратно все, что он украл, и принести сюда! Заодно мы поможем ему во всей красе увидеть собственные потроха, дадим ему зеркало, чтобы он в полной мере осознал всю бездонность своего убожества, низости и порочности! Не только и не столько за счет своих мытарств. Мы сделаем его виновником бесчисленных чужих бед, за которые его возненавидят все, кому не повезет встретиться с ним взглядом! Мы будем гнать его по земному шару, как бешеного пса и наслаждаться этим! Будем вести его, куда нам надо, направив ему в спину невидимый нож! «Крысиный король» не даст ему спрятаться в щель, не позволит ровно дышать и видеть сладкие сны! При том, что бедняга – хе-хе! – до самого конца не будет знать, кто дирижирует его кошмаром! Не уйдут от возмездия и те, кто прежде имел с ним дело, кто покупал, и кто помогал ему сбывать краденное. Их участь будет не менее тяжкой! Мы не обделим никого! Хм-м… Ну а когда он подохнет, прокляв с последним выдохом ту стерву, что произвела его на свет, тогда…

Он мечтательно осклабился.

– Мы увековечим память Генри Беннетта, исполнив величайшую мечту всей его жизни! Как я уже говорил, Генри разочаровался в существующей реальности. Последние годы он занимался поисками входа в лучшее бытие! Искал тот самый Элизиум, путь в который, в отличие от Пандемониума, никем еще даже близко не был проложен! Выведя собственную теорию, Генри не избежал ряда серьезных ошибок и, вероятно, в конечном итоге не добился бы ничего. Но теперь… О-о, я думаю, теперь настало время восполнить пробелы и закончить его опыт! В память о нем и в качестве приза, я продемонстрирую вам, как это делается! Не сомневайтесь, то, что откроется вашим взорам, будет стоить всего, чем вы дорожите в вашей текущей жизни и даже больше… гораздо больше! Увидеть рай не значит побывать в нем, однако и этого любому смертному (прошу не обижаться, я сам до сих пор частично смертен) хватит за глаза!

Рейнеке грамотно выдержал паузу, испытующе пробирая публику своим страстным, огненно-ледяным, как сияние кометы, взглядом.

– Но прежде, пусть это мелкое существо, Евгений Майский, в прошлом Цветков, принесет мне в своих дрожащих, обожженных лапках дневник Беннетта и все то, при помощи чего мы претворим его идею в жизнь!

Волна оваций накрыла сидящих в зале. Аплодировали все, кроме Селены.

– Сэр! – обладатель серого смокинга в очередной раз привстал с софы.

– Сядьте!

– Сэр, мне…

– Вайпер! На место.

Джентльмен подчинился, мучительно поджав губы и стиснув кулаки.

– Селена, подойди сюда! – скомандовал Рейнеке.

Селена молча приблизилась к нему. Внешне она была совершенно спокойна, благо, в невидящих глазах ничего нельзя было прочесть.

– Ты ведь хочешь меня о чем-то попросить?

– Я… нет.

– Почему ты не хлопала? Тс-с… Тихо, тихо, я все знаю, – Рейнеке перешел на вкрадчивый шепот, проникновенно кивая головой.

Селена почувствовала, как у нее сжимается сердце.

– Ты ведь не хочешь испортить всем праздник? Зачем тебе этот ошметок, который за десять лет ни разу не посмел явиться к тебе живьем? М-м?

– Сэр, я… м-могу только умолять вас.

– Ты бедная слепая овечка, застрявшая в побитых молью девичьих фантазиях о прекрасном рыцаре. Тебе скоро тридцать, Селена! Юная овечка рискует превратиться в старую, никому не нужную овцу!

Незрячая с первых дней жизни Селена пыталась представить, каково на ощупь лицо говорившего с ней. Она хорошо чувствовала эту злую зубастую улыбку, со щелями в уголках рта, сухие, тонкие губы, непременно костлявый, возможно крючковатый нос, круглые, почему-то тоже сухие, как у мертвой рыбы глаза, окруженные паутиной мелких морщин.

– Давай так Селена, – ласково продолжил Рейнеке. – Сейчас ты просто забудешь о нем. Как будто никогда его и не встречала. Тебе понятно? Забудь о нем!