– Позвольте сказать слово, – подал голос Урагон, начальник войск.
Артагон молча кивнул.
– Владыка лесов уже сказал, что варвары держат путь в наши земли. Но будет ли вам интересно узнать, что несколько дней назад они одержали победу над войсками урмов на западе Чёрного Рога. Эта победа доказывает, что народ Орлиных Гор собрал прекрасную армию.
– Стало быть, горные княжества объединились, – заметил Сараней.
– Да, – сказал Урагон, – я, как человек много лет проведший в боях, думаю, что Орлиные Горы и впрямь объединились и теперь представляют реальную силу и… угрозу.
– То есть, у нас два противника? – воскликнул Артагон. – Урмы и варвары!
– Мы избавимся от них за один удар, – сказала Унфиль, – сильфы и воины Армаланта вместе станут такой силой, которой не видела ещё земля! С нашей помощью вы сможете летать и перемещать ваши силы по воздуху.
– В то же время, не лучше ли взять в союзники и варваров? – старый Киррбрегг подошёл к карте и сучковатым посохом указал на Орлиные Горы. – Они всегда считали Армалант достойным королевством и не станут обманывать вас… если вы не станете обманывать их.
– Совершенно верно, друг мой, – вставил Сараней и тут же добавил для короля, – И не забывайте, Мэла уже обещана их принцу. Кстати, их мужи относятся к женщинам почтительно и всегда верны им. Потому даже мы можем назвать их рыцарями.
– Ваше Величество, – прошипел Полимор, – не слушайте его. Велите ему уйти и не смущать ваш светлый ум!
Артагон поглядел на Саранея, затем встретился глазами с Унфиль, чей взгляд жёг огнём, и кивнул.
– Сараней, при всём моём уважении, ты не хочешь услышать меня. Наш разговор заходит в тупик. Лучше тебе идти дальше своей дорогой.
– Но как же быть с Орлиными Горами? Как же честь? – удивился Киррбрегг. – Во времена моей молодости такое не прощали. Не боитесь ли вы гнева варваров, король? Их мести.
– Послушай мудрого владыку, – согласился Сараней.
Полимор выскочил вперёд и протянул корявый палец в сторону Саранея.
– Молчи, казеец! Тебе было сказано уходить!
– Если бы я тебя не знал, Полимор, – спокойно сказал Сараней, – решил бы, что ты хочешь служить Хорнозабулу и делаешь всё, чтобы поскорей пришло его царство.
На это Полимор не нашёлся с ответом, а только позеленел и издал отчаянный стон.
– Но, видимо, этот мир обезумел настолько, что кануть в бездну – единственный для него выход, – Сараней не выдержал и голос его дрогнул.
– За такие слова следовало бы кинуть тебя в темницу, – прошипел Полимор.
– Как бы там ни было, – начал Артагон.
Но не успел окончить речь. Страшный гул, словно небо крошилось и сыпало глыбы, ворвался в залу. Все бросились к окнам. Там, на фоне млечной высоты и первых вечерних звёзд, проступило чёрное пятно, воронка пустоты. В ней сверкнула молния. Чернота вдруг объяла весь зенит, и растеклась кляксами на полнеба. Гул повторился, и на этот раз из него образовался хохот. Полный демонического ужаса, больше похожий на грохот лавины или рёв водопада. Но это был именно смех.
– Хорнозабул! – крикнул Сараней, хотя крик его растворился в шуме.
И в ответ ему пришёл ещё более ужасный, вызывающий истечение крови из ушей тех, кто слышит его, звук: «Эом! Эом! Эом!» Бьющий в рёбра, рвущий сердце, отнимающий воздух у лёгких и свет у глаз.
– Это последнее его предупреждение!
Сараней спешил по бесконечным лестницам. В его посохе светился золотистым шар из сердолика. Этот камень – путеводитель в делах человеческих чувств. Посох должен был вывести мага к Мэле, и вот уже сапоги Саранея ступали по прибрежному озёрному саду. Здесь, у берега, вдали от пыльных каменных высот замка, было излюбленное место знатной молодёжи. Сады охранялись отборными гвардейцами, попасть в них можно было через три прохода, и на каждом сведущие стражи проверяли лица входящих. А затем… всё терялось в листве, птичьем пересвисте и плеске спокойных вод огромного озера.
Парочки бродили по аллеям, но Сараней знал – дочь короля может быть либо в сопровождении свиты, и тогда её легко можно будет увидеть издалека, либо в самом потаённом уголке. Там, где надёжная защита от соглядатаев, интриганов, злых языков и разносчиков сальной молвы.
Это оказался второй вариант. Посох с сердоликовым навершием указал Саранею на далёкую заводь за последним мостом. Уже собиралась ночь, и по всему саду горели масляные фонари-факелы. Пламя отражалось в медных пластинах, а те, в свою очередь, отражались в воде. И лёгкий трепет листвы, и алмазная россыпь звёзд, и этот медовый огонь на водах – что ещё нужно, чтобы похитить у возлюбленной поцелуй? Или что похлеще поцелуя – благо, здесь было множество укромных уголков.
Сараней проходил мимо скамеек, мимо гуляющих парочек, мимо озорных взглядов и румяных улыбок, и, наконец, вышел на дальний мост. Здесь уже не было фонарей, и в свете звёзд на фоне лунной дорожки он увидел два силуэта. Они сидели на берегу, девушка положила голову на плечо молодого человека, и нежная тишина изредка нарушалась её мурлыканьем. Сараней понял, что это была Мэла. Он накрыл плащом голову, чтобы стать невидимым и попытался разглядеть, кто был человек рядом с ней, но темнота и неподвижность мешали ему. Казалось, влюблённые сидели тут целую вечность, и могли просидеть ещё столько же. В свете звёзд Сараней увидел, как блестят щёки Мэлы, смоченные слезами. Было ясно – она прощалась с возлюбленным. Её выдавали замуж за того, кто был ей неприятен и чужд. И любовь её должна была умереть.
Сараней почувствовал особую энергию – силу несчастного сердца, страшную силу убиваемой любви. Раненная, она собирала запасы всей своей стойкости, и, как загнанный охотниками зверь, была особенно яростна перед лицом погибели. О да, это была поистине великая магия! Магия, доступная каждому простому смертному. Магия любви.
Сараней вдруг понял, почему Хорнозабул хотел увидеть её своими глазами – видно, жрец бездны чувствовал в воздухе особые токи силы, и не мог объяснить их. Тот, кому любовь была неведома, кто был соткан из тьмы и ненависти, кто мог только пожирать, и никогда – дарить, тот будет поражён силой света, исходящей из сердец любящих. Это так просто, так наивно, как и любая истина. Простота и наивность истины любви – это её маска, прячась под которой любовь тайно действует в нашем мире, незаметно верша самые великие дела. А мы думаем, это герои, а мы думаем, это власть и сила… нет, друзья – это всего лишь любовь.
***
И ночью мир лежал тихий, как пламя свечи. И крестьянин ложился спать усталый и гордый дневным трудом, и ремесленник осматривал расписную амфору, любуясь делом рук своих, и солдат крепко спал, зная о скорой утренней вахте, и видел во сне мать и невесту. Угли тлели в печурке пастуха, угли тлели и в камине лорда. Час ночной тишины, ласковый, как женские руки, справедливый, как слово отца – надолго ли он останется таким?
Зарница полыхала на горизонте, и только рыбаки на озёрах с зачарованным страхом вглядывались в неё. Далёкие раскаты были не обычным громом, гул пронизывал всё – воздух, землю и саму воду. Огонь молний зелёным мертвенным светом раскалывал чёрные тучи. Звёзды гасли одна за одной, на царство людей надвигалась новая ночь. Ночь ночи и тьма тьмы, в которой не выживал ни один свет – ни свет звезды, ни свет души.
Рыцари шли по широкой долине, их оставалось семеро. Хум шёл впереди, как самый молодой и зоркий разведчик. За ним следовал Торбор, он вёл на поводке связанного урма. Его хотели убить после недавней атаки мертвецов, ведь всем было ясно – именно урм завёл их в это логово. Но он всё ещё оставался единственным проводником, и Грай приказал оставить ему жизнь.
Грай ступал, держась за плечо товарища. Зрение так и не вернулось к нему, и он, как волк, шёл, вскинув подбородок, словно нюхая воздух.
– Простите меня, братья, – сказал он на привале, – что из-за меня погибли наши товарищи. Что я позволил ослепить себя.
– О чём ты говоришь! – возмутился Торбор. – Мы идём с тобой, потому что верим в тебя, потому что сами выбрали этот путь.
– Верите…, – горько усмехнулся Грай, – я не знаю, во что теперь верить. Я шёл брать в жёны королевскую дочь. А теперь – кому нужен слепец?
– Возможно, скоро нам всем нечего будет видеть, – заметил Торбор.
Он вглядывался в небо – зеленоватая зарница полыхала всё ближе. Но надвигалась она не с горизонта, а словно опускалась с высоты. Урм, шедший на поводке, пригнулся и ссутулился. В его маленьких чёрных глазах читался испуг. Он раззявил рот и протянул:
– Это смерть! Это сме-е-ерть! Нам не уйти.
Он дёрнулся, но Торбор натянул поводок.
– Нам-то, может, и уйти, а вот тебе точно крышка.
– Глупцы! – взвизгнул урм. – На что вы надеетесь? Бегите и забивайтесь в норы, прячьтесь!
– Заткнись и пошли! – Торбор дёрнул верёвку, и урм поскакал вперёд. Он уже не понимал, куда идти и где кончаются топи, но чтобы его оставили в живых, делал вид, что места ему знакомы.
– Смотрите, там река! – крикнул Хум.
Он первый взошёл на откос, и увидел широкую ленту воды, отражающей луну. Вскоре весь отряд спустился к реке.
– Там кто-то есть.
У берега происходило движение. Отряд приблизился, прячась в тенях. Это оказался рыбак, вытаскивающий лодку на берег.