Светлые дни и ночи

– Можно обратиться к вам с одной маленькой просьбой? – начинает Валентин, пригубливая горячий кофе по-турецки, – Пообещайте, что исполните!

– Вы ставите меня в неловкое положение. Ведь я не могу пообещать то, не знаю что.

– Она слишком незамысловата, выполнить её не составит труда.

– Ну, тогда я попробую не разочаровать вас.

– Не покидайте меня сразу. Вот теперь, вслед за чашечкой кофе. Вы обречёте меня на бессонную ночь.

– Вы будете писать стихи? – проговаривается Анна.

– Как вы догадались?

– Ну, вы так складно говорите. В вас столько неподдельного романтизма. Да и вообще вы не такой, как все.

– Как все?.. Это давно стало неинтересно. Вы знаете, Эля, если я не буду оставаться самим собой, таким, каким меня создал Бог, я… сопьюсь. Или вскрою себе вены. Хотя, нет, это вряд ли. Это для красного словца. Порисоваться. Но мне незачем врать вам. Вы не представляете как это совершенно невозможно – быть таким, как все. Знаете, я ведь даже не представляю, как они, ну эти все, там живут, чем занимаются? Почему у них так, а не эдак, зачем то вместо сего. Отчего так? Может быть, вы подскажете?

– Я так мало вас знаю, – осторожно начинает Анна, – мне пока совсем нечего вам ответить.

– В ваших словах скрыт намёк на то, что вы не против узнать меня получше. Значит, разрешаете мне, как минимум, проводить вас.

– Это подразумевалось и без слов. Куда я одна пойду так поздно?

– Действительно. Извините, я вас ещё очень стесняюсь.

– Не заметила. Но, если так, то почему?

– Вы – совершенны, я же – ничтожен. Вам не понять этого.

– Пожалуйста, не говорите больше мрачных вещей!

– Простите. Постараюсь.

– Идёмте! Действительно уже поздно.

– Да, конечно. Счастливо, старина Геворк!

Геворк поднимает в ответ ладонь, которая лоснится не менее самого Геворка. Когда Анна проходит мимо него, он вновь ей подмигивает. «Неужто и вправду догадался? Он – единственный проницательный человек в этом логове самовлюблённых нарциссов».

Южная ночь принимает парочку в терпкие объятия. Городок вымер и безраздельно властвует тишина, наполненная лишь пульсом неутомимых сверчков и цикад. Море застыло, превратившись в лунное желе. Хрустальная лунная дорожка убегает в даль. Ни облачка. Звёзды не видны лишь там, где их засвечивает почти полная луна, да ещё там, где их загораживают силуэты гор. Лёгкие шаги будто царапают асфальт, отзываясь в нём легким поскрипыванием занесённого ветром речного песка. Набережную минуют молча.

– Вы курите? – интересуется Валентин. – Нет? Тогда позволите мне закурить?

Анна отрешённо кивает, а сама прислушивается к своему странному состоянию, умиротворённому и упоительному, несмотря на погружение в роль. А может в этом и заключается актёрский профессионализм?

Валентин охватывает её талию и тут впервые у него появляется странное ощущение, что это с ним уже происходило. Что он уже держал эту талию, видел это прекрасное лицо, слышал этот голос. Что-то непостижимо родное, до слёз свое, естественное, было в невинной прогулке с этой чарующей женщиной. Это, наверное, и есть настоящая любовь? Когда с первой же минуты ты испытываешь такой фантастический комфорт, что, казалось бы, всю жизнь только и делал, что пребывал в нём.

– Эля, вы верите в любовь с первого взгляда?

– Конечно!

– А я считаю, что если любовь и бывает, то именно с первого взгляда, а не с какого-нибудь там тринадцатого. Я верю в судьбу. Последнее время я только и занимаюсь тем, что создаю магическое поле, которое могло бы притянуть ту самую, единственную женщину, перед которой я упал бы на колени.

– И вы считаете, что наша встреча не случайна? – хитрит Анна-Эля.

– Ещё бы! Мне невероятно трудно сейчас не терять головы…

– А вы не стесняйтесь – теряйте. Я хочу узнать вас настоящего.

– Вы действительно хотите знать, какой я мерзкий на самом деле?

– Почему бы и нет? Ведь в мерзость я не верю. И, в конце концов, не менее заинтригована вами, чем вы мной!

– Вы льёте бальзам, Эля.

– Не обольщайтесь, я только сказала, что заинтригована. На самом деле, мужчинам очень непросто мне понравиться.

– Вы опытны с мужчинами? Впрочем, такая женщина вряд ли лишена мужского внимания.

– Но вы, судя по всему, не менее опытны с женщинами. Так что дерзайте!

Валентин выразительно смотрит на чёткий профиль, обрамленный чёрными, как антрацит, волосами, бросает недокуренную сигарету и теснее прижимает к себе Анну.

– Почему уснули чайки? – начинает он, жестикулируя свободной рукой. – Представьте, вот эта сизая полоска зари, оживающее море, меркнущие звёзды… Это не просто заря – это старт новой истории. Я возьму вас за руку, вот так, и мы пойдём вон к тем холмам, из-за которых появится солнце, окунёмся с головой в его малиновую предутреннюю свежесть. Вы любите купаться в такой час?

– Вообще, это чарующе. Но сейчас я не готова.

– Что ж, не будем об этом…

– Скоро рассветет, а мы ещё совсем не спали. Поторопимся?

– Вы позволите остаться с вами?

– Что за вопрос? Конечно, нет! Ведь вы ещё не посвятили мне ни одного стихотворения.

– Вы коварны!

– Что вы! Просто я, как и всякая женщина, мечтаю получать комплименты высшей пробы. Кстати, а мы уже пришли.

Анна замирает у обшарпанной трёхэтажки, в которой накануне разведала проходной подъезд. «Только бы его не запирали на ночь!» – про себя взмолилась она.

– Только один поцелуй… – шепчет Валентин.

– Извольте, но только один.

– Но долгий…

Где-то сверху скрипит балконная дверь. Анна отстраняется.