Пленники вечности

– Поблизости стоит конная тысяча, что может примчаться быстрее ветра. Так что делать все придется тихо и споро. Никто же не хочет устроить войну с Данией, побить пушечными ядрами кавалерию, положить под копыта малочисленные абордажные команды?

Никто, конечно, не хотел подобного исхода.

– Ярослав, как коней ертаулу передаст, назад воротится. Он нарисует на папире деревеньку. А уж вы подумайте, как подойти незаметно, как высадиться, как уйти неопознанными.

– А сам Магнус знает, что его похитят? – спросил Аника. – Или придется в мешке тащить?

– Мал он еще, – проворчал Басманов, – такие вещи знать. Есть среди его тюремщиков верный нам человек. Каждый день, начиная с послезавтрашнего, будет он зажигать на башне ночные огни.

– Это хорошо. – Роде теребил бороду, чувствуя азарт. – Лодки о камни может разбить, волной перевернуть, в море отнести. А так – хоть в пучине не заплутают. Как мошки на огонь пойдут.

– Ас чего ты взял, что там каменистый берег? – напряженно спросил Басманов.

– В Дании других мест не бывает, – усмехнулся Роде. – Как и в Норвегии или в земле карелов. Фиорды, оскаленные каменными клыками щели, устланные валунами гавани. Надо нам множество лодок заготовить. Да получше нынешних.

– Я с вами пойду, – заметил Басманов. – На берег не полезу, останусь на когге. Нужно мне с юным Магнусом разговоры долгие разговаривать, лепить из мальчика мужа.

– Все корабли вести, или оставить часть отпугивать купцов от Ревеля? – спросил датчанин.

– В этом году, – вздохнул Басманов, – не взять нам Ревеля, чую. Много тому причин, и не последняя – непокой в земле польской. Так что нам все едино – есть там припасы, или нет. Все одно – что купцы завезут, то они за зиму съедят.

– А прикрывать караваны новгородские оставим силы?

– Много воли взяли новгородцы, – заметил Басманов, думая о своем. – Привыкли к безопасной навигации, диктовать начинают Москве, как дела с соседями вести. Не помешает им вспомнить, что изобилие нынешнее на северо-западной Руси явилось не вдруг, а под жерлами каперского флота.

– Выходит, идем всей флотилией?

– Государь велел охранять Магнуса пуще зеницы ока. В нынешнее смутное время один друг на западе нам важнее, чем десять торговых караванов.

Глава 22

Сражение

Каперская флотилия с попутным ветром ушла далеко от ливонских берегов, а в открытом море повернулась на запад и двинулась в сторону Дании. Басманов вдруг начал жестоко страдать от морской болезни, чего с ним раньше не случалось. Видимо, начал все же сказываться возраст и беспокойный образ жизни последних лет.

Князь заметно нервничал. Понимал, что датское дело – наиважнейшее. Но в то же время из головы не шли поляки, копошащиеся в тылу Серебряного.

– Стоило дать ему добро на взятие Феллина, – размышлял вслух хворый князь, вышагивая вокруг карты. – Пусть и большой кровью, но взял бы без сомнения. А за стенами, да при полном нашем морском господстве не страшны бы ему сделались поляки.

Однако Очин-Плещеев, убывая на Вологодчину, намекнул родичу: – дескать, царь сам желает прибыть к войскам, возглавить штурмы самых знаменитых и крепких городов Ливонского Ордена.

Дело хорошее – при царе и обозные воеводы начинали резвее суетиться, и армия подтягивалась, творя чудеса. Вот только у великого князя московского отчета не потребуешь. Неясно, когда он соизволит явиться к полкам.

– Курбский тоже хорош, нечего сказать, лис старый, – бормотал опричник. – Не желает торчать в Ливонии, пока там ничего важного не делается. Ждет, когда выведет Кестлер в поле свое последнее воинство, после которого останется только брать при помощи флота и орудийной канонады приморские города.

В явную и открытую измену «казанского покорителя» Басманов в душе не верил. Знал, как падок до всего западного Курбский, как жаждет земель для своего рода на юге, за чертами засечными. Ведал, что обильна и странна переписка между воеводой русским и польско-литовским двором… И все же не верил.

Давно не случалось такого на Руси, чтобы именитый человек, вознесенный к самым чертогам властным, обласканный царем и любимый в народе, вдруг переметнулся к врагам. Пожалуй, со времен монголо-татарского господства не случалось подобного конфуза.

Положа руку на сердце, опричник скорее доверил бы войска степенному и хитрому Курбскому, чем излишне горячему Серебряному. Но много, слишком много странного окружало нынче фигуру героя казанских походов.

В уме перебирал Басманов имена других воевод, имевшихся в распоряжении России.

Плещеев…

Неопытен, хоть умеем востер. Ровно Никита Романович, излишне горячится, рати не жалеет в погоне за быстрой победой. Похож на ливонских полководцев. Конечно, клин клином вышибают, но менять на него Серебряного глупо. Да и в войсках любят нынешнего командующего. Особенно – после Тирзенской удачи.

Мстиславский…

Поднаторел ногайца гонять, а в войне европейской мало что смыслит. Не верит в пушечную пальбу, предпочитает бить врага в поле, одним ударом, но при этом слишком долго ищет позицию, маневрирует, утомляет полки. С кочевниками такая тактика себя оправдывает, но ей-богу – забьет он рвы ревельские да феллин-ские костьми русских ратников. Не годится!

Котырев– Ростовский…

Этот степенен, вдумчив, про современные виды оружия знает все досконально, но не любит гоняться за врагом. Есть в нем что-то не от родовитого дворянина, а от крестьянина крепкого. Любить стоять в обороне, стоек, упорен. Его-то уж точно нужно срочно отправлять в Аивонию, хватит в Посольском указе папиром шуршать. Не ровен час, вновь начнут немцы огрызаться, подобным ему цены не будет. Никогда больше не должна повторится Рингенская катастрофа! Но дать ему главные полки и велеть завоевать страну – верный путь к тому, что продлится кампания до следующего царства. Нет в нем задора, порыва и страсти.

Воевода Барбашин…

Тут разговор особый. Это самый настоящий рыцарь, природный кавалерист, мастер маневра. Пушки и осадные обозы ему только помехой станут, впрочем, как и пешая рать. Вот кому ертаулом командовать, изнурять ливонцев постоянными наскоками, мешать им сосредотачиваться, рассеивать обозы и резервные сотни. Его также необходимо выкурить из Пскова и срочно направить к основным силам…

Басманов устало вздохнул, выпил кислого кваса, с неудовольствием прислушался к недовольному урчанию желудка. Морская болезнь не отпускала.

– Столько всего не доделано, – ужаснулся опричник, – а я сейчас болтаюсь в этом корыте между водой и небом, за тридевять земель от армии. И весточку не пошлешь…

Однако в какой-то мере он был доволен.

Именно за это любил Басманов крепкие лодьи. В деревянных недрах морских коней ему как-то по особому легко думалось, самые запутанные ситуации представали вдруг простыми и ясными. Оставалось только головой мотать, не понимая, как же ему все раньше не виделось в этом свете.

– Вот победим, – пообещал себе Басманов, – поставлю где-нибудь в Дерпте терем, похожий на когг. Ни у кого такого не будет, весь свет удивится.

В это время он услышал тревожный клич вахтенного рога.

– Что случилось? – спросил опричник, подходя к носовому возвышению.

Вместо ответа ратник указал вперед, на приближающиеся паруса.

– Кто такие?

– По виду – даны, хотя паруса какие-то странные. Может – аглицкой земли суда?

– Если бы англицкой! – проревел белугой Кар-стен Роде, крючьями закрепляя на боках кирасу. – Это свены. Да не какие-нибудь витальеры, а королевские когги.

– Мы же с ними не воюем, – удивился Басманов нервной реакции датчанина.

– Мы, то есть Русь? Она, конечно, не воюет. Но разрази меня гром и проглоти дельфин Морской Девки, если шведы, да еще и на трех сильных судах пройдут мимо каперов. Мы же для них вне закона, словно звери дикие. Знатный трофей.

– А договориться никак нельзя? Сейчас нам драка совсем ни к чему. Может, просигналить о переговорах? Я сам на лодку сяду…

– Они все равно нападут. А потом на все расспросы станут пожимать плечами – какой-такой князь Басманов? Где? Может – сам за борт вывалился?