Квартира в строящемся доме

Мне стало жалко несчастного духа.

– И давно пытаешься вспомнить? – поинтересовалась я.

– Да уже целую вечность, ? пожаловался тот. – Помню, важное что-то было, но что именно – не вспомню, хоть убей.

Мой мужчина был менее сострадательным.

– А обязательно было именно к нам приходить, а? – с досадой поинтересовался он. – То есть, из всех комнат ты выбрал именно эту и именно нам испортил ночь жаркой любви?

– Ой, да любитесь на здоровье, ? махнул призрак своей прозрачной лапкой. – Чего я там не видел, сам ведь живым был, молодо да зелено. И разве же я мешаю? Я же как мышка тут сижу. Ну, вздохну время от времени, но я же тихонечко. Я вообще уходить уже собирался, мне надо… о боже! Чайник! Я забыл чайник с огня снять!..

Экскурсия

– Слышь, засранец малый, ? это батя с работы пришел, ? сюда иди, говорят тебе!

Я пулей вылетел в прихожую, где батя, зубоскаля, наградил меня сочной приветственной оплеухой. Мамка тоже лыбилась, вытирая мокрые руки о домашний халат.

– Да неужто в психушке переучет, что тебя выпустили? ? прокомментировал папкино возвращение я, потирая затылок. Мамка аж ладошками прихлопнула.

– Ах, гляди, Колян, растет заморыш-то твой, весь в папку, стручок мелкий!

– Я те, сынка, бошку откручу, ? батя потянулся, чтобы потрепать меня за волосы. ? Тока знай, спидозный: выкабениваться будешь супротив папки – шкуру спущу. Усек?

– А то! – я даже разрешил папке ухватить меня за ворот рубашки и хитро вывернулся, использовав приемчик, который мне Васюня в школе показал. – Вот вырасту я, старый ты хрыч, и в землю тебя закопаю, усек?

Я обожаю наши семейные нежности. Учителя в школе часто вызывают мою мамку и говорят, что они с батей меня слишком балуют и мало бьют, но мамка им всегда говорит, что это не ихнее собачье дело и она им глаз на жопу натянет, если они еще раз заикнутся супротив ее милёнка и малого паскудника. Вообще наша семья типа культурная: мы не деремся всерьез, ну разве что от страсти папка мамке или мне порой фингал поставит. Иногда мои школьные кореши даже теленком нежным обзываются, но пес с ними, с этими голодранцами: они просто завидуют нашим семейным отношениям.

– Кровинушка, ? папка растер по роже слезу, набежавшую из правого глаза. – Ну шо, отряд обосравшийся, угадайте, что я вам за гостинчик принес?

Мамка вопросительно надломила нарисованную бровь, да и я потянулся. Батя целую вечность копошился в кармане и наконец швырнул на трюмо в коридоре три мятые бумажки. Я потянулся к одной, но мать хлопнула меня по руке.

– Клешни свои убрал! – и скоренько схватила и развернула одну из бумажек. Мамкины накрашенные глаза чуть ли не до бровей вылезли.

– Колян, ну ты дегенерат, столько, небось, бабла отвалил! – потянула она, передавая бумажку мне. Папахен прятал в прокуренных рыжих усах довольную ухмылку. Я взглянул на бумажку и завопил от восторга:

– Ну даешь, алкаш проклятый!

Это была не просто бумажка, а всем бумажкам бумажка – билет на экскурсию в Ап-таун. Там, где одни грамотеи и богатеи живут, вот что это за место! Эти говноеды в жизни слова плохого не скажут, им все: «будьте добры!», а они такие: «да пожалуйста!». Васюня рассказывал, что мамка его с новым хахалем ездили туды в экскурсию. Говорит, ну чмошники: бормотуху не готовят, крыс не едят, по утрам бегают – и не от копов вовсе, а для настроения бегают! Выгуливают собачек и – вот уроды-то! – дерьмо их собирают в специальные мешочки. Короче, дикие люди, хорошо, что живут в резервации, хоть не заразят никого.

И вот батя надыбал где-то три билета туда, в этот Ап-таун, к буржуям этим недорезанным. И мы поедем смотреть, как эти малахольные розмарин на подоконнике выращивают!

Слово-то какое ущербное: розмарин. Вы вообще слышали про то, чтобы кто-то ел розмарин?

Назавтра мы всей семьей встали пораньше и поперли на автовокзал. Там уже строилась очередь – ехать на экскурсию, и мы встали в самый ейный хвост. Я увидел, как через площадь Леха с моей школы плетется на учебу и стал орать да махать лапами своими – пусть знает, голодранец, что батя возит меня во всякие места мазовые!

– В очередь, выродок мелкий! – работник автостанции, приставленный к нашей колонне, пару раз огрел меня дубинкой по спине и шее.

– Стой рядом и не зли этого фраера, ? мамка дернула меня к себе поближе. Мне не было ни больно, ни обидно, но порядка ради я выкрикнул:

– Ну гнида, подойди еще раз – глаз на жопу натяну! – и погрозил кулаком.

Работник станции кивнул, приняв обратную связь от меня, и продолжил обходить очередь. Это работа у него такая – следить, чтобы сильных беспорядков на станции не было и в очередях не возникало большой поножовщины. Рожи расквасить друг другу народ у нас всегда был не дурак, и на это автостанция закрывала глаза. А вот поножовщина – дело другое, наказуемое, потому как при дерзости нашей народной мог пассажир с пером в рукаве запросто и водилу прирезать на месте, если тот остановку пропустит.

Вскоре подошел автобус, и не такой, как у нас ходят – приземистый и ржавый – а какой-то невероятно большой и белый, и очередь одобрительно загудела: видно, что экскурсия уже началась.

– Вот ведь альфонсы, ? папка с уважением сплюнул на землю. Под вопли сотрудника станции и прыжки дубинки очередь стала залазить в белый автобус; я пробрался к окошку, отогнав пинками писюрву, и проторчал там всю дорогу. Публика в автобусе подобралась состоятельная и культурная; на задних сидениях чинно распивали самогон, а в голове автобуса вели беседы за жизнь и политику.

– Жирафа ты сутулая, ? папка нежно двинул кому-то в челюсть, ? шо ты понимаешь в структурировании данных?

– В жопу иди, ретроград, ? отозвался собеседник, натянув батину кепку ему на нос, ? я за мировым опытом слежу, собака ты бешеная! Да моя Нюрка больше понимает в базах данных, чем ты!

Нюрка, как и другие бабы, сидела тут же, важно лузгая семечки, и ярко-малиновые ногти только мелькали возле накрашенного рта. Картина за окном менялась; на смену родным панелькам пришли одинокие покосившиеся домишки и просторные свалки, затем стали появляться зеленые лужайки, а потом как-то неожиданно и совсем буднично появился небольшой аккуратный домик. У него была серая крыша и белые стены. Дом был обнесен коричневым забором, во дворе я увидел машину.

– Батя, смотри, – не выдержал я, ? хата буржуйская!

И стар, и мал в автобусе обернулись к окну. Мы проехали один домишко, затем и другой, а потом они стали попадаться уже часто. Чем дальше мы ехали, тем выше становились дома и тем больше на дороге появлялось крутых тачек.

– Смотри, хрыч едет со своей телкой, ? я так засмотрелся, что не заметил, как какой-то мелкий прильнул к окну рядом со мной. Он с удовольствием рассматривал, как парень с девкой едут в машине без крыши. Идиотизм какой – машина без крыши. Зачем она нужна, если дождь пойдет? Не пойму я этих фраеров: бабло им девать некуда, что ли?

– Ну ты, мелкий, ? я дал пацаненку легкий подзатыльник, ? свали в туман, я тут стою!

В ответ крысеныш метко высморкнул нос в мою сторону и пристроился с другой стороны окна. Можно было вломить ему, конечно, но это как в церкви гадить: не к месту выписывать люлей, когда едешь на экскурсию в Ап-таун. Наконец автобус остановился, и сотрудник автостанции, который, как выяснилось, сопровождал нас во время всего маршрута, дубинкой помог всем выйти из автобуса.

– Охренел, что ли? Деньги же плочены, ? возмутился папка, потирая ушибленное дубинкой плечо.

– Тихо, ? гаркнул сотрудник автостанции. – Добро пожаловать, и сегодня я ваш экскурсовод. Значит, так, дамы и господа. Мы с вами находимся в резервации. Тут живут одни дикари. Ходим между ними на цырлах, с местными в нежелательный или половой контакт не вступаем, смотрим глазами, скарб не трогаем, а то вломлю. Усекли?

Сперва мы отправились в местную школу; там детишки сидели за столами и что-то калякали в тетрадях. Сразу видно – дикие люди: зачем в школу ходить, если не ради махача.

– Проходите, соблюдайте тишину, ? подгонял нас сотрудник автостанции. Ему, видать, неплохо забашляли как экскурсоводу, потому что он спрятал дубинку и не доставал ее вовсе. Типа, культурный.

– Кретины, ? прыснул крысеныш из автобуса. – Сидят, пишут. Умора!

В коридоре нам встретился высокий седой мужик; как объяснил нам работник автостанции, это директор школы. Он был одет совсем по-фраерски, в серый костюм, и у него был настоящий галстук. Странно то, что от него вообще не пахло куревом; вокруг мужика воняло чем-то сладким и горьким одновременно.

– Здравствуйте, молодой человек! Как вам наша школа? – неожиданно мужик улыбнулся и протянул мне руку.

– Батя, это педик? – решил уточнить я. Папахен на всякий случай отодвинул меня рукой, а мужику сказал беззлобно:

– Ну ты, в табло захотел?

Наверно, правы учителя в школе – предки меня слишком оберегают. Я бы и сам ему вломил. Тут только надо точно знать, что перед тобой педик, и дальше все само как-то наладится.

Мужик убрал руку, развернулся и ушел, что-то бормоча.

– Во как с педиками надо, понял, сына? – обернулся на меня батя. Я кивнул и плюнул в сторону.

После школы нас завели в местную кафешку. Вся экскурсия там не поместилась, поэтому мы заходили по 6 человек. С нами пошли двое папиных сотрудников и одна незнакомая жирная баба.