Квартира в строящемся доме

Я кивнула.

– Текущая работа, образование, рабочая квалификация?

– Нет, стоп, как же так! Рабочая квалификация мне еще понадобятся. Чем же я на жизнь зарабатывать стану? Да и образование лишним не будет. Можно их как-то оставить? – возмутилась я.

– Девушка, – тетка посмотрела на меня, приспустив очки. – Или полный возврат, или компенсация в виде незабываемого романа, хорошего летнего отпуска, щедрого заказчика и других приятных мелочей. Может, лет через пять у нас будет и частичный возврат, но пока – только так. Или все, или ничего. Решайте!

– А быстрее нельзя? – спросили из очереди за спиной.

– Давайте полный возврат, – пролопотала я. – Начну с чистого листа и…

– Текущая работа, образование, рабочая квалификация?

Я кивнула.

– Дом, машина, другое движимое и недвижимое имущество, полученные и заработанные в возрасте старшем, чем новые настройки?

– Совсем нельзя?

Тетка покачала головой. Я кивнула с тяжелым сердцем.

– Скажите, а многие вот так переспрашивают? Можно ли, чтобы дом, машина, все добро нажитое осталось? – поинтересовалась я.

– Все до единого, – тетка вернулась к анкете. – Финансовый доход?

Кивнула.

– Нематериальные ценности?

Кивнула, конечно. Потом поставила на листике подпись и получила бумажку с номером заявки.

– Если через 21 день вы не проснетесь восемнадцатилетней, приходите в наш сервис центр, и уточните, на каком этапе рассмотрения ваша заявка, – объяснила тетка.

И только отходя от прилавка, я сообразила.

– Скажите, а привязанности и чувства – они в нематериальных ценностях были? – тетка кивнула.

Эх, а я так влюбилась в 20 лет! На всю жизнь! А через две недели могу и не вспомнить об этом! Вот ведь обидно!

А о будущем ты подумал?

– Ты бы сделал хоть что-то полезное, – раздражённо посоветовала мама, снимая плащ. Я жевал бутерброд с колбасой и запивал сладким чаем, попутно пролистывая ленту в Инсте. Честно говоря, я не уверен, что вообще можно делать что-то более полезное.

– Я и делаю. Я ем, – объяснил я. – Есть полезно, сама говорила.

– А для меня ты хоть что-то сделал? – трагическим голосом поинтересовалась мама.

– Ну, я три бутера сделал. Два для себя, один, возможно, для тебя. Это как разговор пойдет, – сообщил я.

– Ты совершенно не думаешь о будущем, – сварливо заметила мама, расстегивая сапог. – Другие в твоём возрасте спортом занимаются. Учатся! Два века тому люди в твоём возрасте уже семью заводили, детей рожали! А ты в телефон пялишься.

– Давай предположим, что я прихожу к тебе и говорю, что завтра рожу ребенка, – предложил я. – Ты меня убьёшь. Что будет очень глупо, потому что лучше дать мне родить: уверен, что рожавший мужчина получает какую-то крупную премию.

– Ага, получает. Премию Дарвина, – мать была не в настроении. Хотя когда мамы вообще бывают в настроении? – Я тебя спрашиваю: ты о своём будущем думал?

– А что о нём думать? – удивился я.

– Ну, чем ты заниматься будешь? Чем деньги зарабатывать? Где жить? Вот я тебя спрашиваю…

– А, ты об этом будущем, – махнул я рукой.

– А о каком другом? – удивилась мама.

– Ну, я думал, ты о глобальном будущем спрашиваешь…

– А это что, не тот масштаб для тебя уже, а, мыслитель? – взорвалась мать.

– Вообще-то да, – аккуратно заметил я. – Что об этом думать-то? Через год я закончу девятый класс и уйду в колледж. Выучусь на технолога пищевой промышленности. Переведусь в универ. Буду учиться и работать. Десять лет помыкаюсь на низкооплачиваемой работе с ночными сменами, но опыт себе наработаю такой, что ого-го. Дальше перееду на работу в Польшу. Встречу там Машку. Ну, это я её буду называть Машкой, так её зовут Марыся. Будем пару лет встречаться, потом съедемся. Потом я куплю дом в пригороде Кракова и мы с Машкой поженимся. Ты будешь её не любить, пока внучку на руки не возьмёшь, потом смиришься. Затем у тебя случится инсульт, и мы заберём тебя жить к себе. Потом Машка родит двойню мальчишек, и мы ещё заведем собаку лабрадора. А потом врачи найдут у меня опухоль в кишечнике и через годик я умру.

– А я? – подала голос мама.

– А вы с Машкой будете хозяйство вести и детей растить. Будете выращивать фермерские фрукты и продавать. Клубникой все засадите. Все у вас хорошо будет без меня, не боись, мать. Ты у меня будешь крепкая старушенция.

Мама затихла, обдумывая.

– А дети? Ты о детях подумал? – наконец нашла, к чему придраться.

– Мать, ты мне пять минут тому хотела премию Дарвина давать за ребенка! – заржал я. – Чего о них думать? Вырастут. Не все, правда. Один из мальчишек-двойняшек умрет от менингита, когда ему будет 8 лет, но я этого уже не увижу. Зато у второго будет удачи – за себя и за умершего брата. Большой бизнесмен будет. Семью так и не заведёт, но детей по всему миру наплодит. Жалко, неделю до пятидесяти лет не доживёт.

– А что случится? – нетерпеливо ёрзает на табуретке мать.

– Конкуренты закажут. Два огнестрельных в голову, – объясняю. – Сутки пролежит в коме.

– А у дочки-то твоей семья будет? – аккуратно интересуется мама.

– Не, она в этом еще в юности разочаруется, – машу рукой. – До тридцати пяти будет пробовать разные отношения, но все будут приносить разочарование. Потом она увлечется одной артисткой и переедет с ней в Латинскую Америку. Где примкнет к народным волнениям и после всего будет представлять интересы женщин без семьи в местном парламенте. Возглавит феминистическую революцию, так сказать. Её там будут очень уважать, у неё будет куча друзей и врагов, но жить она до конца дней будет одна.

– Что у тебя за будущее такое, – вздыхает мать. – Все умирают, кого ни возьми.

– Ма, – я чуть не поперхнулся чаем, – так смертность же стопроцентная! Я тебе это уже третью жизнь подряд объясняю, а ты всё не веришь!

– И что, ничего уже не изменишь? – помолчав, уточнила мама.

– Ты купила молоко? – спрашиваю. Мама молча вытянула из сумки бутыль. – Тогда ничего не изменить, – пожимаю плечами. – Процесс пошел.

– И что же делать? – глаза совсем грустные.

– Бутербродик можешь взять, – напомнил я. – Вкусный, я хлеб маслом помазал. Чаёк тоже сладкий бери…