– Разве я мог допустить, чтобы вы все голодали?
Дени фыркнул.
– Возвращаемся в лагерь, – неожиданно заявил он.
– Что вы намерены делать?
– Я намерен навестить моего сеньора и покровителя, короля, – сказал Дени. – Возможно, он захочет послушать песнь.
Он сел на коня и поехал к замку, где жил Ричард. По дороге он репетировал свою речь, бормоча себе под нос: «Милорд, вы обещали, что я буду получать восемь пенсов в день… Подарка в пятнадцать серебряных марок хватило ненадолго… Не расточителен… Обещать и не исполнять… Расходы, лошади, струны для арфы.., » Все его доводы звучали не очень убедительно. Хотел бы он знать, куда на самом деле ушли деньги? Похоже, они текут сквозь его пальцы, словно тонкий песок. Чем ближе он подъезжал к замку, тем все меньше оставалось у него уверенности. К тому времени, когда он достиг цели, он желал более всего на свете найти какой-нибудь благовидный предлог, чтобы повернуть назад.
Он отдал поводья конюху и только начал подниматься по лестнице, как из дома вышел Ричард, одетый в короткую зеленую охотничью тунику, отороченную горностаем и с воротником из такого же меха. Кожаная шапка, завязанная под подбородком, скрывала его рыжевато-каштановые волосы. Он похлопывал по колену перчатками, которые держал в руках, и над чем-то смеялся вместе с полудюжиной рыцарей, сопровождавших его.
Дени отступил назад, испытывая огромное облегчение, поскольку явно не стоило обращаться к королю, когда тот собрался уезжать. Но Ричард заметил его и подозвал. Дени приблизился и низко поклонился.
– Так-так, мой дорогой Райньер, я не видел тебя много недель, не так ли? – сказал Ричард. – А как поживает твой проклятый менестрель, тот самый, который не мог не протянуть рук к чужому добру?
Дени пробормотал, что выпорол Гираута за его грехи.
– Уверен, тебе, должно быть, хорошо жилось последний месяц благодаря его воровству, – весело заметил Ричард. – Как вам это понравится, господа? Он сделал своего менестреля ручной обезьяной-воровкой! Тебе стоило бы купить малого, Лестер. Это ведь одного из твоих парней я повесил за воровство? Тем не менее отдадим должное мошеннику, он поет как ангел. Какие новые песни ты приготовил для меня, Дени? Неважно… Я услышу их вечером. Едем с нами, мы собираемся покататься.
Широко шагая, он двинулся дальше, а Дени, не знавший, то ли ему радоваться этому знаку благоволения, то ли опасаться злоречия Ричарда, присоединился к свите. Кое с кем он был знаком достаточно близко и, когда все сели на коней, поехал вместе с Балдуином де Каррео, молодым человеком с открытым, жизнерадостным лицом и кудрявыми светлыми усиками. Хотя тот едва вышел из юношеского возраста, но уже стяжал себе славу, отправившись в одиночку в Испанию сражаться под знаменами Кастилии против грозного Юсуфа Альмансора[152 - …сражаться под знаменами Кастилии против грозного Юсуфа Альмансора. – Имеются в виду продолжительные войны Кастильского королевства против берберских эмиров.]. Он был посвящен в рыцари на поле брани королем Альфонсо[153 - Альфонсо VIII– король Кастилии, успешно боровшийся с маврами.] и возвратился, чтобы служить Ричарду; богатые трофеи, которые он привез домой, вполне обеспечивали ему образ жизни, подобающий рыцарю. Он был наделен невероятной силой, имел кулаки величиной с палицу и был так же добродушен, как и глуп.
Ему весьма польстило, что Дени составил ему компанию, и он как мог поддерживал беседу. С удовольствием глядя на Дени голубыми, чуть навыкате глазами, он спрашивал:
– Э-э… а… трудно сочинять песни? Сколько нужно времени, чтобы написать одну? Э-э… а… однако как вы придумываете рифмы к словам?
Дени старался отвечать ему самым простым языком, тогда как Балдуин с напряжением следил за движением его губ, словно глухонемой, и восклицал:
– Честное слово? Не может быть! – А иногда употреблял и более пространные выражения, которым научился во время пребывания в Испании.
Вдоль восточного побережья острова проходила всего одна дорога – изрытый колеями проселок, тянувшийся по всему берегу от Мессины, мимо дюжины селений до Сиракуз. Несколько извилистых козьих троп ответвлялись от главного пути, поднимаясь в горы к дальним деревушкам, затерянным в скалах. Некоторое время Ричард вел отряд по основной дороге, но на пересечении с одной из таких горных тропинок они остановили лошадей, так как им навстречу с холма медленно спускался отряд французских рыцарей под предводительством графа Неверского. Одни были вооружены пиками, другие короткими луками, а через луку седла одного из охотников была перекинута туша дикой свиньи.
– Боже милостивый! – весело воскликнул Ричард, разглядев добычу. – Что у вас там, один из местных мужланов?
– Мы получили бы больше удовольствия, если бы это было так, – усмехнулся граф. – Мы облазили вдоль и поперек чертовы горы, и ни разу нам не попалась ни одна тварь, на которую стоило бы поохотиться. От отчаянной скуки Гильем только и подцепил вот этого поросенка.
– Куда надо ехать, чтобы затравить кабана? – быстро спросил Ричард, и все от души расхохотались. – Поехали с нами, – продолжал король. – Мы доберемся до того огромного утеса, который выдается в море, а затем возвратимся в мой замок и выпьем вместе вина.
Они рысью поскакали дальше, объединившись в одну компанию. Спустя некоторое время Ричард повернулся в седле:
– Дени, дорогой, подъезжай поближе и спой нам песнь.
Дени поехал рядом с королем.
– Ради Бога, что-нибудь поживее, – попросил граф Неверский. – Мы просто умираем от безделья. Спой нам песнь, где были бы сражения – одну из старинных лэ[154 - Лэ – короткая баллада.].
– Очень хорошо. С вашего позволения, милорды, я спою вам отрывок из баллады о Роланде и Оливье. Прошу о вашем снисхождении, так как у меня нет с собой ни арфы, ни виолы.
Он нахмурился, собираясь с мыслями, а потом спел им стих о том, как граф Роланд, стоявший во главе арьергарда императора Карла Великого, остановил огромное войско мусульман, напавших на него в Ронсевальском ущелье. Трижды его близкий друг Оливье просил его протрубить в боевой рог, позвав им на помощь войско императора, и трижды Роланд отказывался, молвив: «Никогда франкам не придется устыдиться моего имени, никто никогда не скажет, что Роланд испугался неверных». И они сражались, двадцать тысяч против ста тысяч, пока все из арьергарда не полегли мертвыми: архиепископ Турпен, Ансейс, герцог Беренгьер и все самые доблестные воины франков и с ними Роланд, бросившийся на свой меч.
Когда он замолчал, воцарилась тишина, которая лучше аплодисментов, и глаза многих увлажнились.
Граф, вздохнув, сказал:
– Ты пел прекрасно, сэр Дени, прекрасно. Не помню, когда еще я был так взволнован.
Ричард наклонился с седла и похлопал Дени по колену.
– Не представляю, зачем ты возишься со своим жалким менестрелем, – заметил он. – Твой собственный голос достаточно хорош и сладкозвучен.
– Благодарю, милорд, – отозвался Дени.
– Лично я всегда считал Роланда дураком, – сказал Ричард, качая головой. – Если бы он был одним из моих рыцарей, никогда в жизни я бы не доверил ему арьергард. Отказ позвать на помощь, когда противник превосходит его числом, просто нелеп.
– Но он был храбрецом, – возразил граф. – Он был преисполнен мужества. Вы же не станете утверждать, что рыцарь не должен обладать мужеством.
– Граф, – ответил Ричард, смерив его ироническим взглядом, – человеку, который вступает в бой, необходимо сохранять хладнокровие и здравомыслие. Мужество ничего не стоит, когда оно сочетается с глупостью. Если бы Роланд послушался совета своего друга Оливье и тотчас затрубил в рог, Карл Великий поспешил бы назад со всем войском и развернулось бы блестящее сражение на равных, так что доблестным рыцарям франков не пришлось бы погибать без пользы, а Карл Великий не потерял бы весь арьергард. Двадцать тысяч воинов! Что бы я мог сотворить с двадцатью тысячами! Несомненно, мой дорогой Невер, ты не думаешь, что Роланд доказал верность своему сеньору, пустив на ветер столько жизней из одного лишь тщеславия?
Лицо графа стало пунцовым.
– Милорд, я не привык, чтобы меня учили, как надлежит вести себя рыцарю, – твердо сказал он.
Ричард улыбнулся своей самой чарующей улыбкой и, перегнувшись через лошадь Дени, дотронулся до руки графа.
– Даже король не осмелится наставлять тебя в том, мой друг. Для всего войска ты образец рыцарской чести.
Граф был явно польщен.
– Тем не менее в самой песне сказано: «Роланд был смелым, Оливье был мудрым», – добавил Ричард. – И это в точности выражает мои чувства. Совершенный рыцарь может быть порывистым, упрямым, дерзким, если хотите, но совершенный полководец должен быть осмотрительным и мудрым и знать, когда лучше рискнуть, все поставив на кон, а когда отступить. Мужественно встретиться с врагом лицом к лицу – да, это подходящая тема для старинных лэ, это прекрасно и благородно! Но выигрывать сражения – совсем иное дело. И долг полководца как раз выигрывать битвы, а не вызывать восхищение.
Дени, слушавший очень внимательно, был глубоко тронут. Когда Ричард пребывал в таком настроении, он был неотразим.
– Милорд, – сказал Дени, – прошу прощения за то, что вмешиваюсь, ибо я ничего не понимаю в военном деле. Вы правы! Но, безусловно, Роланд был далеко не дураком, даже не доблестным дураком. Я пел песнь о нем столько раз, что уже и не помню, сколько именно, и тем не менее до сих пор никогда не понимал ее истинного смысла.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Ричард.
– Роланд был честным вассалом, – горячо сказал Дени. – То, что он сделал, он сделал не ради тщеславия, но из любви к своему сеньору. Не правда ли? «Я никогда не посрамлю мужество франков», – молвил он. Не о своей чести, но о чести Карла Великого, своего сеньора – вот о чем он более всего заботился. Да, возможно, он поступил глупо. Но человеку надлежит твердо знать одну вещь: как умереть во имя верности. Смерть стоит немногого. Но умереть достойно – о, это опять-таки совсем иное дело.
Он замолк, пораженный собственными словами. У него за спиной раздался одобрительный шепот нескольких рыцарей, ехавших достаточно близко, чтобы расслышать его речь. «Боже мой, – подумал он, – я заговорил как Артур. Должно быть, его блажь заразительна».
Но несмотря на весь свой скепсис, он не мог скрыть восхищения королем. Ричард посмотрел на Дени.
– О, стало быть, ты знаешь, что такое верность, Дени? – мягко спросил он.
Дени встретил пристальный взгляд короля. Внезапно они одновременно улыбнулись друг другу. И он сказал, более легкомысленным тоном:
– Надеюсь узнать, если вы станете моим наставником, милорд.