Чёрно-белый мир. Два ордена

Бамир хотел пойти на войну добровольцем, но его не взяли. Ворон, сейчас, был этому рад, потому что с вероятностью в тысячу процентов, эльф бы не выжил. Иногда маг чётко ощущал энергию погибших за сотню миль, их крик и боль. Ворон был так благодарен Богам, что среди тех голосов нет голоса Бамира.

– Горничная передала мне, что ты сегодня не был дома и я подумал, что нехорошо оставлять друга без моего лучшего вина! – Эльф вошёл в комнату и сел на диванчик возле горящего камина.

Он выдернул мистера Фивза из мыслей и заставил усмехнуться.

В комнате был выключен весь свет, а окно открыто на распашку, впуская долгожданную свежесть. За окном, казалось очень близко, «пели» сверчки, перебивая друг друга, а шелест листьев могучих дубов проникал в самый дальний угол комнаты. В камине, не дотрагиваясь до оставленных на жестянке брёвен, висел магический огонёк. Он не создавал жара, но придавал спальне тот завершающий шарм вечера, который мог расслабить самые скованные мышцы.

– Очень люблю это время дня. – сказал Бамир, устраиваясь поудобнее в глубоком кресле.

Тень от огонька в камине интересно «плясала» на его лице, и он внимательно наблюдал, как Ворон достал два стакана из шкафа и разлил по ним вино.

– Да, очаровательно! – директор сел на соседнее кресло и вытянул ноги к огню.

Они молча пили вино и наслаждались вечером.

– О, Грейс просила передать сигареты. – Бамир достал из кармана брюк пачку и протянул другу. – Этого не хватало на войне, правда?!

Ворон кивнул и достал сигарету. С удовольствием затянувшись, мужчина прикрыл глаза.

– Ты уже видел Китти? Наверное, нет! – это было похоже на утверждение, чем на вопрос эльфа. – Она ждала тебя!

– В этом нет смысла, Бамир! Она наследница престола и ей никогда не разрешат выйти за меня. – маг открыл глаза и повернулся к другу.

– Может быть теперь, после того как ты…убил Белого Демона… – усомнился Бамир.

Ворон замотал головой.

– Я бы не хотел такого для своей дочери! Она достойна лучшего! – директор горько усмехнулся. – До войны я бы тайно женился на ней и мнение окружающих мне было бы безразлично, но сегодняшний «я» не готов жертвовать чьей-то жизнью и судьбой!

– Но, вы любите друг друга! – воскликнул эльф.

В этом был он весь – Бамир был исключен из клана своих сородичей и отчаянно нуждался в любви и поэтому прививал её всем. Он пытался говорить со всеми откровенно, считая, что правда лучше сладкой лжи, но, если та новость, что предстояло выдать, могла «покалечить» Бамир преподносил её со всей жалостью и пытался подбодрить.

– Этого слишком мало! – из рта директора вырвался клубок дыма и поплыл вверх.

Ворон устало спросил.

– Как тебе первый рабочий день?

Бамир усмехнулся и сделал небольшой глоток вина.

– Ты хочешь, чтобы я тебе рассказал свои ощущения или доносил на коллег? – эльф приподнял брови.

Мистер Фивз потёр правую ногу.

– Свои ощущения!

Бамир закивал головой и его ушки дёрнулись.

– Неплохо, дети как дети, хотя в этом году их очень мало. Магия существ изживает себя, а людей, с каждый годом, всё больше. Может, сказывается смешение кровей?

Ворон отрицательно закивал головой:

– Нет, не думаю. Во всём виноваты войны! Людей не отправляют сражаться с демонами, хотя, это человеческий род создал всех нас когда-то.

В комнате Фриды и Миллениум всё ещё горел свет. Девушка-оборотень сходила в столовую и принесла им по яблоку. Соседки устроились на полу, на ворсистом мягком ковре, и накрывшись одеялом, болтали. Окно в их комнату тоже было открыто и лёгкие шторы двигались в такт ветру.

На вид Фрида казалось жёсткой и циничной, в отличии от робкой и скромной Миллы, но это было не так. Оборотень росла в строгой семье, её отец был хорошим воином Империи – преданным и сильным. Эти качества он прививал всем своим семерым детям. То, что их оставили здесь за вознаграждение, Фрида верила. Отец говорил не один раз, что даже хорошая оплата достойной службы не покрывает расходы на такую ораву. Только вот, куда денутся выпускники школы потом? Опять вернуться в родительский дом? Миллу такие вопросы не мучили. Ей казалось, что директор соврал – не могли её любящие родители продать дочь! Ну и что, что денег не было, потому что некроманты отказывались идти на службу Императору и перебивались случайными заработками?!

– Тебе родители говорили, откуда появился Белый Демон? – спросила Фрида, откусывая кусок от яблока.

Сок потёк у неё по подбородку, и она вытерла его пальцем.

– Нет, мы не обсуждали страшные темы! Разговоры о демонах были под запретом! – с ужасом ответила некромант, перекладывая своё яблоко из ладони в ладонь.

Её голос почему-то стал ещё тише, будто мог привлечь на себя беду.

– И тебе никогда не было интересно?! – с удивлением спросила соседка.

– Может быть, немного. – с секунду подумав, ответила девочка.

– Я могу тебе рассказать, если хочешь? Отец нам рассказывал! – во взгляде Фриды был «огонь тайны».

Милла кивнула и легла на бок, внимательно слушая девушку.

– Вообще, у многих есть теория, что Белого Демона призвал Император Нэнси Натт. Будто бы он нашёл способ вытащить этого зверя на свободу из темницы Хаа и заключил с ним сделку. Но, я в это не верю! У Императора и так есть всё, что он мог попросить?! Это всего лишь домыслы. Но, Белый Демон и правда был заточён в темнице и как-то выбрался оттуда. Против него выступили все, кто служил Империи и знаешь, почему войну назвали так? – спросила Фрида.

Миллениум отрицательно замотала головой. Её ночная рубашка просто прилипла к мокрому от страха телу.

– Обычно, есть предел магии и способностей, которые можно применять, но не в этот раз! Белый Демон не реагировал ни на что, будто всё, что применяли против него, проходило как ветер – насквозь. Оборотни не могли прокусить его кожу, а вампиры добраться до сознания. Эльфы бросили все свои силы для борьбы с ним, но демону были не страшны алхимические бомбы. И лишь только Ворону удалось поймать этого зверя. Говорят, все чёрные маги и демоны рождены из одной чешуи с гарпии и пера феникса, в отличии от белых волшебников, рождённых из слезы ангела. Сила мистера Фивза – иллюзия! Но, и боль тоже. Он может сделать так, что тебе будет казаться, что у тебя что-то болит или причинить настоящую боль своим шаром.

При этих словах Милле вспомнилась библиотека и волна жара поднялась по позвоночнику вверх, к затылку.

– Но, иллюзия не проста! – продолжила Фрида. – Дело в том, чтобы сотворить что-то такое, нужна низшая магия: злобная, чёрная, гадкая, словно вода в болоте. Ворон сделал так, чтобы Белый Демон думал, что вновь попал в тюрьму Хаа и его единственный выход – это колодец Афродиты. Он загнал его туда, но перед тем как упасть, зверь рассёк лапой правую часть тела директора и укусил того за щеку.

Фрида замолчала, а Милла думалась над её словами. Ей стало жалко мистера Фивза, и она всплакнула. Слеза скатилась по щеке, к уху.

– Эй, ты чего? – оборотень пододвинулась к ней ближе. – Я тебя расстроила?

– Мне жалко директора. Он – герой, но несчастен. Тем более сейчас, когда с его сестрой такое происходит. Представь, выбраться с войны и оказаться в мире, где всё ещё творится что-то непонятное.

Фрида кивнула и забрала из рук некроманта фрукт.

– Я долго не могу уснуть по ночам, особенно когда целый день тратишь на усмирение шестерых братьев. Иногда, я пробиралась на кухню, где мама накрывала поздний ужин для отца и подслушивала их разговоры. Отец уже стар и его не взяли на войну, но он прибирал тела в том жутком месте и порой беседовал с Вороном и другими. Меня поражало то, как спокойно он говорил о смерти, поедая спагетти или картофель, а потом ложился спать. Утром он вставал на работу и шёл опять разгребать тела. Понимаешь?! – Оборотень уставилась на девушку. – Не думаю, что он был таким чёрствым всегда. Со временем и мы привыкнем к смерти, что бродит рядом и к тому, что возможно, когда очередной Демон выберется из темницы, наши тела будут также уносить с поля боя. Это жестоко, но таков мир! Я хочу, чтобы ты успокоилась и приняла его таким каков он есть. Наша судьба нам не ведома! Первые алхимики, создавая существ, тоже не знали, что их потомки окажутся внизу «пищевой цепочки».

Грейс всё никак не могла успокоится. Исчезновение Адоры и двух артефактов не давали ей покоя, хотя сегодня она так была занята, что вспомнила об этом только к вечеру. Сидя в своей комнате, лисица никак не могла понять почему ей так тревожно. Кицунэ решила навестить брата и наконец посмотреть на цветок, что он растил. Пока они снимали комнату на Пэлл Мэлл, ту затхлую, воняющую мокрым сеном и с кроватями, прогнившими насквозь, перед самым вступлением в ряды учителей Фивзестона, Адора подарила семечко Киото, чтобы тот взрастил его. Лис принял подарок с благодарностью, ведь по древним законам, если белым маг что-то дарит, от этого нельзя отказываться. Долгое время росток никак не хотел пробиваться в горшке, но как только они ввезли свои вещи в школу, цветок наконец показал себя. Грейс говорила, что воздух в той комнате был такой отвратительный, что даже цветы не хотели там жить. Кицунэ осмотрела свою спальню и отметив, что все вещи лежат на своих местах, закрыла её и ушла к брату. Кицунэ мысленно возвращалась в недавнее прошлое и тысячу раз благодарила Адору за шанс вылезли из той клоаки, что находилась женщина с братом. Её исчезновение напугало Грейс, почему-то она испугалась, что сразу же подумала о смерти. Перед глазами лисицы встала кровавая картинка: на берегу реки лежит бледное мёртвое тело, со стеклянными глазами, смотрящими в серое небо, а на теле сотни порезов. Грейс встряхнулась, скидывая с себя плохие мысли и постучалась в дверь. Голос брата, с той стороны, ответил и женщина вошла. Его вещи так и стояли в дорожных сумках, и лисица нахмурилась. Она переступила через пиджак на полу и, взяв одну сумку, поставила её на кровать. Доставая оттуда рубашки и мужские брюки, женщина вдруг замерла, вспоминая слова своей матери:

«Где бы ты не жила, как бы плохо тебе не было, всегда выгляди хорошо и следи за чистотой одежды! Это именно то, что люди и существа видят в первую очередь! Они не видят кашу в твоём желудке, а вот неряшливость заметят!»