– Сиденье стучит по листьям сада, – напоминал он на прощание.
Его сад был бесконечным и вмещал всё; однажды он привязал яблоню к лошади: посыпались конские яблоки?
Мичурин был не тот человек, чтобы с ним крестить детей, но можно было присесть рядом: он представлял фруктовых мужиков (фруктовые мужики не ладили с хлебными человечками: тамбовские против таганрогских).
Анне внушали, что она перешла; она же чувствовала, что она упускает.
Когда она сидела рядом с Мичуриным, и тот поднимал сиденья под купы деревьев, Анна слушала, о чем стучат листья – он же обыкновенно надвое разрывал афишу и одну половину отдавал ей: у него – Грибоедов, у нее – Гарибальди; того и другого представлял Егоров.
Анна чувствовала, что упускает Егорова, хотя в действительности (той), она допускала его – отлично это понимали дети, но не могли взять в толк взрослые (не поминали).
– Кто Егорова помянет, – смеялись, —
Магический глаз Егорова находился на священной горе, сам же Егор Егорович, в представлении Анны, ходил с черною повязкой на лбу.
В детской, утренней версии Пушкин, едучи в Киев, повстречал на дороге не Грибоеда, а Гарибальда.
Гарибальд – микроб свободы.
Грибоед – шлифованный брильянт.
Из Рима писали, что там еще очень холодно; рожать в Италии значило рожать от Гарибальда; рожать в России – от Грибоеда.
Так, пуская качели над деревьями, говорил Мичурин – Ивану Владимировичу не хватало фантазии: одно дело выращивать яблоки —
Холодная римская зима пришла в Петербург: визжавшие в санях дамы отличались безобразием, а кавалеры – глупостью и нахальством.
С усилием Анна отделила Каренина (мужа) от стула.
Запоздалое у нее появилось желание избежать окончательного сближения с Богом.
– Помнишь, я отдавала тебе свой стан в фаэтоне? – проговорила она, задыхаясь от усилия, которого стоили ей эти слова.
Алексей Александрович не ответил; вино было налито.
Анна перешла к мужу.
Глава седьмая. Тяжкая твердость
Было блеснула мысль, но тут же согрело ощущением.
Алексей Александрович Каренин не мог хорошо думать, но умел хорошо чувствовать.
«В Таганроге, – принял он кожей, – замышлялось цареубийство и потому государь скрывался у Крупской под личиною старца Федора Кузьмича!»
Алексей Александрович ездил в Киев и Таганрог просто для того, чтобы его не было дома и Анне легче было бы взять грех на душу: первая женщина, согрешившая с Богом!
Жуткое чувство долга все еще не проходило у нее.
Она то ставила посуду на стол, то снова прятала в буфет.
Она нюхала какой-то бант и перешла на зеленую губную помаду.
Там и здесь в доме устойчивым знаком либо характерным признаком себя проявлял какой-нибудь атрибут, аллегорическая фигура, персонаж, историческое лицо в преходящем, как понимал Каренин, случайном его состоянии.
Где-нибудь на рассвете, выйдя за ненадобностью в отхожее место, Алексей Александрович сталкивался с Ибсеном, Пушкиным, Ипсиланти или им подобными.
– В иные дни, – объяснялась Анна, – к нам приходят великие люди, ангелы —
Ему послышались монголы.
Он знал, разумеется, о коллективном бессознательном, но никогда не ощущал, насколько оно близко.
«Навстречу утренним лучам полки ряды свои сомкнули», – все же подумал он.
И ошибся!
Навстречу утренним лучам именно постель оставила Анна Аркадьевна, решившая вдруг примерить на себя соломенную шляпу, забытую в последнее посещение (тысячелетие) Дмитрием Ивановичем Менделеевым.
Она надела ее задом наперед – и исчезла в зеркале.
Перевернула – и предстала прежней.
«Волнуясь, конница летит!»
Каренина крепило, все дольше засиживался он за запором.
– Он слышал скрип ее корсета-а-а! – неподалеку тенором выводил Пушкин.
Опоздаешь к поезду – не поешь, опоздаешь к обеду – не уедешь: путешествуя, мы больше едим, чем едем.
Отбывая на железную дорогу, в зеркале Анна предоставляла мужу свое правдоподобное отражение – принимаясь за еду, Каренин переносился на большие расстояния.
В отсутствие мужа навещавший Анну Дмитрий Иванович Менделеев оставил в доме кое-какие свои атрибуты: голову быка, жестяные молнии, трезубец, предметы облачения – и Алексей Александрович трогал вещи руками.
Пылало.
Ощущения накалялись, выливаясь в стремления.
Пехота двигалась.
Зарождалась мысль.
Грохотал Пушкин.
Сильно переев за обедом, вместо Киева Алексей Александрович Каренин заехал в Полтаву.
Глава восьмая. Момент приложения