– О Наташе?
– О ней, душе светлой, но горемычной.
– А разве она…?
– Полюбила тебя, добрый молодец! Но на счастье своё не надеется.
– Это почему же? – спросил Гончаров в изумлении.
– Потому, любезный мой Николай сын Александров, что счастье само не приходит. Его добыть надобно! И принести в ладонях ласковых своей суженной. Вот и скажи, ты готов осчастливить сироту Ташеньку?
– Готов! – еле слышно произнёс Николай.
– Мудрое слово! Вот только крепкое ли?
– Крепкое!
– Вот и проверим! – воскликнул Загряжский, наливая рюмки. – Чтоб бедам с напастями ни дна, ни покрышки! За готовность крепкую! За счастье!
– За счастье! – эхом повторил Гончаров.
Выпили. И тотчас Загряжский громко позвал:
– Наталья Кирилловна!
– Да, мои дорогие! – мгновенно откликнулась Загряжская. – Слушаю вас!
– Вот Николай с просьбой к нам обратился!
– Как интересно! С какой же?
– Я? – с недоумением отозвался молодой человек, мучительно стараясь вспомнить, о какой просьбе идёт речь. – Обратился?
– Только что! – бодрым голосом подтвердил обер-шенк. – Он просит руки нашей Наташи!
– Вот как? – в изумлении встрепенулась Загряжская. – Какая честь! Вы сделали великолепный выбор, молодой человек! Сегодня же обрадую Её Величество. Дайте же я вас расцелую! По-родственному.
И, крепко обняв смущённого Гончарова, Наталья Кирилловна трижды его поцеловала.
Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату из дворцового коридора влетела фрейлина Наталья Загряжская. Увидев тётушку, целующую Николая, она остановилась, обвела глазами всех троих и бутылку с двумя рюмками на столе.
– Ой, что тут у вас?
– Да мы, Наташенька, дело важное решаем! – важно начал обер-шенк.
– Вы что же, ничего не знаете?
– Чего не знаем? – насторожилась Загряжская.
– Государь войну объявил… Бонапарту.
* * *
Барабанщики отчаянно забили в барабаны. Трубачи протрубили сигнал. Стоявший на возвышении князь Борис Голицын поднял руку и объявил:
– Его Величество государь император Александр Павлович!
Император вышел вперёд. На плацу всё замерло.
– Любезные моему сердцу павловцы! Нам вновь предстоят большие испытания! Вчера мы объявили войну узурпатору Бонапарту. Теперь российским штыкам и пушкам надлежит развеять в дым миф о непобедимости французской армии. Не посрамим славы Отечества! С нами Бог!
Император размашисто перекрестился. Павловцы дружно грянули «ура!».
Великий Князь Константин повернулся к стоявшему поодаль Сипягину. Тот подошёл. Константин что-то шепнул ему на ухо. Сипягин кивнул и быстро зашагал куда-то в сторону.
Заиграл оркестр военной музыки. Начался парад.
А Сипягин, покинув полковую территорию, заспешил к коляскам.
– Нестор Михалыч! – раздался женский голос.
– Да? – повернулся на зов Сипягин и остановился возле коляски.
К нему подошли мужчина в шляпе, надвинутой на самые глаза, и женщина в шляпке с вуалью.
– Что это вы здесь разгуливаете? – недовольным шёпотом произнёс Сипягин. – Я же предупреждал, строжайше запрещено…
– Тебя разыскиваем, Нестор! – мрачно прохрипел мужчина.
– Зачем я вам? – недовольно спросил Сипягин.
– Насчёт остатка интересуемся! – напомнил мужчина. – Полный расчёт произвести пора! Как договаривались.
– Тише! – Сипягин опасливо покосился в сторону кучера и зашёл за коляску. – Не понимаю, о чём речь! Дело-то не сделано!
– То есть как? – удивился мужчина.
– А так! – Сипягин сверлящим взглядом посмотрел в глаза собеседникам. – Где убиенный? Где, я вас спрашиваю? И сам же отвечу: здравствует!
– Он не жилец! – зло прошептала женщина. – Рука у меня верная! Дни его сочтены.
– Вот когда представится, тогда и сочтёмся!
– Мы так не договаривались! – прохрипел мужчина.
– Больше месяца за нос водите, ваше благородие! – недовольно пожурила женщина.
– Ты вот что, Нестор, либо плати, как обещал, либо…