– Заходим в вагон, молодой человек, – обратилась ко мне Жанна с лицом, не приемлющим никаких шуток.
Утром 29 сентября я сошёл с поезда и направился на автобусную остановку. Моросил мелкий дождь. Температура воздуха была +9 градусов Цельсия. Я накинул на голову капюшон ветровки и закурил. Остановился на краю привокзальной площади, от которой во все стороны отъезжали автобусы и маршрутные такси.
Город казался бессмысленным нагромождением домов. Люди куда-то бежали с озабоченным видом. В этом сером пасмурном пространстве не было ни одной улыбки – только угрюмые лица и тревожные взгляды. Все были одеты примерно в одинаковую одежду: женщины – в женскую, мужчины – в мужскую. Ярких красок вообще не было. Даже плывущие по лужам автомобили были грязно-серого цвета. В наушниках звучала «Monday Morning 5:19», и это был идеальный саундтрек к этому чёрно-белому кино.
– Ну здравствую, моя деревня! – радостно воскликнул я и хотел улыбнуться, но сердце сжалось от безысходной тоски и глубочайшего одиночества.
«Неужели меня здесь никто не ждёт?» – подумал я.
Пока я ехал в автобусе на Тагилстрой, всю дорогу я прикидывал и так и эдак свою дальнейшею жизнь. Я строил какие-то радужные планы и даже улыбался, глядя на мелькающие за окном улицы, мокрые нахохлившиеся дома, переполненные людьми остановки, медленно ползущие трамваи и автобусы. Я улыбался, будто стараясь отогнать мрак, который постепенно окутывал моё сознание.
Я вышел у кинотеатра «Сталь» и побрёл к себе домой, на Матросова 22. У подъезда я встретил бабу с пустыми вёдрами…
– Женщина! Какого чёрта Вы делаете?! – резко спросил я, а она остановилась и посмотрела на меня удивлённым взглядом – обычная баба лет пятидесяти в сером плаще.
– В каком смысле? – спросила она хрипловатым голосом.
– Вы меня просто убиваете своими вёдрами… Куда Вы собрались?
– Да пошёл ты на хуй, придурок! – огрызнулась она и потопала дальше.
– Ничего себе! Она меня ещё и послала… – Я был просто в шоке от этого города.
Нижний Тагил встретил меня неприветливо: типа, какого чёрта ты припёрся? Кому ты здесь нужен? Мне очень захотелось увидеть родителей, но я решил оставить свой визит на вечер. «Приведу себя в порядок, побреюсь, помоюсь, куплю торт», – так рассудил я, но через минуту уже звонил Татьяне из «лифтёрки».
Я мог позвонить с таксофона на вокзале, но взял себя в руки и прошёл мимо. Я мог позвонить от гастронома, у входа которого висел телефон-автомат, но я опять прошёл мимо, собрав всю волю в кулак, хотя два жетона болтались в кармане с самого отъезда.
Перед тем как набрать заветный номер, я покосился на лифтёршу трусливым взглядом, но не смог попросить её покинуть помещение. Мне было очень неловко, ведь разговор мог пойти не в то русло. Где-то в глубине души я надеялся, что она уже уехала в институт…
Я подождал несколько гудков и хотел уже повесить трубку, как вдруг щёлкнули контакты реле и послышался знакомый голос:
– Алло.
– Привет.
– Привет. Я ждала твоего звонка.
– Я приехал.
– Я в курсе.
– Я хочу тебя увидеть.
– Прямо сейчас?
– Как скажешь.
– Приходи вечером. В семь.
– Ты в институт едешь?
– Ко второй паре.
– Погода так себе…
– Будем погоду обсуждать?
– Ну ладно, не смею больше задерживать. Позвольте откланяться и шаркнуть ножкой.
– Увидимся. Пока.
Она повесила трубку, а я ещё долго слушал короткие гудки, пытаясь понять по их тональности метафизику происходящего… «Что бы это значило? – подумал я. – Словно об холодную стенку ударился. Так не встречают любимого мужчину. Раньше она язвила, орала, бросала трубки или становилась неожиданно ласковой, и всё это было понятно… Но что-то случилось за эти три дня, пока я ехал в поезде?»
Я поднялся на четвёртый этаж и открыл дверь – тут же из соседней квартиры появился Дмитрий Григорьевич Поздняков; он словно караулил меня.
– Эдуард! Ебать капать! – заорал Дима с самого порога, как только вывалился в коридор.
Его широкое круглое лицо с выпученными рыбьими глазами напоминало лицо слегка постаревшего пупса; оно было озарено пьяной удалью и весельем. Толстый живот его был на половину обтянут грязно-белой майкой, сохранившейся ещё с советских времен. Словно его автопортрет, на майке был отпечатан олимпийский Мишка, такой же задорный, пузатый и коротконогий.
– Привет, медвед, – сказал я чуть слышно.
Он подошёл ко мне вплотную и окутал меня запахом перегара, селёдки и давно не стиранных портков.
– Мне сегодня сон приснился, и ты не заставил себя долго ждать… Хотя если честно, я думал, что ты уже никогда не вернёшься… Кстати, у тебя тут жилец появился… Вот такая харя… наглая!
– С какой стати у меня тут кто-то живет? – удивился я.
– Какой-то дядька… ходит… со шмоньками… не один… Музыка играет… Телевизор говорит…
– Откуда он взялся?
– Я ему задал такой же вопрос, но он вежливо послал меня на хуй. Он вообще очень культурный, интеллигентный… Настолько… Что хамить ему совсем не хочется… Тем более он мне полтинник занял.
– Послушай, Димон… Ты меня пугаешь! – сказал я с некоторым раздражением и начал трясущейся рукой вставлять ключ в замочную скважину. – Ты какой день уже бухаешь?
– Ты лучше меня спроси, сколько я дней не бухал за последние полгода.
– А может, это был песочный человек? Или господин Коровьев? А физиономия у него была какая? Глумливая?
– Я же говорю – наглая.
Я вошёл в квартиру, а Дима прятался у меня за спиной, выглядывая из-за плеча. Я прошёлся по всем комнатам и заглянул в ванную – никого не было. И вдруг я обратил внимание на трусы, висящие на верёвке и по размеру напоминающие наволочку. Ко всему прочему, на стиральной машине лежала пачка «Camel», который я никогда не курил, и синяя зажигалка «Cricket», а в стакане на полочке – зубная щётка, не моя… У меня засвистело в ушах как при наборе высоты и неприятный холодок аукнулся в сердце.
– Похоже, мы с тобой видим одно и то же кино, – прошептал я, выходя из ванной.
– Этот мужик сильно здоровый? – спросил я.
– Как шкаф, – ответил Дима, почесав затылок.